Абарат: Первая книга часов - Клайв Баркер

Она внезапно очутилась в кромешной тьме, где не было ни шороха, ни всплеска, ни единого проблеска света, ничего. Тьма и тишина.

Кэнди больше не чувствовала под собой сиденья глифа. И Шалопуто рядом не оказалось. Она убедилась в этом, вытянув руку. Кэнди парила в густой тьме, в пустоте, без какой-либо опоры, без возможности прикоснуться к чему-нибудь.

И тут она вдруг услыхала знакомые звуки. Дождь. Капли, струи, потоки дождя.

Эти звуки, хотя они и доносились откуда-то издалека, подействовали на нее удивительно ободряюще. Чем бы ни оказалось это темное пространство вокруг, если здесь идет дождь, значит... значит, все еще может закончиться хорошо. А через несколько секунд до слуха Кэнди долетел другой звук. Нет, даже не один.

Биение двух сердец.

Кто-то еще был с ней в этом кромешном мраке. Совсем, совсем рядом.

Она хотела было окликнуть: «Кто здесь?» — но язык почему-то отказывался ей повиноваться. Все, что ей оставалось, — это ждать и прислушиваться к биению двух сердец и шуму дождя.

Однако Кэнди не было страшно. Стук сердец и плеск дождевых капель вселяли надежду...

И тут к двум этим уже ставшим для нее привычными звукам присоединился третий. Который она меньше всего ожидала услышать в этом волшебном, загадочном месте. Звук голоса ее матери.

— Ты уж побыстрей, пожалуйста, Билл! — сказала Мелисса Квокенбуш. — Я долго не выдержу!

Голос ее доносился откуда-то издалека. Но Кэнди было ясно, что сейчас их с матерью разделяет вовсе не расстояние, а что-то другое. Какая-то плотная преграда.

— Слышишь, милый? Не оставляй меня одну здесь надолго.

«Здесь?» — пронеслось в голове у Кэнди. Что Мелисса Квокенбуш хотела этим сказать? Неужели она тоже очутилась на Двадцать Пятом Часе? Разумеется, этого не могло быть. А кроме того, в голосе матери звучало что-то такое, чего Кэнди никогда прежде в нем не слышала. Голос этот принадлежал женщине значительно моложе, чем та Мелисса, какой Кэнди видела ее в последний раз, когда мама посыпала пряностями мясо. И вот еще что: когда, интересно, в последний раз мать обращалась к отцу «милый»? Да с тех пор прошли годы и годы!

И тут — удивлению Кэнди не было границ — послышался ответ отца.

Голос его, как и Мелиссин, доносился до Кэнди словно сквозь какую-то преграду. Но она без труда уловила не свойственные отцу мягкость и заботливость.

— Обещаю, что не стану мешкать, дорогая. Держись! Я вернусь через пару минут.

— Может, лучше мне пойти с тобой? — сказала Мелисса.

— В твоем положении, детка? — с нежностью возразил Билл Квокенбуш. — Не думаю, что это стоящая мысль. Там так зябко, бррр. Будь умницей. Оставайся в машине и закутайся поплотней в одеяло. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я уже вернусь. Я тебя люблю, ягненочек.

— Я тебя тоже, барашек.

Ягненочек? Барашек? Кэнди не верила своим ушам. Ей никогда не доводилось слышать, чтобы родители называли друг друга такими нежными прозвищами. Даже в далеком детстве. Может, она успела об этом забыть? Вряд ли. Уж ягненочка и барашка она бы запомнила. Она почувствовала неловкость, словно шпионила за родителями, словно приоткрыла завесу над их тайной жизнью, о которой никому, кроме них самих, не следует знать. Пусть даже эта жизнь закончилась когда-то давным-давно, когда они оба были молоды и влюблены друг в друга. Вероятно, еще прежде...

— Прежде, чем я родилась на свет, — пробормотала Кэнди. На сей раз язык ей почему-то полностью повиновался, и она произнесла эти слова хотя и не громко, но совершенно внятно.

И даже получила ответ.

— Верно, — произнес женский голос во тьме где-то впереди нее. Это была вовсе не ее мать. Женщина произносила слова с легким абаратским акцентом. Голос ее звучал мягко и ободряюще. И немного лукаво. — Ты еще не родилась.

— Не понимаю.

— Мы просто решили, что тебе необходимо получить хотя бы некоторое представление о собственном прошлом, — сказала другая женщина. Голос у нее был немного выше, чем у первой. — Тебе следует узнать, кем ты была, прежде чем стать той, кем тебе суждено быть.

— Но вам-то откуда известно, кем я была? — недоумевала Кэнди. — И кем я должна буду стать? Да и вообще, кто вы такие?

— Вопросы.

— Вопросы.

— Вопросы.

