Великий Ганнибал. «Враг у ворот!» - Яков Нерсесов

В глазах у иберийки потемнело. Она ощутила резкую боль в животе и под грудью: стрелы пронзили и… алую «змейку» и… сине-зеленую «птичку»! Прекрасное лицо Имильки стало восковым; взор помутился, лишь глухой стон вырвался из побелевших уст и, запрокинув голову, она упала навзничь, застыв без единого слова, без единого движения…

Тяжелораненая, истекающая кровью, бесстрашная испанка лежала на опушке. Легионеры наклонились над телом упавшей, пытаясь разузнать, кто она и что ей нужно в столь ранний час поблизости от находившегося на военном положении Рима. В ответ бедная жертва их меткой стрельбы только хрипела, она не могла произнести ни слова. Смертельная бледность уже разливалась по чертам ее прекрасного лица; губы синели, руки и ноги немели…

Быстро обыскав девушку, караульные нашли у нее секретное послание Ганнибала к его шпиону в Рим. Ожесточенные неоднократными поражениями от Ганнибала, легионеры грязно надругались над ее остывающим телом. Затем уже полумертвую Имильку распяли на дереве, прибив кольями кисти рук и ступни ног, и бросили в лесу – мучительно дожидаться спасительной смерти…

Вместе с Имилькой погиб и… ее ребенок от Ганнибала, которого вот уже три месяца она носила под сердцем. Ни алая «змейка», ни сине-зеленая «птичка», ни тем более «черная бабочка» не защитили его: у них было другое предназначение – эротическое… сексуальное… любовное, наконец!

Но не будем кощунствовать над божьим даром! Таинство зачатия, дети – это святое! Пунийскому полководцу не суждено было этого узнать, Имилька скрывала от любимого, что скоро он станет отцом, надеясь сообщить ему радостную весть после возвращения из Рима. Но судьбе это было не угодно…

Так случится, что Ганнибал никогда не узнает, как и при каких обстоятельствах погибла столь преданная ему душой и телом Имилька. А с ней и реальная возможность стать отцом, о чем он не ведал! Он лишь смутно догадывался, что с ней что-то случилось, если она не вернулась с этого опасного задания.

Вряд ли он любил ее! Любил бы, не послал бы в логово врага! Скорее, чисто по-мужски привязался, привык, и «пошло и поехало». Так с сильным полом бывает: он, как правило, любит уход, заботу, ласку и… «все остальное»! В общем, ППЖ…

К его чести следует признать, что Ганнибал всячески старался выяснить ее судьбу, но следы ее бесследно исчезли…

Шла ужасная, затяжная война. Военное лихолетье ломало человеческие судьбы, унося жизни многих тысяч, десятков тысяч людей, мужчин и женщин, стариков и детей. Не пощадила судьба и Имильку…

…В час ночи со стороны Аппиевой дороги в Рим въехал через Капенские ворота всадник, закутанный в плащ, хоть как-то защищавший его от дождя, который лил уже несколько часов без перерыва, затопив улицы города. Всадник и его скакун выглядели измученными: оба были в поту и забрызганы грязью…

Миновав ворота, лошадь, пришпоренная всадником, продолжала мчаться во весь опор. И еще долго было слышно, как удалялось и, наконец, затерялось вдали эхо от звонкого топота копыт по булыжной мостовой…

Вскоре конь проскакал по Священной улице и остановился у малоприметного дома. Дома, где жил Квинт Фабий. Всадник соскочил с коня и, схватив бронзовый молоток, висевший у двери, несколько раз сильно ударил им. В ответ раздался лай собаки – без сторожевого пса не обходился ни один римский дом…

Через несколько минут диктатор Рима уже знал, что несколько часов назад на одной из дальних застав по Аппиевой дороге была задержана женщина-гонец. При досмотре в подошве ее сандалии обнаружили секретное письмо от Ганнибала к некоему Марцию, обитавшему неподалеку от Капитолийского холма. Ему надлежало в условленный день организовать в Риме беспорядки среди рабов в поддержку наступавшей пунийской армии…

Так главарь заговорщиков, проживавший в Риме два года, карфагенский шпион, был схвачен. Римляне отрубили ему руки и отправили в лагерь Ганнибала, чтобы тот убедился в провале своих планов. А вот ближайшие подельники шпиона были казнены: распяты на крестах.

Надежда на организацию восстания рабов в Риме не оправдалась…

Впрочем, это всего лишь легенда, в которой, судя по всему, быль витиевато переплелась с небылью…

Старый Квинт Фабий отличался не только тщательно скрываемым тщеславием, но безграничным терпением и крайней осторожностью. Эти качества его характера сыграли огромную роль в его поведении на посту всесильного диктатора. Молчун от природы, он никого не ставил в известность о своих шагах по спасению Отечества. Он не стал укреплять городские стены и защищать мосты, о чем говорилось ранее. Он начал с того, что впечатляюще продемонстрировал всем свою исключительную власть, появившись верхом на коне в сопровождении 24 ликторов, которые несли перед ним атрибуты власти – фасции – связки прутьев с воткнутыми в них топориками. Они символизировали его право применять как телесные наказания, так и смертную казнь. Потом Фабий спокойным голосом потребовал от римлян новых налогов и вербовки на военную службу. Закон запрещал диктатору ехать верхом даже во время кампании, но Фабий обратился к сенату с просьбой разрешить ему в виде исключения обзавестись конем, для того чтобы лучше контролировать общую ситуацию вокруг армии и местность возможных боевых действий. Сенат, учтя всю неординарность ситуации, пошел навстречу диктатору и даровал ему такое право. Когда Квинт Фабий отправился верхом на север, чтобы собрать и привести остатки войска Гнея Сервилия, он приказал уцелевшему консулу, чтобы тот распустил своих ликторов (тому полагалось лишь 12!), сбросил с себя тогу и встречал его на Фламиниевой дороге, как обычный смертный – пешком. «Проштрафившийся» Сервилий не посмел ослушаться: все в Риме знали, что со старым Фабием штуки плохи, тем более, когда он во власти!

Вскоре под началом Фабия оказалась армия, чья подлинная численность осталась, правда, нам неизвестна. Если одни исследователи полагают, что он смог «поставить под ружье» около 32 тыс. пехоты и 6 тыс. конницы, то другие склонны считать, что это были два легиона, прикрывавших Рим, еще два легиона, недавно набранных Фабием, и пехота Сервилия. В то же время боевые качества войск Фабия вызывали немалые сомнения. В ней было довольно много «ветеранов» поражения при Треббии, а значит, их военный опыт был отнюдь не лучшего свойства. К тому же почти не было кавалерии, которую нумидийцы Одноглазого Пунийца почти поголовно уничтожили при Тразимене и Ассизи. Вполне естественно, что настоящей боевой спаянности в рядах римлян не наблюдалось: солдаты плохо знали друг друга, а офицеров явно не хватало. Для налаживания слаженности действий в открытом поле требовалось время, причем немалое.