Обвенчанные утром - Лиза Клайпес

— Я, безусловно, был польщён, — спокойно произнёс Лео, — всегда приятно, когда на тебя такой спрос.

Он знал, что она ревнует. Он просто играл с ней. Кэтрин с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться.

— Возможно, вам следовало принять это предложение, — холодно заметила девушка.

Виконт не спускал с неё глаз.

— Возможно, я так и сделал.

Кэтрин резко втянула в себя воздух.

— А вот и я! — весело произнесла Поппи, входя в комнату с кипой аккуратно сложенных полотенец и не подозревая о напряжении, возникшем за это время у камина. Она протянула Лео полотенце, и он промокнул лицо.

Кэтрин села на диван, Доджер свернулся у неё на коленях.

— Чего хотела мисс Дарвин? — спросила Поппи.

Из-под полотенца голос Лео звучал глухо:

— Она сделала мне предложение.

— Святые небеса! — воскликнула Поппи. — Она явно и понятия не имеет, что значит — ежедневно терпеть твоё присутствие.

— В её ситуации женщина не может позволить себе быть привередливой, — ответил он.

— В какой ситуации? — натянуто спросила Кэтрин.

Лео вернул Поппи полотенце.

— Она ждёт ребёнка. Но не намерена выходить замуж за его отца. Это, естественно, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Женщины молчали. Кэтрин раздирали до смешного противоречивые чувства… сочувствие, осуждение, зависть, страх. При таком положении вещей преимущества брака между Лео и мисс Дарвин становились совершенно очевидными.

Поппи серьёзно посмотрела на брата:

— Она, похоже, действительно в отчаянном положении, раз доверила тебе такую информацию.

Лео не успел ответить, поскольку вошел Гарри, с его плаща и шляпы стекала вода.

— Добрый день, — улыбаясь, произнёс он. Служанка тут же унесла промокшие вещи, и Поппи подошла к мужу с сухим полотенцем в руках.

— Ты что, шёл пешком? — спросила она, переводя взгляд с мокрых брюк на усеянное каплями лицо. Потом потянулась и заботливо вытерла капли.

— Скорее, плыл, — ответил Гарри, похоже, наслаждаясь её заботой.

— Почему же ты не нанял кэб, не послал за экипажем?

— Как только начался дождь, все кэбы разобрали, — ответил Гарри, — идти здесь недалеко. Только молокосос стал бы посылать за экипажем.

— Лучше быть молокососом, чем умереть от простуды, — ворчала Поппи, подходя следом за мужем к камину.

Гарри улыбнулся и наклонился поцеловать её, пока она трудилась над намокшим узлом его галстука.

— Я никогда не простужаюсь. — Отбросив наконец в сторону мокрый галстук, он встал у огня. Потом выжидательно посмотрел на Лео:

— И как твоя встреча с мисс Дарвин?

Лео сел и подался вперёд, упёршись локтями в колени:

— Ну её, ты лучше расскажи о своём походе на Боу-стрит.

— Констебль по особым делам Хембри оценил полученную от тебя информацию и готов начать расследование.

— Какое расследование? — спросила Кэтрин, переводя взгляд с Гарри на Лео.

Лео с непроницаемым лицом объяснил:

— Несколько лет назад лорд Латимер предложил мне стать членом привилегированного клуба. Что-то типа сообщества развратников, с тайными встречами в полуразрушенном аббатстве.

У Кэтрин округлились глаза.

— А для каких целей они собирались?

Гарри и Лео молчали. В конце концов, Лео бесцветным голосом заговорил, глядя куда-то вдаль за испещрённое каплями оконное стекло.

— Для безудержного разврата. Пародия на религиозные ритуалы, изнасилования, извращённые убийства. Я не стану вдаваться в детали, только скажу, что они были столь отвратительны, что, несмотря на всю глубину своего падения, я отклонил приглашение лорда Латимера.

Кэтрин неверяще смотрела на него. Лицо Лео застыло, только у подбородка дёргалась жилка. Свет, отбрасываемый огнём, золотил его напряженные черты.

— Латимер был так уверен, что я захочу принять в этом участие, — продолжил Лео, — что изложил мне некоторые подробности нескольких преступлений, в которых оказался замешан. А я по какому-то капризу судьбы оказался не настолько пьян, чтобы всё забыть.

— И этой информации достаточно, чтобы предъявить обвинение? — спросила Кэтрин. — Ведь лорд Латимер аристократ, разве это не означает, что его нельзя арестовать?

— Только в случае, если нарушен гражданский кодекс, — ответил Гарри, — а тут речь об уголовном преступлении.

— Так вы думаете, его будут судить?

— Нет, до этого не дойдёт, — тихо ответил Лео, — высшее общество не может допустить, чтобы подобное стало общеизвестно. Когда узнают, что против Латимера ведётся следствие, его, скорее всего, заставят покинуть Англию, прежде чем ему предъявят обвинения. Или, ещё лучше, проследят за тем, чтобы он окончил свои дни в Темзе.

— Констебль Хембри будет меня опрашивать? — спросила Кэтрин.

— Ни в коем случае, — с успокаивающей твёрдостью ответил Лео, — у него и без твоего вмешательства достаточно улик против Латимера.

— Как бы всё ни обернулось, — добавил Гарри, — Латимер будет слишком занят, чтобы и дальше докучать тебе, Кэт.

— Спасибо, — поблагодарила брата Кэтрин. Потом перевела взгляд на Лео и добавила: — Это огромное облегчение. — И после неловкой паузы, запинаясь, повторила: — Правда, огромное облегчение!

— Ты как-то совершенно не выглядишь успокоенной, — лениво заметил Лео, — с чего бы это, Маркс?

Подобное отсутствие участия, вкупе с предшествующими намёками относительно мисс Дарвин… для бедных нервов Кэтрин все это оказалось слишком.

— Окажитесь вы на моем месте, — процедила она, — то тоже не плясали бы джигу.

— Ты в прекрасном положении, — глаза Лео напоминали голубые льдинки. — Латимер скоро исчезнет, Ратледж публично признал ваше родство, у тебя имеются средства, и при этом нет никаких обязательств ни перед кем. Чего же еще тебе желать?

— Ничего! — рявкнула она.

— Думаю, тебе просто жаль, что больше не нужно убегать и прятаться. Потому что теперь тебе предстоит признать одну неприятную истину, что не к чему… и не к кому… бежать.

— Для меня этого достаточно, чтобы оставаться на месте, — холодно ответила Кэтрин.

Лео нарочито беззаботно улыбнулся.

— Это напоминает мне старый парадокс.

— Какой парадокс?

— О том, что происходит, когда непреодолимая сила встречает неподвижный объект.

Гарри и Поппи молчали, переводя взгляд с Кэт на Лео и обратно.

— Полагаю, я и есть «неподвижный объект»? — язвительно спросила Кэтрин.

— Если тебе угодно.

— Ну, так вот, мне не угодно, — хмурясь, ответила она, — поскольку я всегда считала, что это дурацкий парадокс.