Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

страшное. Все на базе знали, что Венду приходится убивать шпионов, отлавливаемых в горах на объектах. Может, поэтому в его глазах и был сумрак, когда он не насмешничал, а сам он был одинок и нелюдим, по сути. Он не любил местных настолько, что не скрывал своего космического расизма, мало с кем был близок из коллег и жил как монах. Исключением и была его любовь к красивой одежде. Он сидел с равнодушным лицом и ожидал действий Антона, даже не глядя на убийцу Голубики. Убийца же неявно, но следил именно за Вендом и не обращал особого внимания на Антона. Вероятно, он понимал, кто тут главный и от кого будет зависеть его участь. Или же и его занимал, как и Антона, необычный плащ? Но он не сводил с Рудольфа глаз, и Антон заметил тень эмоции в безразличных глазах незнакомца, похожую на ненависть.

— Чего пялишься, падаль?! — грубо сказал ему Венд. — Если бы от меня ты зависел, стал бы ты тут прохлаждаться! Глаза бы выжег, чтоб не пялился на кого не положено! — И грязно выругался на матерном языке, вряд ли и понятном местному подонку. Его неожиданная злость встряхнула Антона. Поразил гулкий инфернальный мат, о существовании которого он, конечно, знал, но слушать подобные речевые обороты приходилось редко, как редко приходилось подолгу бывать в подземном военном городе. Ругань всегда больно, почти физически резала уши, так казалось ему. Он даже открыл рот для благой отповеди, чтобы объяснить шефу разрушительное воздействие брани прежде всего на самого сквернослова, удивляясь, как он может этого не знать. И столкнулся вдруг с искренним любованием в глазах Рудольфа.

Тот мгновенно считал его реакцию на сквернословие, и ему это понравилось, как и вообще нравился сам Антон. Рудольф отлично понимал, что Антон не способен никого убить, и никто не имел права принудить его к ликвидации человека, пусть и преступника. Только смятённое состояние самого Антона лишало его ясности и трезвости мысли, чтобы понять жестокую игру шефа над собою. Его психологический циничный тест, который он навязал доверчивому молодому «ксанфику» — ботанику, завербованного им на службу в качестве будущего космического десантника. То, что это являлось игрой за гранью, самому Рудольфу вовсе не казалось, поскольку он считал, что держит эту грань как раз под контролем. И ему вовсе не хотелось обнаружить в добром и симпатичном парне готовую поспешность к убийству, пусть и твари, только по недоразумению имеющей облик и повадки человекообразного существа. Не хотелось, чтобы разрушились самые наилучшие его представления об Антоне, как произошло это в случае с таким же тонко-организованным по виду Олегом, совершившим свою первую расправу над диверсантом в горах самовольно и без всякого расследования.

Антон понял задумчивость шефа по-своему, расценил её как собственную выбраковку из числа тех, кто годен к нелегкой службе в Космической Армии.

— Зачем ты нанёс удар? Месть? Грабёж? Или ошибка? Смысл злодеяния твоего, в чём он? — он постарался придать своему голосу металлическое звучание, а лицу суровость, а уж насколько это у него получилось, Антон судить не мог. Рудольф неожиданно подмигнул ему, что Антон воспринял как знак одобрения и несколько сбросил напряжение в себе.

— Нет, — ответил убийца, глядя на Антона всё также спокойно и внимательно, — я её не знал. Жалею. Некто вытащил меня из тюрьмы самого низшего уровня — уборка руин. Я не знаю кто, зачем. Начальник мне сказал: Уходи! Ты теперь нужен кому- то наверху. И указал рукой вверх. Это был человек, давший мне много денег. Он всё объяснил. Я хотел сбежать. Но понял, не получится. И отказаться я не мог. Бесполезно, не я так другой. Девушка была обречена по любому.

— Как он выглядел?

— Старик. Глаза страшные. Блестят как у демона.

— Урод? Мутант?

— Нет. Это было нечто иное.

— Что?

— Отказаться нельзя.

При этих его словах Венд откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, будто устал от вида убийцы. Потом, глядя исподлобья и пронзительно вперившись в лицо трольца. Обычно он так делал, желая что-то выведать или навязать свою волю, — Как выглядел старик?

— Старик и старик.

— Ну, какой? Худой или толстый, высокий или низкий?

— Обычный. Старый и засушенный. Тот, кто много страдал. — Человек вперился опять в лицо Венда без всякого страха и будто ждал его реакцию на свои слова. Нельзя было отделаться от чувства, что дразнит.

— Не понимаю! — произнёс Рудольф свою фразу на русском. — Как это понять? — спросил он у Антона.

— Что? — не понял его Антон. Венд молчал и о чём-то думал.

— Вы что-то поняли, шеф?

— А ты? — но было очевидно, что он знает нечто, неизвестное Антону.

— Я ничего не понимаю, — признался он, наконец. — Но и к чему теперь? Будешь его убивать?

Месть — развлечение дикарей

— А что с ним делать? — у Антона внезапно нервно задрожали руки, ему стало холодно, и он как ребёнок спрятал их за спину от внимательного Рудольфа. Человек не мог понимать их речи, но он понимал, что речь идёт о его участи.

— Я отдам тебе деньги, — обратился он к Антону, — отпусти меня в тюрьму.

Антон встал и отвернулся, держа в руках оружие, холодное и безразличное ко всему. Волевым усилием он подавил паническое желание бежать отсюда, как будто казнь грозила ему самому.

— Могу ещё другое предложить, чтобы ты смог удовлетворить свою месть. — Рудольф нажал на сегмент собственного браслета. Открылась маленькая панель в стене, за нею скрывалось ещё одно хранилище ручного оружия.

— Выбирай, Антуан. Лёгкая смерть этому шершавому псу слишком большая милость. Возьми это, — он указал на ствол, узкий и блестящий. — Он успеет всё прочувствовать, как луч будет разрезать ему шею, и умрёт не мгновенно. А так слишком просто. — И он кивнул Антону на оружие.

— Разве смерть может быть простой? Любая? А потом?

— Роботы скинут его в шахту, где его труп будет уничтожен без остатка. В расщелине в горах.

— Месть — развлечение дикарей. Должен быть какой-то другой выход.

— Ну, ну. Это уже любопытно. Придумай, а я, возможно, и соглашусь.

Убийца сполз с кресла и уже стоял на коленях перед Антоном.

— Не убивай! — и глаза его плакали.

— Встать! Не ползай ты! — Антон попятился от человека, упавшего на колени, словно был он каким-то рабом из древности, а сам Антон таким же древним владыкой его. Он ощутил тошнотворное чувство, глядя на заметный кадык человека и то, как он движется под его красно-коричневой кожей, осознавая, что не может убить человека, видя его глаза, пусть и такого. Как только что