"Канцелярская крыса" - Константин Соловьёв

Он по-прежнему жил в другом слое города, который накладывался на исходное изображение, но не был его частью. Он оставался лишней линией на непонятном чертеже. Фрагментом мозаики, которому нигде нет места. Тем сильнее было его желание скорее покинуть остров.

— Мистра! Сигару, мистра! Три пенса сигара! Настоящий «Пор Ларанага!», отличный табак!

Герти встрепенулся, мгновенно вырванный из области бесплотных размышлений в мир яви. Оказывается, все это время он бесцельно прогуливался по Дуайт-стрит, глядя себе под ноги. Почувствовав отсутствие контроля, ноги сами понесли его вперед.

— Сигару, мистра?

Сперва ему показалось, что он едва не врезался в тумбу для объявлений — несмотря на палящую солнечную жару, стремившуюся выжечь жизнь в любом ее проявлении, вокруг него раскинулось пятно упоительной тени. Но это была не тумба. И даже не торговый автоматон из сонма болванчиков, что патрулировали центральные улицы, то и дело сталкиваясь друг с другом.

Это был уличный продавец, один из многих сотен, сновавших по Новому Бангору с переносным лотком, заваленным нехитрым товаром, от грошовых украшений до шелковых платков. Он был полинезийцем, и в самом этом обстоятельстве не было ничего удивительного, за подобное ремесло редко брались бледнокожие соотечественники Герти, слишком уж много сил требовали многочасовые прогулки по раскаленным улицам. Однако этот полли был огромен, настоящий великан. Он мусолил в пальцах сигару, выжидающе глядя на Герти. В его обличье Герти почудилось что-то знакомое и пугающее одновременно.

Грубые черты исконного и несомненного уроженца полинезийских островов, напоминающие каменного истукана с острова Пасхи, лицо с широкими скулами, переломанный нос боксера, тяжелая, как скотоотбойник локомотива, челюсть….

«Вот уж истинный Калибан[68], — подумал Герти, с опаской уставившись на исполина, которому едва мог достать макушкой до ключицы, — Невежество, грубость и какое-то безыскусное благородство в едином лике. Если какой-то силе и суждено сдерживать технический прогресс, то именно такой — примитивной, животной и, вместе с тем, совершенно природной силе…»

Определенно, где-то этот тип уже ему попадался. Может, на рынке? Или в порту? Герти все никак не мог сообразить. Наконец его осенило.

Вся штука была в том, что одежда полли не соответствовала внешности. Вот если снять с него зияющую прорехами соломенную шляпу и нацепить вместо нее алую с позументом фуражку, а вместо грубой холщовой рубахи натянуть того же цвета мундир…

— Прости, — пробормотал Герти, не замечая предложенной ему сигары, — Тебе, случайно, не доводилось раньше работать швейцаром?

Брови полинезийца сдвинулись, отчего лицо враз сделалось еще более грозным. Настолько, что Герти чуть не прикусил язык.

— Да, мистра. Полгода служил в швейцарах, было дело. В «Полевом клевере».

Это был тот самый швейцар, что дежурил у гостиничных дверей, обладатель в высшей степени атлетических форм и столь же жуткой внешности, сразу врезавшейся в память. Без своей алой формы он выглядел не в пример менее величественно, но в целом образ серьезных изменений не претерпел. Этого швейцара Герти всегда старался миновать побыстрее, а встречая его взгляд из-под бровей, тяжелый и задумчивый взгляд тигра-людоеда, торопился подняться в свой номер. Даже находиться рядом с этим человеком было непросто, каждой своей порой он источал ауру опасности, причем не отстраненной, а совершенно явственной и ощущаемой, как холодок приставленного к горлу лезвия на ночной улице.

«Зачем я его спросил? — мучительно размышлял Герти, пытаясь одновременно сообразить, как бы побыстрее оборвать случайную встречу, — От таких типов лучше держаться подальше. Cвернет шею за шиллинг и даже молитвы не прочтет».

Однако, против его опасений, бывший швейцар не спешил впадать в гнев. Напротив, его темные губы раздвинулись в жутковатой улыбке.

— Да, мистра, служил я швейцаром… И хорошо служил. Форму имел, и комнатку свою, и жалованье. Только дали мне три дня назад расчет. На старости лет приходится бегать по городу, как мальчишке без штанов… — густым басом произнес полли, и почти без перехода сказал, — Я вас помню. Вы же джентльмен из шестнадцатого, верно? Второй этаж?

Герти мысленно поморщился. Подумать только, у этого громилы, оказывается, неплохая память на лица. Впрочем, неудивительно. Сам Герти, в отличие от всех прочих постояльцев, успел хорошо примелькаться в гостинице. В любом случае, отпираться смысла не было.

— Да, я останавливался в «Клевере» недавно. Шестнадцатый номер, — признал Герти и, чтоб увести мысль гиганта от собственной персоны, быстро контратаковал, — Так значит, тебя уволили?

— Так точно, мистра из шестнадцатого. Говорю же, расчет получил.

— Ай-яй-яй, — сказал Герти, качая головой, — Премного сочувствую.

Бывший швейцар сдвинул соломенную шляпу на затылок. Пальцы у него были такой толщины, что самая большая сигара рядом с ними выглядела каминной спичкой.

— Да что тут сочувствовать… Известно, когда одна утка умирает, другая вылупляется[69]. Закрылся «Полевой клевер», вот и распустили всю обслугу. Ну и меня заодно. «Поури[70], Муан, — сказал мне управляющий, — Вот тебе твое жалование, и ищи, брат, другую службу…» А где ж мне службу найти? Не мальчишка. Стоять столбом при воротах я научился, наука не хитрая. А чем теперь зарабатывать? Я же не белый джентльмен, науки не знаю, разве что читать худо-бедно умею. Куда мне идти? В официанты? Староват я тарелки таскать, мистра.

Герти подумал, что иметь подобного официанта было бы не очень выгодно для любого ресторана. Под таким взглядом ни у одного посетителя не полезет кусок в горло.

— Как, «Клевер» закрылся? Я и не знал.

Полли неспешно кивнул. Как и все полинезийцы, он никуда не спешил.

— Закрылся. Не так давно там какие-то джентльмены стрельбу устроили. Все стекла перебили до единого. Да вы слышали, наверно… Восьмеро так лежать и остались. После такого, как понимаете, не до клиентов. Те, что были, разъехались, а новые не спешат въезжать. Это раньше у нас было тихое местечко, а нынче-то…

Говорил он медленно и размеренно, немного коверкая английские слова, но без заметного акцента. А о мертвецах сказал так запросто, словно речь шла о пучках моркови.

«Да у него самого за спиной не меньше, — подумал Герти, стараясь задержать на лице приветливую улыбку, то и дело норовящую соскользнуть под взглядом темнокожего громилы, — Достаточно на него взглянуть, и все становится ясно. Вон нос какой, будто костылем железнодорожным ровняли… И лицо совершенно изуверское. В брошюре Спенсера бы такое смотрелось как нельзя более уместно…»