Прыжок над пропастью - Питер Джеймс

Так что же ему остается? Она либо нарочно не звонит ему, либо ей запрещает муж. Первый вариант Оливер отбросил сразу.

Остается муж. Подонок, который контролирует ее жизнь, который одержим ею, который бьет ее. Либо он что-то с ней сделал – может, где-то запер, – либо…

О самом плохом даже думать не хочется.

Оливер отпил воды из стакана, стоявшего на столе. Внизу его ждет красивая молодая женщина. Два года назад у нее появилось безобидное белое пятнышко на подушечке большого пальца руки; сейчас руку ампутировали. Она хочет, чтобы он помог ей победить рак, перед которым пасовали все врачи, лечившие ее прежде. Ради нее он обязан быть сильным. Он обязан быть сильным ради всех своих пациентов – и ради Ли, особенно когда он вернется в Америку с телом Харви. Наверное, тогда ему придется призвать на помощь все свои силы.

Ты нужна мне, Вера, ты так нужна мне прямо сейчас!

И мне не нравится твое молчание. Оно слишком громкое. Вопиющее.

84

В 15.17 пополудни доктор Джонатан Мамфорд, дежурный врач в больнице «Харли-Девоншир», стоял над кроватью леди Джеральдины Рейнс-Райли и заполнял свидетельство о смерти. В графе «Причина смерти» он записал: «Менингоэнцефалит вследствие септицемии».

Через полчаса после того, как дежурный врач вывез тело на каталке вниз, в ледник, служивший временным моргом, из служебного входа больницы вышел врач-стажер, живущий при больнице, Джейсон Риллетс, двадцати одного года. Пройдя несколько сот метров, он остановился в дверях и огляделся. Убедившись, что его не видно из окон больницы, он вытащил из кармана мобильный телефон, купленный специально для таких случаев.

Звонил он журналисту по имени Уилл Арнольдсон – тот подружился с ним пару лет назад. Довольно беспутный тип, смуглый, смазливый на южноевропейский манер, увлеченный всякими темными делишками. Он больше походил на негодяя из фильмов про Джеймса Бонда, чем на газетного репортера.

Арнольдсон был «вольным стрелком» и сотрудничал со многими изданиями. У него имелись обширные связи в высшем обществе. Отчасти он зарабатывал на жизнь тем, что поставлял сплетни в разделы светской хроники. Он платил Риллетсу по тридцать фунтов за истории, которые происходили с богатыми и знаменитыми клиентами клиники «Харли-Девоншир» – разумеется, при условии, что истории можно было пустить в печать. В последний раз Джейсон Риллетс скормил репортеру лакомый кусочек две недели назад; история появилась в разделе новостей журнала «Хэлло!».

– Имя леди Рейнс-Райли что-нибудь тебе говорит? – спросил Риллетс, озираясь по сторонам.

– Да, очень ценный кадр, – ответил Арнольдсон. – Очень и очень ценный кадр. Что там с ней произошло?

Риллетс рассказал.

Как обычно, Арнольдсон вытянул из него больше, чем он, Риллетс, собирался поведать. Репортер сразу сообразил: из гибели леди Джеральдины можно раздуть отличный скандал; надо только, фигурально выражаясь, нарастить немного мяса. Из сырья может даже выйти два разных материала; если Джейсон не против, можно подать историю под двумя различными углами зрения. Тогда он получит вдвойне.

Джейсон не возражал.

85

– Он звонит уже во второй раз, – сказала Люсинда. – По-моему, вам стоит с ним поговорить.

На столе у Росса стоял контейнер фирмы «Молу-Орелан». В контейнере было девяносто семь капсул. Три штуки лежали на столе. Прочно зажав одну капсулу щипчиками, он просунул иглу шприца в зазор между двумя половинками и ввел в капсулу то же крошечное количество кетамина, какое только что осторожно ввел во все остальные.

– Во сколько у меня завтра операция? – спросил Росс, вытаскивая иглу и разглядывая капсулу на свет, а затем бросая ее в контейнер.

– В одиннадцать. Вы специально просили не назначать ничего раньше. Пришлось повозиться.

– Как по-вашему, нужно мне идти на похороны леди Рейнс-Райли?

Последовала пауза, затем резкое:

– Зачем?

– Ну… я ведь ее оперировал. – Затем он уныло прибавил: – Из чувства долга?

– Не думаю, что появиться на похоронах пациентки, которая умерла после операции, хорошая мысль.

– Вы правы, – сказал Росс. А про себя подумал: «О чем я, черт побери, думаю? Может, у меня крыша едет? Пусть себе катится в ад». – Как вы думаете, может, послать цветы?

