Твердь небесная - Юрий Рябинин

А спустя несколько месяцев Шарль Анри Годар, подполковник, двадцати восьми лет, объявился в Париже собственною персоной. Все знакомые уже похоронили его. Сам император очень опечалился, когда узнал о гибели своего свитского офицера. А он, оказывается, жив и даже вполне невредим.

Разумеется, на войне полно самых невероятных случайностей. И не было еще, наверное, такой войны, начиная с Троянской, когда в доме родном не объявился бы всеми похороненный Одиссей, чтобы не воскресал кто-нибудь после нее – этой войны. И во всех почти подобных случаях, так же как и в случае с царем Итаки, их «воскресение» доставляло кому-то какие-то неудобства. Действительно, положивший живот на войне – это герой. А вот воскресший – это уже не герой, а в первую очередь претендент на наследство погибшего. То есть на свое же наследство. Которое, как правило, уже кем-то примечено, а то и вообще прибрано к рукам.

Когда Шарль вернулся в Париж, он нашел должность свою занятою. Но это еще полбеды. Хуже было то, что для военной бюрократии он сделался крайне неудобным явлением. Он видел, как за улыбками чиновников скрывается озабоченность от такой нечаянности. А в некоторых случаях его принимали и с откровенно постными лицами: ах ты жив… а как все хорошо уже устроилось…

Если бы Шарль стал униженно просить этих чиновников дать ему приличное место, они наверно что-нибудь ему и подыскали бы. Но просить их Шарль не стал. И вообще, некоторые его знакомые заметили странную перемену, произошедшую с ним. До китайской войны все знали его как человека, главный интерес которого состоял лишь в устройстве собственной карьеры. Ради карьеры он мог пойти на смерть. Но ради нее же он не погнушался бы и согнуть спину перед кем следует. Да, таков он был прежде. Но теперь – и многие это с удивлением отмечали – его как будто перестала интересовать карьера. Во всяком случае, он не просил за себя в кабинетах. Он входил туда, как к своим должникам. А когда, побывав в двух-трех местах, Шарль понял, что в нем особенно-то никто не нуждается, в очередном и последнем кабинете он попросту хлопнул дверью.

Но даже и после этого для него не все еще было потеряно. Прежние его заслуги и членство в ордене позволяли ему, в обход бюрократов-чиновников, напрямую обратиться со своею нуждой к первому французу.Разумеется, это и означало согнуть спину.Но в данном случае и самому большому гордецу это сделать было совсем не зазорно. Ведь перед кем! Но Шарль не предпринял ни малейшего усилия, чтобы хотя бы напомнить императору о себе. Больше того, он не воспользовался случаем, когда в Тюильри сами вспомнили о нем. Через какое-то время, после его неожиданного возвращения, когда императору доложили, что известие о гибели Шарля не является верным, Их Величество пожелали видеть этого бессмертного Годара. Адъютанты тотчас кинулись разыскивать Шарля. Они привезли ему бумагу с приглашением прибыть в указанный срок во дворец. Бумагу Шарль взял, но во дворец не пошел.

Это был уже совсем необыкновенный поступок. Так мог поступить либо по-настоящему слабоумный, либо человек, ни в чем не нуждающийся, совершенно независимый и оттого презирающий весь этот пошлый и лицемерный свет. Но всем было хорошо известно, что Шарль отнюдь не состоятельный, а значит, и вполне зависимый человек. Следовательно, причиной его столь странного поведения остается только одно – слабоумие. Недаром с ним история какая-то вышла в Китае. Вот и нашла блажь на молодца. Так решили в свете.

А очень скоро Шарль доставил новый повод для пересудов, воспринятый всеми уже как естественный порядок вещей. Ведь должен же он был сделать что-то неожиданное по уму своему скудному. И он сделал. Пожив какое-то время в Париже, Шарль вдруг уехал… в Китай.

Вот было радости-то в салонах, где знали Шарля. Новость обсуждалась на все лады. Уехал в Китай! А что еще от него можно ожидать! Aliene! [20]Все распродал. Самый орден свой в заклад отнес! Кто-то придумал пошутить, что-де Годар поехал навестить собственную могилку. Все с удовольствием пересказывали эту шутку. Особенно потешались над ним в тех домах, куда перед войной Шарль едва не вошел как член семьи. Все эти бароны и виконты, чаявшие когда-то иметь его в зятьях, благодарили теперь судьбу за непопущение им такового несчастья.

Не возвращался Шарль довольно долго. И в Париже мало кто уже из его бывших знакомых вспоминал об оригинальном Годаре. А когда он, наконец, вернулся, то узнать в нем прежнего Шарля было совершенно невозможно. Настолько он переменился. Теперь из Китая вернулся совсем другой человек. Не то что в первый раз. Он и с лица сделался другим. Будто состарился лет на десять. Великолепная шевелюра его побелела. Глаза приобрели этакое прозрачно выплаканное выражение, какое бывает у схимников-ортодоксов. Но еще большие перемены произошли в его характере. Он стал очень нелюдимым и апатичным. Никакие прежние ценности больше его не интересовали. Ничто не радовало и не заботило больше его. Он снял насколько возможно дешевую комнату в предместье и поступил служить кондуктором в почтовые поезда. Ему не было и тридцати пяти, а его уже стали называть папаша Годар.

Как-то незаметно, само собою, он сошелся с хозяйкой, у которой квартировал в мансарде, довольно привлекательною вдовицей лет сорока. Они поженились. И папаша Годар сразу сделался многодетным отцом. Потому что жена его имела троих детей от первого брака. А вскоре у них родился еще и сын Терри.

Бремя ответственности за семью наполнило жизнь Годара каким-то смыслом. Он значительно воспрянул духом и даже помолодел, то есть стал выглядеть сообразно своему возрасту. Душевная рана от таинственного китайского приключения стала постепенно зарубцовываться. Он с удовольствием занимался с детьми. Заботился о благополучии дома. И если бы иногда его не посещали черные мысли о несостоявшейся прежней жизни, о катастрофе, выпавшей на его долю, он был бы, пожалуй, и счастлив. Тем нехитрым мелкобуржуазным счастьем, с которого и началась его самостоятельная жизнь и выше которого ему не следовало бы и подниматься. Может быть, он прожил как раз не свою судьбу. А его судьба – это домик в предместье, четверо детей и добрая пожилая женушка.

Лет через пятнадцать папаша Годар и сам остался вдовцом. Приемных своих детей он выделил по совести, насколько это позволяло невеликое их с женой состояние. А с младшим Терри он никогда не расставался. Он дал сыну образование. И, разумеется, не военное. Он опекал его по ту пору, пока сам Терри не сделался вполне самостоятельным. Когда родился Паскаль, старый Годар совершенно освободил сына и невестку от забот о ребенке, предоставив им заниматься иными всякими важностями. А с Паскалем они сделались самыми добрыми, самыми нежными друзьями. Паскаль никому не был так предан, как деду, ни с кем не был так доверителен. Решившись жениться на Клодетте, он прежде посоветовался именно с дедушкой, а затем уже рассказал родителям о своей невесте.