Абсолютная гарантия - Борис Иванов

Несфирату выскочил из своей машины, как чертик из коробки. Должно быть, он с нетерпением ждал, когда Рыбак удалится на достаточное расстояние.

– Такое дело, шеф... – заговорил он торопливо, просунув голову в салон градовского «найтфлайта», – Мои ребята уже потолковали там, в пансионе, с охраной... Фигня получается – в «Сакуре» какому-то япошке репу снесли. Ночью. И снес ее тип, который на входе предъявил ксиву на имя Максимова, то есть того самого парня, который на самом деле Гай Дансени... Тут нескладушки выходят Мы-то точно знаем, что ночью Дансени дрых в «Заставе». А всего хуже то, что ксива-то его у нас была. В работе...

Градов уставился в пространство перед собой. Потом спросил коротко:

– Это точно, что по той самой ксиве?

– Точно, шеф! Гадом буду...

– Мы в дерьме, ребята! – коротко оценил ситуацию Вась-Вась, – В полном дерьме!!!

Некоторое время инспектор Руттен молча созерцал шляпу комиссара Роше – мокрую и понурую. Шляпу проклятый лягушатник водрузил прямо на его письменном столе. Насладившись созерцанием этого предмета в полной мере, он поднял взгляд на самих виновников предстоящего действа.

Сами эти виновники виноватыми, впрочем, не выглядели. Роше, как всегда, смотрелся добродушно-рассеянным моржом, а Дорн сохранял на украшенной здоровенным синячищем физиономии выражение преисполненного достоинством внимания к вышестоящему начальству.

– Я не хочу заниматься сейчас вопросом о вашем страннейшем упущении, господа, – начал он со сдержанным укором в голосе. – Тем более что вы клятвенно обещали исправить сложившуюся ситуацию в течение суток. Сейчас не время для детальных разборок совершенных ошибок. Я вынужден был срочно оторвать вас от дел для того, чтобы ознакомить с поступившим к нам распоряжением высшей инстанции. Оно касается непосредственно операции, проводимой нами. Извольте ознакомиться.

Он протянул Роше листок распечатки. Тот, по своему обыкновению, проделал всю, положенную по сценарию, серию магических действий с трубкой и очками и углубился в чтение довольно короткого текста. Покончив с этим занятием, он молча передал листок Дорну.

Тот реагировал на прочитанный текст куда более бурно.

– Я п-прошу, – напряженно произнес он, возвращая бумагу инспектору, – дать мне б-бумагу и п-перо.

– Зачем это? – удивленно воззрился на него Руттен.

– П-по старой традиции заявления об отставке пишут на бумаге, инспектор. От руки.

Дорн был бледен так, что «фонарь» его стал казаться совсем черным.

Брови инспектора полезли вверх

– Потрудитесь, однако, объясниться... Почему вы вдруг собираетесь сделать столь... э-э... радикальный шаг?

– Да п-потому, что это, – Дорн указал на прочитанный листок, – бесчестье. Было бы бесчестьем с моей стороны выполнять подобные распоряжения. Мы обещали этому человеку, что не выдадим его ни федеральным структурам, ни... На других условиях он не пошел бы на сотрудничество с нами.

Руттен смотрел на Дорна довольно оторопело.

– Я... – возмущенно произнес он, – Я уж и не знаю, как назвать вашу выходку... Прежде всего, о каком сотрудничестве с Дмитрием Шаленым может теперь идти речь?! Да, я дал согласие на невыдачу этого взломщика, хотя и был изначально против этого. На Квесте по нему тюрьма плачет, но Квесте мы его не выдали. Мы его даже не содержали под арестом. И каков же результат? Он – он, а не мы – нарушил нашу договоренность и, фигурально выражаясь, «расписался» в этом на вашей физиономии...

– Простите, инспектор, но делать такое заключение еще рано! – запальчиво возразил Дорн. – Кроме того, как же нам быть с юридической автономией Террановы?

– Знаете... – развел руками инспектор. – Вы удивляете меня сверх всякой меры. Что до юридической автономии, то вам лучше меня должно быть известно, что она не распространяется на прямые распоряжения Федерального Директората. – Руттен встал из-за стола и прошелся взад-вперед по тесноватому кабинету. – Поистине не понимаю, – пожал он плечами, – причину вашей... э-э... симпатии к этому уголовнику. Но, принимая ее во внимание, попрошу вас учесть, что мы сдаем его не для предания суду и не для немедленного заточения. Этот человек интересует научные и военные круги Федерации главным образом в связи с его участием в экипаже того самого звездолета Предтечей, о котором...

– Ничего хорошего ни ему, ни его друзьям по экипажу от этих кругов не перепадет, – возразил Дорн. – Кроме того, речь идет не о том, что ждет Шаленого после выдачи его федералам, а о цене нашего слова. Я повторяю свою просьбу – мне необходимо написать...