– Ни в коем случае. Вам необходимо держаться как можно дальше от всей этой истории. Пусть ваше имя не связывают с ней. – Помолчав, секретарша привела последний довод: – Все равно ведь вы ее не любили. С какой стати посылать ей цветы?

– Из вежливости. – Росс проверил количество жидкости в шприце и зажал щипчиками следующую капсулу.

– Вы ответите на звонок? Сержант уголовного розыска Ансон. Он ждет.

– Соедините.

Зазвонил звонок, и в холл с лаем выбежал Распутин. Следом бежал Алек, крича:

– Мама вернулась! Мама вернулась!

– Вряд ли, мой милый.

– А вдруг?

Бабушка быстро выглянула из окна библиотеки, чтобы проверить, кто стоит у двери. Она всегда настороженно относилась к чужакам и не спешила открывать им дверь.

На дорожке стоял незнакомый ей синий внедорожник, а на крыльце – высокий мужчина в приличном костюме, которого она никогда раньше не видела.

Подойдя к входной двери, Маргарет из предосторожности накинула цепочку и только потом повернула в замке ключ. Когда она приоткрыла дверь на несколько сантиметров, Алек высунул наружу любопытную мордочку. С виду мужчина выглядит совершенно нормально, и стрижка нормальная, но какое значение имеет внешность в наши дни?

– Чем я могу вам помочь? – спросила она.

– На пять часов у меня назначена встреча с миссис Рансом. – Голос приятный, говорит с американским акцентом.

– Встреча?

– Да, мы договорились в понедельник.

– Простите, а кто вы такой?

Он протянул ей в щель визитную карточку. Она прочитала:

«Дон Росслин, начальник отдела исследований. „Молу-Орелан фармасьютикалз“, филиал „Молу-Орелан корпорейшн“».

На карточке значилось два адреса, один – в Лондоне и один – в Беркшире. Она вернула карточку незнакомцу.

– Миссис Рансом сейчас нет, – заявила она.

– Как «нет»? – удивился посетитель.

Решив, что мужчина не похож ни на насильника, ни на вора, Маргарет закрыла дверь, сняла цепочку и снова открыла дверь – пошире, держа Распутина за ошейник.

Мужчина тут же опустился на одно колено и принялся гладить собаку.

Алек сказал:

– Мама плохо себя чувствует, она в больнице. Но папа говорит, что скоро она вернется домой.

Продолжая гладить Распутина, мужчина удивленно переспросил:

– Она в больнице?

– Видите ли, моя дочь не совсем здорова.

Мужчина встал.

– Извините. Собственно говоря, потому-то я и приехал. Она включена в программу клинических испытаний лекарства, которую проводит наша компания. Мы испытываем новый препарат и надеемся, что он ей поможет.

– Я все знаю, – кивнула мать Веры.

– А сейчас мы проводим, так сказать, плановую проверку. В понедельник я разговаривал с миссис Рансом, и мы договорились о встрече. По ходу испытаний мы изучаем действенность препарата; после краткой личной беседы с каждым из пациентов мы, как нам кажется, можем добиться усиления положительного эффекта. Связана ли ее госпитализация с болезнью Лендта?

Бросив исподтишка взгляд на внука, словно не зная, стоит ли ему слушать, она ответила:

– Да.

– Мама скоро поправится, правда, бабушка?

– Конечно, милый, а этот симпатичный джентльмен ей помогает. Пойди посмотри телевизор, а я с ним поговорю. Хорошо?

Алек нехотя ушел на кухню.

– Болезнь прогрессирует, – сообщила мать Веры. – Мы считаем, ей стало хуже потому, что она обманывала нас и не принимала лекарство. У нее очень независимый характер.

– Но сейчас она принимает лекарство?

– О да.

– Тем более я должен ее повидать. Если пациент не принимает лекарство, мы получаем неверные данные. Мы стремимся к абсолютной чистоте эксперимента. Только так мы в конце концов сумеем помочь страдальцам победить их недуг. Пожалуйста, скажите, в какой больнице она лежит? Вы знаете адрес?

– Он записан в блокноте на кухне, – сказала мать Веры. – Сейчас принесу.

Через пять минут Оливер Кэбот вывел свой синий «джип-чероки» из ворот поместья «Литл-Скейнз». Странно быть здесь, странно разговаривать с матерью Веры: мать и дочь похожи, но вместе с тем такие разные! Должно быть, в молодости ее мать была очень красивой; у нее стройная фигура, как у Веры, и маленький прямой носик, но она совсем не похожа на дочь – и разговаривает совсем иначе.

Проехав несколько сот метров по аллее, он свернул вбок и сверился с автомобильным атласом.

Больница? Вера, милая моя, неужели состояние ухудшилось за одну ночь?