Дети индиго. Кто управляет планетой - Геннадий Белимов

– Конечно, хочу! Но все-таки, о чем были сны?

– Ну, например, частая ситуация... – задумалась на мгновение Надежда. – Ты оказываешься в каком-то помещении, сидишь за столом и не знаешь элементарного: кто ты? что ты? зачем здесь? И начинаешь выруливать из этой ситуации, как бы приходить в себя, я так это квалифицирую. Будто мы в какой-то момент можем потерять память... Или, нередко, жизнь на развалинах, и мы должны спасать кого-то. Иногда сразу задается вводная: такая-то страна, такой-то год, должны сделать то-то и то-то. Годы могли быть разные – и минувшие, и будущие. Чаще речь идет о выживании. Естественно, и о самоспасении. Если ты сам не выживешь, ты, разумеется, никого и не спасешь. В принципе моя задача, чем я чаще занималась, и, видимо, в том моя склонность – организовывать людей, группы, призывать к действиям. Но если не находилось какого-то лидера, значит, этим лидером становилась я сама. Вынужденно. Но я не люблю эту роль. Иногда все же приходилось ее исполнять. А если был лидер, то я должна была помогать ему.

– Были только земные сюжеты или инопланетные тоже?

– В основном только земные. Были разрушения, очень много войн. И исторические, когда играющие были на лошадях, с пиками и саблями, но были и современные. Например, с немцами во Второй мировой войне. Однако были и совсем современные, с современным оружием, БМП, танками. Правда, в том возрасте я не очень-то концентрировалась на этом, но сами стрелять – стреляли. Я до сих пор не знаю цели обучения. Но в моей жизни случалось уже столько игровых локальных конфликтов, землетрясений и войн, что я, глядя на нашу теперешнюю жизнь и сегодняшний страх перед террористами, прихожу невольно к заключению, что весь ужас у нас еще впереди. Конкретно меня в Сети учили оказывать первую помощь, успокаивать толпу, организовывать жизнь на развалинах, служить посредником между конфликтующими сторонами. С позиций сегодняшнего дня я не вижу ничего удивительного – это очень нужные навыки! Но «школа» была в конце 1980-х годов, когда о конфликтах не шло и речи. Все чаще я спрашиваю себя: что ждет нас? И молюсь, чтобы «знания» мои мне никогда не пригодились.

Иногда игровые видения преследовали меня потом как навязчивый кошмарный сон. Знаете, мне до сих пор снится сон про падающий самолет. Три-четыре раза в год – обязательно. Очень реалистичный. Самолет падает на дома, а я бегу и начинаю вытаскивать всех этих раненых, горящих. Жутко, вонь такая, мне плохо, но я их упорно вытаскиваю, вся в крови и гари... И никак не могу проснуться. Для меня это как реальность. После такого сна я бывала вся разбитой, два дня не могла ничего делать, все валилось из рук. Я считаю, что это какое-то последствие, прошлое. Но если будущее, то – не дай бог! А люди во снах... Были и русские, но много и иностранцев. Иной раз специально ставят задачу: выработать общий план, несмотря на то что мы не знаем общего языка. Я почему и стала изучать языки – чтобы лучше понимать людей из наших снов. Я же не знала, сколько эти игры продлятся.

– Получается, если случится какая-то заварушка, то нас, Россию, это не минет? – допытываюсь я.

– Я все равно продолжаю настаивать, что это не имеет отношения к нашему будущему. Хочу так! – Надежда строго, но и как бы с мольбой смотрит на меня и долго потом молчит. – Я вспомнила! – удивляется она сама себе. – Были и инопланетные сюжеты в наших снах. Например, мы вели спасательные работы на Марсе. Вы первый, кто поднял в своей книге проблему, почему нас не пускают на Марс. Среди «ролевых» игр была одна, посвященная восстановлению Марса после темпоральной катастрофы, то есть связанной со временем. Нами создавался двойник планеты в одном из наиболее устойчивых хронопластов. Этот «второй Марс», параллельный, удаляется от нас во времени все больше, так как раскол возрастает. Мы искали уцелевших марсиан и запихивали их в космические корабли. Они были треугольного типа, как бы поставленные на одну из граней. Правда, это преподносилось нам как игра для подрастающего поколения, и в ней может не быть ни слова правды. Но меня поразило, что вы в своей книге вообще упомянули об этом. Среди нас, играющих, ходили слухи, что во всем виноваты земляне, которые в будущем изобретут темпоральную бомбу (изобретая лишь машину времени) и повезут ее испытывать от Земли подальше – на Марс. И что нынешнее деление на прошлое-настоящее-будущее – тоже отголоски той катастрофы. Правда, сама я воспринимаю сей тезис за чистую фантастику. Нам еще говорили, что нас, землян, на Марс никогда не пустят.