Физиономия Руттена побагровела.

– Свое вздорное заявление вы напишете после того, как посадите потерянного вами арестанта за решетку! – резко отрубил он, – А сейчас извольте исполнять свои обязанности! Вы ведь, кажется, были недовольны, что я вас задержал на пару минут?

– Да, мы очень торопимся... – признал Роше, поднимаясь со стула. – Нас ждет вертолет.

Он было уж повернулся к двери, но вовремя вспомнил про свою шляпу. Подхватив ее со стола, он описал своим головным убором некую кривую, означавшую прощальный жест.

Дорн ограничился тем, что отчеканил «Честь имею!» и отвесил шефу короткий поклон-кивок.

Руттен некоторое время смотрел на захлопнувшуюся за Роше и Дорном дверь. Потом он покачал головой, вздохнул и, усаживаясь за стол, пробормотал себе под нос:

– Не знаю, в чем тут хитрость, но если федералы получат своего Шишела, то я, наверное, стану Папой Римским...

На «Снежной» царила тишина. Напряженная, полная ожидания тишина. Закат давно миновал, и теперь только разноцветные луны Террановы лили свой тусклый свет на снежные склоны окрест.

Шишел нервно листал свою потертую гадальную книгу. На этот раз неведомый биограф двух непримиримых спорщиков поведал ему:

«Частенько неожиданности – и чаще всего неприятные – поджидали обоих небезразличных мне учителей жизни на путях их судеб. На что каждый из них имел свою точку зрения. «Неожиданность, – говорил бывало добродетельный Бонни, – есть напоминание Господне о нашей невнимательности к окружающему нас бытию. Ибо для невнимательного раба божия и наступление после лета дождливой осени бывает неожиданным, а для человека, внимательного к тем приметам, что посылает нам Судьба, и лихой разбойный налет бывает предначертан, ожидаем и встречен должным отпором».

На что злобный Грогги всякий раз возражал: «Лишь то в нашей жизни благо, что явлено нам неожиданно, ибо если все, что посылает тебе Судьба, ожидаемо, то это значит, что поставило тебя Провидение в скучный пыльный угол и заставило подряд раз за разом перечитывать скучную притчу. В таком случае – поищи за собой грех, за который удостоился такого наказания, и постарайся оный преодолеть».

«Вот только неожиданностей нам и не хватает», – зло пробормотал Шаленый.

– Если можно, – прошипел ему Гай, – не шуршите бумагой. И не шлепайте губами, когда читаете...

– Время-то подходит, – еле слышно проговорил Шишел, глянув на часы. – Где ж его черти носят?.. И вдруг замер.

– Ти-ха! – прошипел он.

Снаружи – с пологой лестницы, ведущей на занесенную снегом танцевальную площадку, – отчетливо слышались уверенные шаги.

– Отступаем в подсобку, – все так же шепотом распорядился Шишел. – А там посмотрим.

Смотреть-то как раз и не приходилось. Из приоткрытой двери кладовой не было видно ровным счетом ничего, кроме царившего в кухонном блоке полумрака. Точнее мрака. Почти полного.

Прошелестела открывшаяся дверь ресторана. Вошедший не спеша прошел по залу и направился именно на кухню. Звякнул чем-то пару раз и – судя по произведенному звуку – присел в кресло шеф-повара. Снова наступила тишина.

Шишел прикидывал в уме – ждать ли дальнейшего развития событий, или, не мудрствуя лукаво, повязать и допросить спутавшего ему все карты типа – благо он теперь под рукой.

Гай прислушивался к тишине. Ему показалось, что из внешнего мира в их убежище все-таки просачивается какой-то звук. И звук этот, похоже, приближался. Потом стих.

Но тишина была недолгой.

Что-то брякнуло в зале. Что-то зашуршало...

«На Копперхеда не похоже, – прикинул в уме Гай. – Коппер бесшумен, как барс. А это крыса какая-нибудь Или нетопырь здешний... Но так или иначе, ожидание вроде кончилось».

Да, ожидание кончилось. Вовсе не крыса и не случайно залетевший киликили шебуршился в зале. Это был Додо. Тщательно старавшийся не прихрамывать и не постанывать, накачанный анальгетиками, транквилизаторами и психоэлеваторами, одетый в новый – снова немыслимой раскраски – пиджак и повязавший новый – снова от руки расписанный – галстук старина Додо. Свой «фольксваген» он оставил на стоянке «Клуба альпинистов», метрах в трехстах ниже «Снежной», отделенной от него невысоким скалистым гребнем, а к месту встречи прибыл на взятом для этой цели напрокат почти бесшумном мини-снегоходе, смахивавшем больше на детский самокат.