Мартин-Плейс - Дональд Крик

— Так вернемся в зал или пойдем погуляем?

— Вернемся еще на один танец, — она быстро улыбнулась. — А потом пойдем погуляем.

Она танцевала, так тесно прижавшись к нему, что все их движения слились в одно долгое объятие. Это было словно ритуальная подготовка, которой ее молчание придавало еще большую напряженность.

Когда танец окончился, Морин сказала:

— Подожди меня тут.

Она вернулась с сумочкой, подкрасив губы и напудрившись, и они ушли из дансинга. Перейдя через Сити-роуд, они вошли в парк. Оба они знали, зачем идут сюда, но для нее этап садовой скамейки был уже прошлым, и, предупреждая намерение Дэнни, она сказала:

— Идем вон туда.

Это был укромный уголок, заслоненный от фонарей парка живой изгородью, а с другой стороны — деревом, ветви которого свешивались через решетку, отделявшую университетский сад. Морин осторожно вгляделась в темноту, а затем с облегчением сказала:

— Пусто. Дай-ка пиджак, Дэнни. Я не люблю, когда трава щекочется.

Он устроился рядом с ней, и она засмеялась.

— Если услышишь, что кто-нибудь идет, свистни или заговори громким голосом.

Она прижалась к нему, и он обнял ее и поцеловал. Она уже успела расстегнуть платье, и его рука коснулась ее груди, нажала сильнее, подчиняясь умелым движениям ее пальцев, жгучей радости ее прикосновения.

— Если хочешь, Дэнни, — она часто задышала, но, заметив его нерешительность, спросила: — Чего ты?

— Это же риск, Морин. (Ловушка, которую устроила Молли! Но он не Джо Таранто, а она не Пола.)

— Да неужто? — она усмехнулась. — Какой ты не запасливый! Пошарь в сумочке.

Непослушные пальцы, какофония нервов в темноте. Она лежала на спине и жадно к нему потянулась. Его страсть взметнулась до высот полного забвения, и почти так же быстро он был сброшен в душную чащу обанкротившейся энергии и желания.

Морин сидела рядом, застегивая платье. Ух, и нервный же мальчик! Но почему-то она не сердилась. Она даже тревожилась и жалела его. В нем было что-то не похожее на других, и это ей нравилось. И она не хотела, чтобы он думал, что сплоховал или что она со всеми такая.

— Ты чего-то нервничал, — сказала она, прижимаясь к нему и беря его за руку. — В первый раз?

Он кивнул.

— Жалко, что это случилось со мной. Ты, наверно, думаешь, что я дешевка.

— Почему? Ты же обо мне этого не думаешь.

— Ну, так я не такая. Понимаешь? И не думай, я не всякому позволю. Ты мне веришь?

— Да.

— Это ты только так говоришь.

Он пожал плечами.

— Даже уж не знаю, верить тебе или нет, — она встала и одернула юбку. — Ну, пошли, — она взяла его под руку.

И его и ее сюда привела одна и та же щемящая пустота, и из этого ничего не вышло. Но так ли уж обязательна была неудача? — подумал он. На каком-то углу Морин сказала, махнув рукой в темноту:

— Вот там я работаю, — и после короткого молчания добавила: — Сейчас говорят, что тем, кто работает, еще повезло. Да только что за удовольствие работать? Вот и приходится наверстывать в свободное время. Эх, была бы я одной из этих светских богачек, которые ездят в Англию, торчат на скачках и выходят замуж за миллионеров! А погляди их фотографии в газетах — так, образина на образине. Даже и непонятно, чего это миллионеры на них женятся. Ну, да ведь они все одна компания, — добавила она убежденно. — У обоих есть деньги, вот и хотят, чтобы они больше никому не доставались.

— Возможно. Для посторонних тут шансы невелики.

— Уж, во всяком случае, не для меня, — сказала она. — А работать в конторе интересно, Дэнни?

— Ничего.

— А на фабрике паршиво. Не хотела бы я там работать всю жизнь. Наверно, кончится тем, что я выйду замуж — пусть муж там работает.

Напрашивающийся вывод захлопнулся над Дэнни, точно капкан, и он ничего не ответил. Он получил эту девушку с легкостью, которая казалась нелепой после той борьбы, которую ему пришлось выдержать с Полой. В его теперешнем настроении она была словно вызов ему. Он мог бы подчинить ее своему влиянию, руководить ею так, чтобы она по-новому открыла и себя и его. В каждом человеке есть потенциальные возможности, которые могут развиться при благоприятных обстоятельствах.

Морин остановилась у калитки.

— Я живу здесь, — сказала она тупым, равнодушным голосом и замолчала — ее молчание просило его о решении.

— Ты часто ходишь в этот дансинг, Морин?

— Почти каждый день.

