Великие Спящие. Эпилог. Том 1 - Виталий Валерьевич Зыков

город караван — в очередной раз помимо своей воли похвалив безудержно умного Бу — он направился с совершенно иным настроением. Он не мыслил себя без чародейства, и потому исчезновение угрозы остаться в новой жизни простым смертным воспринял как избавление от непомерно давящего на плечи груза.

Как тут не радоваться-то?

Вот только сразу приступить к тренировкам он тоже не мог — следовало как можно скорее убраться из города, где у местной знаменитости на него имелся большой зуб — и, вопреки своему желанию, Бримс на долгую седмицу вновь вернулся к статусу бесправного и незаметного носильщика. Лишь когда нанявший его купец добрался до соседнего оазиса, где располагался крупный торговый пост, лишь тогда он смог попробовать поработать со свежеобретённым Даром. Правда, для этого пришлось снять лачугу на самой границе с пустыней и смириться с риском визита каких-нибудь бандитов, но Бримс уже настолько истосковался по магии, что забыл и о жадности, и об осторожности.

— К хфургу всё! Я хочу колдовать!! — в очередной раз озвучил своё желание Бримс, едва переступив порог вонючей, кишащей клопами хижины и с трудом заставив себя присесть на край жутко грязного табурета.

Раньше он скорее запалил бы данную халупу с четырёх углов, чем выбрал бы её в качестве ночлега, но времена изменились. И после возрождения в теле городского дурачка — да будет проклят Айрунг десять тысяч раз! — его терпимость к антисанитарии вернулась к уровню беспризорного детства.

Во всяком случае Бримс так думал до той поры, пока из заменявшего здешнюю постель вороха грязных тряпок не выскочила здоровенная крыса и не попробовала в прыжке укусить его за руку. После чего наносное благодушие некогда первого «чистоплюя» Семи Башен куда-то улетучилось, и он на одной лишь эмоции сначала заставил мерзкую тварь осыпаться ворохом праха, а затем обратил в пепел и её гнездо.

— Это было… неожиданно! — пробормотал Бримс, отходя от внезапной вспышки колдовского гнева и несколько обеспокоенной изучая состояние собственного Дара.

Вроде бы ничего опасного не случилось — наоборот, крохотная искорка магического таланта после столь интенсивного использования стала сравнима с пламенем свечи — но и совсем уж бесследно для Бримса чересчур активная волшба тоже не прошла. Тело ослабело, в мышцах появилась мерзкая дрожь, а перед глазами и вовсе замелькали мелкие мушки.

Бросаться заклинаниями направо и налево определённо было рановато.

— Бу чего-то ни хфурга больше не умный! — пробормотал Бримс с досадой, смахивая выступивший на лбу холодный пот и пытаясь понять, почему он вообще вдруг поддался чувствам.

Раньше такого не было. Раньше он всегда отличался высочайшим самоконтролем и был способен даже в определённой степени сдерживать влияние магии Тьмы на свою личность, что в принципе считалось невозможным. Как вдруг такие изменения.

Интересно, таковы последствия возрождения в новом теле или… есть иные причины?

Бримс, который так мечтал всю последнюю седмицу о том, как займётся колдовством, отодвинул недавнюю страсть в сторону и глубоко задумался. Интуиция многоопытного чародея в голос кричала, что здесь есть какой-то подвох. Но вот какой именно… этого он пока понять не мог!

Вроде бы мощь заклятий хоть и низкая, но в пределах ожидаемого — увы, все навыки надо тренировать практически с нуля. Также нет проблем с интеграцией Дара в тонкое тело. Процесс практически завершился и со дня на день можно будет, при наличии возможности, поглотить ещё один кусочек былого могущества. Ну и наконец, смерть никак не повлияла на сродство со Стихиями, а значит не придётся переучиваться, и Бримс сможет пройти по уже проторенной дорожке к Силе…

Проклятье, вроде бы всё хорошо, всё как надо, однако ощущение какой-то неправильности в глубине души не только никуда не уходит, но лишь становится ещё крепче!

Что не так-то⁈

Бримс настолько глубоко задумался, что перестал обращать внимание на окружающую обстановку. Его больше не волновали грязь, мусор и вонь, даже безопасность отошла на второй план — все мысли оказались сосредоточены на вскрывшейся проблеме. И это была вторая, совершённая за последний час, ошибка. Потому как граница с пустыней — не то место, где можно забывать об осторожности.

— Говорю тебе, тут этот богатенький ублюдок! Больше негде ему быть!! — донеслось снаружи, и Бримсу поначалу даже в голову не пришло, что речь идёт именно о нём.

Всё-таки уж кем-кем, а состоятельным человеком он себя сейчас никак не считал. Для того, кто раньше свободно обращался с сотнями драхм, несколько жалких монет в кошельке уж точно не казались чем-то значительным или достойным упоминания. Однако он забыл, что так думали далеко не все. И наличие у жалкого носильщика качественных штанов, куртки и потёртого кошеля, кое-кому вполне может показаться приметами тайного «богача».

— Уверен? — с сомнением спросил хриплый бас.

— Точно тебе говорю! — принялся увещевать его гораздо более писклявый собеседник. — Здесь обычно Даз-сопля ночует, а сегодня я его у входа в курильню видел — он вышибале деньги совал…

— И что? — продолжил сомневаться бас.

— И то, балда! Значит деньжата у него появились. И кроме как от сдачи своей халупы взять ему их неоткуда, — презрительно бросил «пискля». Но видимо понял, что перегнул с оскорблением палку, и тут же зачастил: — Короче чего тянуть? Выбивай дверь, и сам во всём убедишься!

Последнюю фразу невидимый Брамсу командир произнёс с совершенно иной интонацией. Так что он смог почти сразу опознать в нём мелкого прощелыгу, встретившего их караван на въезде в торговый порт и предлагавшего всем желающим услуги гида. Тогда он тоже говорил быстро и донельзя услужливо, однако так стрелял по сторонам вороватыми глазёнками, что был немедленно награждён оплеухой от старшего охранника и изгнан прочь.

И вот теперь оказывается, что кое-что для себя интересное мерзавец таки разглядел!

«Сука! Как же не вовремя-то,» — с досадой мелькнуло в голове у Бримса, и это была единственная эмоция, которая вспыхнула в тот момент у него в сердце.

Возвращение магии, пусть даже здесь и сейчас после убийства крысы ему почти недоступной, одарило его тем уровнем уверенности, на котором встреча с парочкой громил больше уже не казалась чем-то опасным. Поэтому не было ни страха, ни даже испуга — одно только раздражение из-за глупой помехи на пути реализации великих планов. Так что когда после чрезвычайно могучего удара вообще-то открывающаяся наружу дверь вместе с косяком рухнула внутрь лачуги, Бримс не только не впал в ступор, но молниеносно вскочил на ноги