Поход семерых - Антон Дубинин

Гай первым перемахнул через борт, и мокрая галька, до отлива бывшая дном, хрустнула под его ногами. За ним спрыгнул Аллен. Он сделал несколько шагов, вдыхая резкий древесный воздух, который, казалось, можно пить, как воду, — и чуть не упал. Оказывается, он здорово отвык ходить по твердой земле.

Марк подхватил Клару и передал ее с высокого борта на руки стоящим внизу. Как-то само собой было ясно, что прежняя их одежда останется на корабле, и Клара ступила на новую землю (…и увидел я новую землю …) в длинном монашеском балахоне, перепоясанная веревкой. Последним спустился Йосеф; он зацепился за резное ограждение борта мечом — и спрыгнул неловко, едва удержавшись на ногах. Барка, такая тяжелая и материальная при свете дня, неуклюже замерла в полосе прилива, слегка накренясь. Погасший фонарик на носу косо висел в безветренном воздухе. Надпись более не горела, деревянные резные буквы казались старыми и тусклыми. Парус безжизненно обвис, сероватый, как небо. Не было ветра, только высоко в небесах летели быстрые облака через туманную дымку — там, в царстве высоких ветров. Йосеф почтительно поклонился пустому кораблю, замершему на пустом побережье, и, повернувшись, безмолвно пошел вслед за Гаем туда, где темнел неподвижный лес.

По дороге Аллен извлек из-за голенища деревянный гребень — один из даров корабля — и принялся раздирать им лохматые светлые волосы. Марк хмыкнул, наблюдая это зрелище; пожалуй, Аллен и в посмертии первым делом озаботился бы своими волосами! Зато расческа вдохновила Йосефа, и он попросил друга ее одолжить.

Пожалуй, счастливее всех в этот день оказался Гай. Лес был его стихией, его колыбелью и домом, и он испытывал почти райское наслаждение, ступая под его волшебный свод. По очертаниям берега он почти уверился, что барка доставила их на один из Стеклянных островов, но если он и догадался верно, то остров сей был из какого-то иного мира. Столь огромных, нетронутых людьми и одушевленных лесов не могло оставаться в мире Гая во времена, выпавшие ему на долю. Деревья здесь дышали и переговаривались, нити паутинок и мох протягивали от земли до верхушек крон сеть какой-то своей, нечеловеческой магии, и одиноким путником оказаться было бы просто невозможно — настолько внимательно сам воздух смотрел на тебя, воспринимая каждую клеточку твоей кожи и шелест дыхания. Гай растворялся в этом мире, он пил воздух, о котором мечтал еще до рождения, и мог бы просто так идти и идти всю жизнь, не помышляя более ни о чем… В лесу неожиданно поднялся теплый ветер, напоминая о снах, когда ты медленно раскидываешь руки, отталкиваешься от земли — и плывешь, задевая нагой грудью за верхушки трав… Гай так и попробовал бы сделать — но он был тут не один.

— Слушай, — неуверенно окликнула его Клара, подбирая длинный подол, мешавший ей идти. — Ты не знаешь, где мы?.. И… куда мы идем, ты можешь сказать?..

— Не-а, — счастливо откликнулся Гай, останавливаясь на миг и лаская жесткой рукой кору огромного удивительного дерева. Это был красный тис (хотя никому из его спутников это название ничего не говорило) и такой огромный, как никогда не вырастают деревья этой породы. Вообще лес, фэйри-лес, как в душе своей уже успел назвать его Странник, поражал сочетанием несочетаемого. У корней тиса… кажется, это рос багульник, да какой высокий — почти по пояс, и запах от него поднимался головокружительный, дурманя и зовя прилечь. Длинные руки плюща обвивали ствол, но среди широких и вполне привычных листьев сияли огромные бело-розовые цветы, шестигранные чашечки, как у вьюна.

— Не, не знаю я, куда мы идем. Думаю, что если это все же Стеклянные острова…

— Конечно! — Ответ пришел с неожиданной стороны, и, обернувшись, они увидели Йосефа, опирающегося ногой на развилку широкого ствола. Белое, строгое и радостное лицо его было запрокинуто в ветреное небо. — Разве вы не поняли? Конечно, это остров Сердце Туманов. Это место — то, как он выглядит в вечности. Инюсвитрина с миллионом жителей мы здесь не встретим, разве что — Карлеон…

В разрывы могучей кроны падал свет. Он пятнал белую одежду Йосефа, бликовал на лезвии меча.

— Так ты думаешь… — радостно начал Аллен, смысл слов их вождя медленно входил в его сердце, но они несли и страх.

— Да. Это — Логрия, но та, что стоит на Пути.

— И Авильон…

— Но ведь он всегда — в сердце острова! — воскликнул Гай, едва ли не подпрыгивая. Аллен внезапно понял, как тот выглядел в детстве — прошлый облик ясно проступил сквозь новые черты. — Нам нужно идти — просто держась направления на середину, это… — он немного повертел головой, прикидывая, — …это на восток. Пойдемте!..

— Хоть бы выйти на дорогу, — тихонько посетовала Клара, отцепляя от подола зеленые длинные семена неизвестного растения. Тревожно и почти по-человечески закричала какая-то птица — тут только Аллен понял, что лес очень тих, в нем совсем не слышно птичьих голосов. Голос близкой воды бормотал, выводя свою странную жалобу, и Гай направил шаги туда, разводя перед собой руками не то нити летней паутины, не то — плотное дыхание леса… Ветер, ветер…

Ко второй половине дня они вышли к руслу темной быстрой реки и пошли вдоль нее, ища, где переправиться. Длинные локоны речных трав быстро трепетали в ее течении, Гай попил воды и предложил остальным. Вода на вкус заметно горчила. Дивило только одно — что в этом одушевленном, плотном мире они не видели еще ни одного неосторожного зверя, вышедшего на их дорогу, ни единой птицы. Только одна, с голосом темно-печальным, то и дело окликала их, невидимая средь ветвей. Аллен впервые позавидовал Гаевым зеленым одеждам — сам он, ярко-красный, чувствовал себя в тревожном лесу едва ли не мишенью. Вполне привычные тяготы быстрой ходьбы слегка притупили ощущение потока волшебства, влекущего всех по своему руслу. Йосефу мешал идти непривычный меч, Клара быстро, как всегда, утомлялась.

Гай, шедший впереди, радостно вскрикнул. Он указывал перед собой, на мелководье, речное дно в мелких камешках, среди которых горбились крупные серые валуны.

— Смотрите, брод! Можем перейти!

Но когда Йосеф, шедший последним, коснулся ногой песка на том берегу, из леса, подступавшего к самой воде, появились они. Так слаженно, будто давно уже ждали их, затаившись, а теперь просто выступили на свет. Их было семеро, в одинаковых черненых доспехах, на высоких гнедых конях.

Аллен так поразился, почему-то не ожидая увидеть никаких людей, кроме лишь них пятерых, что даже не почувствовал страха. Снизу вверх с детским любопытством смотрел он на рыцарей, молчаливых и, кажется, скорбных, и думал, сам того не замечая, о Роберте. О том, что если б у него были такие латные ноги, ему на последнем турнире не порубили бы голень. И о том, что его брат легко и правильно обратился бы к этим людям как равный к равным. И что, если бы один из семерых сейчас поднял забрало и оказался бы Робертом, он не удивился бы, просто пошел бы навстречу. Эта мысль была такой яркой, что Аллен почти увидел — серые глаза, твердая линия скул, щеточка усов…