— Ну, так встретимся там.

— Ладно, — она нерешительно толкнула калитку. — А вообще-то, если не захочешь идти на танцы, приходи прямо сюда.

— Ладно, Морин. Спасибо.

Он вернулся домой и, лежа в постели, разыгрывал в темноте пьесу голосов — своего собственного «Пигмалиона». Но сентиментальность и жалость к себе просачивались в этот спектакль и безнадежно портили его. Он вскочил. Нет, он дурак, если воображает, будто может сотворить из нее вторую Полу. Полы больше нет. Эта часть жизни миновала. Но покончить с ней он не мог. Она оставалась в нем, не желая умирать.

Он открыл книгу, читал страницу за страницей и не помнил ни строчки. Черт, что с ним такое? Почему он не может быть, как другие? Он же один из «счастливцев». Считается, что он должен испытывать самодовольную радость оттого, что у него перспективная работа, даже просто оттого, что у него вообще есть работа. А Льюкас сказал: «В «Национальном страховании», О’Рурк, вы можете рассчитывать на хорошее будущее». Он умудренно кивнул. О да, он будет переходить от одного письменного стола к другому (вот посмеялась бы Пола!). Все выше и выше.

51

— Хватит валять дурака и займись делом, — сказал Дент. — Ты знаешь, что я имею в виду.

А в виду он имел то, что застиг Слоуна над открытым ящиком, в котором лежал развернутый экземпляр «Бюллетеня собачьих бегов».

Когда Дент отошел, Арти все еще не мог понять, что, собственно, помешало ему вскочить и дать Денту хорошего тычка в зубы. Он уже видел, как Дент брякается на стол — лицо в крови, глаза перепуганные. Потом он поглядел на часы и обрадовался, что удержался. Он ведь задумал все совсем по-другому. Нынешний вечер был бы испорчен, если бы нельзя было смаковать завтрашний день. Он лениво вертел в пальцах такую знакомую деревянную ручку. Сохранить ее на память, что ли? Он с удовольствием принялся обдумывать новую идею: может быть, сделать парочку неверных записей в книге учета полисов, которая лежала перед ним? Да нет, больно много возни. Разодрать бы проклятую книгу в клочья, но тогда они смогут устроить ему неприятности, а это ему ни к чему. А вот кляксы им придется скушать. Обмакнув перо и загородив книгу промокашкой, он стряхнул чернила на страницу. Затем повторил эту операцию еще над десятком страниц и захлопнул книгу, пока чернила не высохли. Узоры получались ничего себе: этот похож на дом, а тот — на скелет. И Слоун продолжал забавляться до пяти часов.

Еще в коридоре он неторопливо закурил, а проходя мимо «Эмбассадора», решил выпить и заглянул в бар на первом этаже. На обратном пути он задержался в вестибюле и с видом завсегдатая бесцеремонно поглядел на девушку, которая сидела в кресле у стены. Конфетка! Она перехватила его взгляд и отвела глаза. А что, если…

В окне лавки закладчика на Каслри-стрит — хаос фотоаппаратов, биноклей, ружей, микроскопов, чемоданов, бильярдных шаров, пишущих машинок и драгоценностей. Кольца плотно сидели в прорезях красного вельветового подноса, а над ними, как ряды часовых, выстроились булавки для галстуков, переливаясь в свете лампочки. Карточка гласила: «Кольца и булавки по дешевой цене». Арти потрогал медную подковку в своем галстуке, поглядел на свои лишенные украшений пальцы. Он вошел в лавку.

Закладчик окинул его цепким взглядом.

— Слушаю вас, сэр. Чем мы можем вам служить?

— А показать нам кольца на подносе с витрины, — сказал Арти.

Закладчик достал поднос и осторожно поставил его на прилавок.

Слоун выбрал кольцо и надел на палец. Оно сидело, как влитое. А камушек-то прямо как настоящий.

— Сколько?

— Пять фунтов, сэр. Только для вас, и очень скромная цена. У ювелира за такой бриллиант вам придется отдать двадцать пять фунтов, не меньше.

Арти снял кольцо и оглядел его критическим оком. Он сказал:

— Бриллиант! Граненое стеклышко — это будет верней.

— Этот камень — циркониевый бриллиант, — печально ответил закладчик. — Или я, по-вашему, не знаю?

Арти положил кольцо назад на поднос.

— А эта булавка почем?

— Четыре фунта десять шиллингов без запроса, — резко ответил закладчик.

Арти положил булавку и кольцо рядышком на прилавок.

— Даю за них вместе полтора фунта.

Закладчик слово не расслышал. Он показал на булавку:

— Это же аметист. Редкий лиловый аметист.

— Бьюсь об заклад, их еще пятьдесят штук нарезали из той же бутылки, — заметил Арти.