Обе женщины звонко рассмеялись. К ним присоединилась третья. И вот уже все трое предстали перед изумленным взором Кэнди в слабых проблесках света, прорезавшего мрак. Посередине и немного ближе к Кэнди, чем две остальные, находилась самая старая из женщин. Лицо ее покрывали глубокие морщины, а волосы, заплетенные в две косицы, были белыми, как снег. Но, несмотря на свой более чем почтенный возраст, держалась она необыкновенно прямо и выглядела элегантно. А еще казалось, что годы не властны над ее телесными и душевными силами. Старая женщина была полна энергии, сверкавшей во взоре темных глаз и разливавшейся по всем сосудам ее лица и тела — так молнии бороздят вечернее небо.

Женщины, стоявшие слева и справа от старухи, были гораздо моложе, хотя Кэнди затруднилась бы определить их возраст с точностью до десятилетия. Помимо дружелюбия, с которым все они взирали на Кэнди, было в их лицах еще что-то неуловимое, изменчивое, неопределенное.

Сквозь кротость и добродушие удлиненного лица самой молодой из трех, с коротким ежиком волос на голове, нет-нет да и проглядывало что-то дикое, отголоски какой-то буйной, необузданной стихийной силы. А третья, чернокожая, смотрела на Кэнди с загадочной, не поддающейся определению полуулыбкой. В волосах ее сверкали едва различимые разноцветные искры, а глаза, казалось, вобрали в себя все отблески луны и звезд с ночного неба.

Такими они и предстали перед Кэнди, три женщины, три загадочные, переменчивые души: одна — несущая в себе сверкание молний, другая — с отблесками ночного неба в черных глазах, и третья — подвластная стихийным, диким и древним силам природы.

Кэнди не испытывала перед ними страха, только любопытство. Кэнди была заинтригована. Она успела уже привыкнуть к подобным ощущениям здесь, в Абарате, и знала, как себя вести перед лицом тайны. Следовало смотреть и слушать. Рано или поздно она получит ответы на свои вопросы. Ну а если нет, значит, так тому и быть. Значит, ей не следует всего этого знать. Эту истину она тоже постигла здесь, в Абарате.

Женщины представились ей одна за другой.

— Я Диаманда, — сказала старшая.

— Я Джефи, — сказала дикарка.

— А я Меспа, — сказала та, в чьих глазах сверкали отблески ночных звезд и луны.

— Мы сестры Фантомайя, — добавила Диаманда.

— Фантомайя?

— Шшш! Потише! — предостерегла ее Джефи, хотя Кэнди готова была поклясться, что говорила не громче их. — Мы нарушили закон, призвав тебя сюда, на Двадцать Пятый Час. Но настанет время, когда тебе придется здесь очутиться, чтобы выполнить свою миссию. Очень важную миссию.

— И мы решили, что ты должна заранее здесь побывать, — сказала Меспа.

— Чтобы знать, к чему тебе быть готовой, когда ты снова окажешься тут, — кивнула Диаманда.

— Вы, судя по всему, совершенно уверены, что я сюда вернусь, — полувопросительно произнесла Кэнди.

— Так и есть, — улыбнулась Диаманда. — Тебе предстоит совершить очень важное дело. В будущем.

— Если только наше предвидение верно, — вздохнула Меспа. — Иногда бывает непросто знать наперед все, что должно случиться.

Кэнди задумалась над их словами. То, о чем говорили три женщины, вовсе не казалось ей невероятным. Если нога ее единожды ступила на Двадцать Пятый Час, то почему это не может повториться, когда она лучше поймет самое себя и выяснит: зачем она здесь, в этом удивительном мире?

— Я бы хотела больше увидеть и узнать об этом острове, — сказала Кэнди, вглядываясь в окружающую тьму.

— Ты точно этого хочешь? — спросила Меспа.

— Да-

Женщины обменялись вопросительными взглядами, словно не были уверены в своей готовности выполнить ее просьбу. Но сомнения их вскоре рассеялись. Кэнди поняла это, когда в воздухе вокруг нее с удивительной быстротой замелькали картины и образы. Это было похоже на стремительное перемещение серебристых рыбок в прозрачном ручье. Поначалу скорость, с которой эти видения сменяли друг друга, не позволяла ей как следует в них вглядеться и она улавливала только самые яркие и масштабные фрагменты: белоснежную башню, огромное поле желтых цветов, кресло на голубой крыше и человека в золотистом одеянии, сидящего в этом кресле. Но вскоре глаза привыкли к мельканию, и Кэнди удалось разглядеть яснее многие из картин, даже самые мелкие их детали.

Большинство картин, открывшихся взору Кэнди, были такими насыщенно яркими и объемными, что у нее от непривычки стало пощипывать глаза и слегка закружилась голова. Ну а кроме этого ослепительного буйства красок, кроме непривычных линий и форм ее потрясло количество сменявших друг друга видений. На каждую из картин, которую ей удавалось рассмотреть, приходилось по тысяче, нет, по десятку тысяч тех, на которые она не успевала взглянуть даже мельком, даже краешком глаза. Что же ей удалось увидеть?