Его сбежавшая Принцесса - Дарья Адаревич

Македонии, — начала я, — и сбегала из дворца. А тут появился ты, притворяющийся стражником.

— Да быть не может! Зачем мне притворяться стражником, чтобы попасть во дворец? Я бы просто пришел к главным воротам и объявил свое имя. Меня бы пропустили. Знаешь, как у нас это работает? Одно только имя буквально открывает любые двери.

Я знала, каково быть королевских кровей. И знала, что одного только имени маловато.

— Мы боремся против человека, умеющего гипнотизировать, — напомнила я, — тут надо действовать осторожно.

— Так что дальше?

— Так и встретились. Познакомились и решили объединиться, ведь наши цели совпадали.

Подробности были излишни. Да и не хотелось вспоминать. Не хотелось.

— Наша история знакомства интереснее, — сказал Эд.

— Ты о чем?

— Я только что проснулся после долгого сна, а ты рисковала жизнью, чтобы меня разбудить. Сначала ты перепутала меня с другим, а я решил, что ты наложила чары.

Я усмехнулась. Собралась потрепать Эда по голове и тут же пожалела об этом. Нечего там было трепать. Жалко кудряшки. Жалко.

— Ладно, признаюсь, — сказал Эд, — костер завораживает.

— Меня тоже. Как будто это какая-то магия. Смотришь на огонь, и он знает все на свете. А еще он такой спокойный.

Эд повернул мою голову на себя, прижался ко мне лбом. Сердце заколотилось. Мой Эд тоже так делал.

— Помнишь ту загадку, — заговорила я с улыбкой, — когда меня попросили нарисовать свободу.

— Конечно, помню, — ответил Эд, — я думал над этим.

— Думал?

— Конечно. Так что ты нарисовала?

— Угадаешь?

Эд смутился, несколько раз моргнул.

— Огонь? — предположил он, — для тебя свобода — это огонь?

— Нет.

— Что тогда?

— Танец.

Эд застыл, словно не веря моим словам. Отодвинулся с недоверием.

— Ты шутишь?

— Нет, я правда нарисовала тогда танцующую пару.

Эд склонил голову, всматриваясь в мое лицо, словно силясь увидеть во мне кого-то другого.

— Ты не перестаешь удивлять, — сказал он наконец, — кажется, уже все о тебе знаю, а потом всплывает что-нибудь неожиданное.

Мне захотелось потанцевать. Больше всего на свете. Встать здесь в лесу, прижаться друг к другу, и закружиться. И нам будет не нужна музыка. Мы услышим музыку природы. Я набралась сил, сделала глубокий вдох.

— Может, потанцуем?

Я вспомнила Эда на балу. Вспомнила, как он тащил меня за руку в центр зала на последний танец. Вспомнила, как мы без передышки танцевали несколько часов подряд. Вспомнила, как горели его глаза. Да, Эд, сидящий передо мной — это не мой Эд. Но все же… это в нем должно было остаться неизменно.

— Потанцуем? — смутился Эд.

Не просто смутился, он почти испугался моего предложения. Сглотнул. Шмыгнул носом.

— Ты не хочешь? — осторожно спросила я.

Эд снова сглотнул. Голова шла кругом.

— Почему не хочешь?

— Да зачем, — махнул он рукой, — какие танцы? Что за ребячество?

Я ухмыльнулась. На что рассчитывала?.. Нет, это не мой Эд. Точно не мой Эд. Даже близко не он.

Я помешала угли, сдерживая подступающие слезы. Как глупо. Это точно не то, из-за чего плачут. Это такая ерунда. Но я ничего не могла поделать.

— Ты что плачешь там? — спросил Эд.

— Это от костра.

— Тогда отходи. Говорил же, от этих походов ничего хорошего не дождешься!

— Ворчишь, как старик.

— Тебе не понять, ты не жила во дворце, не знаешь, как неудобно без всей нашей роскоши.

Я усмехнулась. Конечно, не жила во дворце. Я понимала Эда, как никто другой, но даже мое поведение в первые дни походной жизни было более нормальным.

— А еще здесь комары…

Что же должно было с ним случиться, чтобы семнадцатилетний Август, сидящий передо мной, превратился в Эда, с которым я связала свою душу.

— Ты вообще не обращаешь внимания на комаров?

— Не преувеличивай, — ответила я, — костер отгоняет комаров.

— Да конечно!

— Эд бы тебя, — я закусила щеку.

Напомнила себе, что он не виноват, что потерял память. Он и так держится молодцом, и так старается.

— Договаривай, — зло усмехнулся Эд, — что хотела сказать?

— Ничего.

— Ты все еще думаешь о нем?

Думаю, как иначе.

— Думаешь о нем? — повторил Эд.

Я вздохнула. Ну что за поведение?

— Напиши книгу «Ревность к самому себе. Пособие для тех, кому не хватает проблем», — сказала я.

— Что ты хотела сказать про него? — разозлился Эд, — каким он был? Давай, говори.

Мое сердце ускорилось. Не верилось в происходящее. С одной стороны, я понимала, что мальчишке непросто, а с другой… Какой же этот новый Эд — гад. Хотелось его ударить за такие слова. Увидев мою злобу, Эд встал сам, поднял меня, схватил за руки, не позволяя вырваться.

— Скажи это! — продолжал он, — чем? Чем лучше меня?

Я молчала.

— Он любил походы? — крикнул Эд, — любил все это? Любил сидеть у костра и петь глупые песни? Любил спать на свежем воздухе и питаться жаренными белками? Такое тебе нравится?!

— Успокойся.

— С чего бы вдруг!

— Успокойся!

— Опять указываешь! — хохотнул, — ему тоже указывала?

— Ему не приходилось указывать, — я попыталась вырваться.

— Он был грубым с тобой? — Эд прижал меня крепче, — может, тебе нравится грубость?

— Отпусти!

— Но мне плевать, что каким он был! Тот Эд мертв, есть только я!

— Отпусти…

Эд замер на мгновение. Посмотрел мне в глаза и увидел там страх.

— Прости, — прошептал он, отпуская меня и отступая, — прости, я переборщил.

Эд медленно опустился на землю, спрятал лицо в ладонях.

— Спокойной ночи, — сказала я, — выдвигаемся завтра на рассвете. Постарайся успокоиться до завтрашнего дня.

Я смотрела на Эда, ожидая реакции. Смотрела с жалостью и разочарованием. Это не мой Эд. Не он. «Ему всего семнадцать,» — напомнила себе я. Ну а мне девятнадцать, и ничего!

— Я все испортил? — Эд поднял на меня отчаянные, несчастные глаза.

В то мгновение захотелось его обнять. Крепко прижать. И сказать, что все в порядке. Я сжала кулаки, задрала голову выше и решила оставить его одного. Да, нам обоим будет лучше побыть в одиночестве.

— Спокойной ночи, — повторила я.

Не оборачивалась, но слышала, как Эд крушил все вокруг, как пинал костер. Душа болела. За него. За себя. За нас обоих. Я ушла в свой шатер и еще долго не могла заснуть.

Глава 20. Маскировка!

— Донна — Донна! Моя любовь к тебе бездонна! Донна — Донна, приятно быть в тебя влюбленным!

Конечно, приятно, что я проснулась от признаний в любви, а не от проклятий, но все же… Но все же. Недовольная вышла из шатра. Прямо напротив входа на маленьком бревне сидел Эд с лютней и пел дурацкую пеню. Очевидно, сочинил он ее сам,