– А как выглядел Марс физически? Пустыня, горы или зеленый?

– Там, помню, были каменные города, очень старые. Похожие на какие-то аулы, с домами, где вместо окон какие-то вертикальные щелочки, узкие. Наверное, из-за сильных ветров. Растительности не было совершенно. А про новый Марс помню, что там была степь и росла зеленая трава. Только трава. Но нам надо было уходить. Было интересно посмотреть, что там будет, но нам говорили наши кураторы, что это не наш мир, и я уходила с сожалением – ведь никогда не узнаю, каким стал параллельный Марс. Руслан говорил мне, что в XXI веке люди изобретут темпоральную бомбу, пытаясь изобрести машину времени. Не знаю, откуда он это взял. Возможно, у него сохранилось из тех снов-игр. Руслан один из тех, кто кое-что все же запомнил. По крайней мере, лучше, чем мой муж. Мы иногда с ним так и разговаривали-вспоминали: «А помнишь, берег моря, где тропа уходит прямо вверх?» – говорил он мне. А я вспоминала: «Там еще мостик ажурный и направо высился особняк?..» То есть мы дополняли иные сны-видения, вспоминая одну и ту же ситуацию. Так было не раз. Кстати, хотите взглянуть на ребят из нашей группы? – Надежда полезла в сумочку и достала несколько черно-белых фотографий.

На них были молодые симпатичные юноши и одна девушка. Один чернявый, по всему видно, Равиль. Другой, Руслан, очень напоминал мне молодого Николая Еременко, артиста, сыгравшего главную роль в «Пиратах XX века» – такая же густая шевелюра, похожие черты лица. И очень симпатичной выглядела сама Надежда – улыбчивая, задорная, с развевающимися непослушными локонами... «А вот мой будущий муж», – указала она на высокого юношу с густой шевелюрой. «Интересно... все такие заметные, незаурядные ребята, – подумал я про себя. – Словно нарочно выбирали. Не может быть, что здесь вмешались «темные»...»

– Почему вы полагаете, что с вами общались представители темных сил? – возвращаюсь я к беспокоящей меня мысли.

– В основном потому, что ОНИ говорили, что не входят в КОН – коалиционный отряд наблюдателей. Вот я и думала, что раз ОНИ не входят туда, значит, словно отщепенцы, значит, ближе к «темным». Понимаете, ОНИ не раз утверждали, что ОНИ инопланетяне и подобных цивилизаций очень много. Но те, которые создали Сеть, – там представители нескольких цивилизаций. ОНИ ведут свою программу, не согласованную с большинством, с КОН то есть. Тогда, в 1980-х, была еще угроза ядерной войны и все боялись. Горбачеву удалось снизить накал страха и недоверия друг к другу. Я однажды даже спросила, неужели будет атомная война? Мне ответили: нет, не будет. Но существовало мнение – не наше, не земных людей – стереть нас с лица Земли и начать все сначала. Те, с кем мы общались, отстаивали право поменять нас, людей, таким образом, чтобы развивать в нас творческий потенциал. То есть готовить из нас поэтов, музыкантов, художников, писателей, и тогда все будут заниматься творчеством, а не тем, чтобы убивать друг друга. Это была ИХ программа, но не все с этим, как я поняла, были согласны.

– Нет, Надя, мне ОНИ вполне симпатичны, и зря вы думаете о НИХ плохо, – подвел я некий итог. – Убери из нас, людей, ген жадности, а от него в нас и агрессивность, и зависть, и предательства, – мы бы давно уже вошли в космическое содружество цивилизаций. Нас боятся – вот в чем все дело! Мы, как дикарь с дубиной, – непонятно, чего от него можно ожидать. Как бы я хотел, чтобы кто-то из могущественных быстрее занялись нашим перевоспитанием!..

– Я тоже, если откровенно, не считаю их «темными», – сказала Надежда. – Я много хорошего почерпнула от их обучения. Например, после тех снов я научилась неплохо рисовать, причем удаются даже портреты. Но технология рисования удивительна: я вижу на листе бумаги белые линии и начинаю их обводить, и получается портрет человека. Эти линии невидимы для других, только я их различаю. Это качество проявилось еще в то время, в 1980-е годы, но сохранилось до сих пор. Иногда хочется кого-то нарисовать, поздравить, скажем, с днем рождения, и всякий раз я боюсь, что вдруг не увижу этих линий... Нет, пока вижу! Рисую при этом карандашом.

– Развивать эту способность дальше не пробовали? До профессионализма художника?

– Зачем? Дар богов чаще всего бесполезен, как все подарки богов...

– Вам после окончания небесного колледжа выдали нечто вроде диплома, свидетельства?