Дорога домой - Галина Гончарова

— Он лучше многих людей, — отрезала я. — Ему бы и в голову не пришло меня шантажировать!

— Только внушать тебе…

— Он этим не занимается, — брезгливо отмахнулась я. — Прекрати это, наконец! Если ты уйдешь отсюда, я тебя не трону. Обещаю. И Директору не скажу.

Кан сверкнул на меня голубыми глазами.

— А ты ему и так не скажешь. Ты еще не поняла?

— убьешь меня?

Мне было откровенно любопытно. Но в зверское убийство себя — Каном верилось плохо. Отелло из него был, как из меня — бодибилдер.

— может, и убью. Если заставишь.

— Брошусь в ноги и буду умолять меня убить?

Ирония не дошла до места назначения.

— пойдешь со мной — останешься жива.

— Не пойду — помру в страшных мучениях. Ясно. А что меня ждет, если пойду?

Видимо, Кан принял мой вопрос за согласие. Или нет? Кто его знает, что творится в мозгах у психа. Он подался вперед, схватил меня за руку и горячо, прерывисто заговорил.

О чем?

Разумеется, о своих чувствах.

Следующие пять минут я слушала, как Кан увидел меня в первый раз, что и сколько он при этом почувствовал, как его чувство переросло в паранойю, простите, великую любовь, как эта любовь переросла в еще более великую, и данная величина выдавила из головы несчастного все остальные мысли, а потом добралась и до спинного мозга. Потому что заварить такую кашу, попытаться угробить моего супруга, а потом выкладывать все это мне можно было только в одном случае — вовсе мозгов не имея. Даже костных.

Больше, чем на пять минут меня не хватило.

Я закатила глаза и от души выдала:

— Как ты мне надоел!

Оборванный на полуслове маг поперхнулся. И пары минут мне хватило. Я аккуратно ухватила его за нос и предложила показать Москву.

Лучше пусть сразу прибьют, чем такое всю жизнь выслушивать и мучиться!

Кан взвыл, выдернул нос из моих пальчиков и ухватил меня за руку.

— Значит, так?!

И тут же получил свободной рукой по уху, а ногой — под колено. Что-что, а драться меня элвары научили.

— Еще и не так, — я добавочно пнула его в пах.

Кан схватился за нежное место и пополз на пол. Ну да, такой удар — он и для магов тяжел. А я задумалась. Будь это Дирмас. Или как-то по-другому, в бою, в драке… но вот так, убивать слабого, скулящего и держащегося за… тестикулы — противно.

А что делать?

Ума не приложу.

— Скотина ты, Кан, — в сердцах сказала я. — А все могло быть так хорошо!

Позвоню сейчас, такси вызову — и пошел он в задницу! Я полезла в карман за телефоном. А вот отводить взгляд не стоило.

Потому что в следующий миг мой старый друг ударил. Всей силой. В меня. И я даже не успела защититься. Да и сил не было.

Колени подогнулись, и я медленно рухнула лицом на пол.

На груди что-то жалобно хрупнуло…

Последними искорками сознания я еще успела подумать — ведь была же защита…

И наступила темнота.

***

Кан оглядел тело женщины.

Любимой.

Единственной.

Самой невероятной.

Почему так, Ёлочка!?

Он опустился на колени перед телом девушки.

Она лежала на животе, неловко подвернув руку, темные волосы рассыпались по полу, и из-под них выглядывало чуть заостренное ухо.

Элварионская мода!!!

Гнев вспыхнул с новой силой и мужчина сжал кулаки.

— Зачем ты так с нами!? Почему ты не хотела признать, не желала видеть, слушать, дать нам хотя бы один шанс… теперь поздно!

Для всего поздно.

Он бил наверняка, не мог промахнуться. И ничего на ней не было, никакого щита, это-то он знал… ощутил бы…

— Ёлочка…

— Убери от нее руки, мразь! Голос был ледяным и страшным. Но вспомнить, кому он принадлежит, Кан не успел. Оного взмаха меча хватило бы. А тут в него ударили все разом. Тёрн, Керрон, Винер…

Металлические нити, секрет гномов, сверкнули холодным светом. Одна опоясала грудь, одна оплела ноги, одна захлестнулась вокруг шеи. Элвары проделали все так согласовано, словно были одним целым, одним живым организмом.

Потоком хлынула кровь. Ярко-алая.

Но Тёрн не обратил на это никакого внимания.

Он опустился на колени рядом с телом женщины и крепко сжал ее руку в своих ладонях.

Катя ахнула от ужаса.

— Она… не…

— Что ты, — отмахнулся Винер. — Дышит — значит, жить будет!

— а откуда ты…

— Ну я же слышу ее дыхание… Так что не волнуйся. Помощь прибыла вовремя.

***

Голова болела.

Тело тоже ныло. Но стоило мне открыть глаза — и я увидела супруга сидящего рядом. Фиалковые глаза сияли.

— Живая. Я так за тебя волновался, если бы ты знала!

Тёрн поднес мою руку к губам и поцеловал, словно на светском приеме.

— Хвала Великому Лесу, Кан весьма предсказуем.

— Что было в амулетах? — уточнила я.

— Один был якорем для телепорта. Стоило ему разбиться — и мы смогли перейти к тебе. Кан только-только смирился с мыслью, что убил тебя…

— Я помню, что он ударил. Но…

— Это поглотитель. Сразу он все захапать не смог и тебе тоже досталось. Ты упала в обморок — и Кан принял это за смерть. Пульс пощупать он не догадался.

— Болван.

— Просто мы успели раньше.

Я фыркнула.

— Это хорошо. А что с моими родителями?

— Живы и здоровы немного волновались за тебя, но им меньше досталось. Они почти ничего не помнят. Им даже память подтирать не надо.

— гора с плеч.

Я довольно улыбнулась.

— А как они друг к другу?

— Кажется, они поняли, что жизнь коротка. И не собираются больше тратить ее зря. Они стали больше ценить и понимать друг друга. Так что от Кана сплошная польза.

— А…

— Мертв. Окончательно и бесповоротно.

— Туда и дорога. Встать поможешь?

Мне очень надо было… по личным делам, подумать о судьбах мира.

Тёрн рассмеялся — и подхватил меня на руки.

— Отнести?

— Сама дойду. Пусти!

— Ни за что! — заявил элвар. Но на ноги меня поставил. — Пойду, посмотрю, что у нас есть покушать. Да и ребят надо обрадовать.

Когда я, чистенькая, умытая и завернутая в здоровущий халат, вышла из ванной, на плите шкворчала яичница с колбасой, помидорами и сыром, на кухне суетилась Катя, а за столом восседала вся честная компания. И как только втиснулись — всемером?

Тёрн тут же притянул меня к себе на колени.

— Эй, я требую равноправия и личной тарелки!

— Тарелку — пожалуйста. А равноправие — это не ко мне. Я — тиран и деспот, ты не в курсе?

— Не-а. Настоящий живой тиран?

— Более чем. Вопреки всяким интриганам.

Я потерлась носом о шею супруга. Хорошо, что можно просто подумать — и меня услышат.