Ненужная жена. Рецепт любви - Константин Фрес

не ответил; глаза из глазниц оленьего черепа смотрели на меня пылающими угольями.

Я поспешно отыскала в кармане ключ, на раскрытой ладони протянула его Царю.

— Возьми, — сказала. — Она больше не придет. Она обманывала тебя. Муж у нее есть. Не твоя она. Да и вообще ничья.

Звериный Царь с силой сжал кулаки, вскинул в лютой злобе руки к небу. Ревом его огласился лес.

От него и от секущего ветра я спрятала лицо в гриве коня, переждала, когда чудовище перестанет бесноваться.

Ключ на моей подрагивающей ладони блеснул лунным лучом и исчез.

С треском рвались корни деревьев, зарастали тропки травой. Лес больше не станет укрывать Альбу. Не поможет ей обратиться в лисицу. Не даст приюта в норе. И своих покоев царских, рядом со Звериным Царем, где отсиживалась она после преступлений, она больше не найдет…

А чудовище, отобрав у Альбы свою магию и свое покровительство, унявшись, вдруг протянуло мне руку.

На разжавшейся ладони Звериного Царя лежали, сверкая на восходящем солнце, самоцветы. Крупные бриллианты, яркий ровный жемчуг. Рдеющие гранаты и рубины, синие, как ночь, сапфиры. Зеленые, как глаза змей, изумруды.

Но мне дороже этих несметных сокровищ были серебряные глаза Влада.

Глядя, как искрятся сокровища на ладони Звериного Царя, я поняла, что он не сможет меня взять. Ничего у него нет, чтоб он мог мне предложить. Не на что ему меня поймать. Потому что больше власти, больше богатств и силы, я хотела бы быть с любимым человеком.

— Благодарю, но не возьму я этого, — твердо произнесла я. — Не нужно мне этого. Не пойду я к тебе. Другого люблю. Прощай.

Я решительно развернула коня, подстегнула, и он помчался обратно по тропинке.

И лес меня выпустил.

Глава 18. Альба

Я не поехала домой.

Дорога сама вывела меня к дому господаревому.

Не знаю, зачем я сюда явилась. Что-то словно звало меня, вело.

Во дворе было оживленно, людно, хлопотно.

Дорогу мне заступили господаревы слуги, и еще люди, разодетые в дорогие одежды, важные, высокомерные.

Тоже слуги. Да только спеси в них больше, чем в самом Господаре.

Альбы прислужники…

Значит, все-таки выбралась из леса и набралась нахальства явиться к мужу… А с другой стороны, что ей делать? Отступать некуда.

— Не велено! — грубо прокричал один из прислужников, ухватив моего коня под уздцы.

Высокий, толстый человек. Шуба подбита лисицей. Лицо красное, сытое. Нахальное.

— Господарыня явилась к Господарю, — просипел он злым голосом, словно жиры его душили, говорить мешали. — Куда прешь, девка?! А ну, пошла вон, потаскуха неумытая!

Я ответить не успела, хотя ногой отпихнула толстяка прочь от своего коня.

А тут и красавчик подоспел. Словно из-под земли вырос.

А лице его читалось облегчение.

— Жива, — выдохнул он, и заулыбался, светло, радостно.

Затем оттолкнул охающего толстяка плечом, прикрикнул на него гневно.

— Ты кто таков, на господаревом дворе приказы раздавать? — рявкнул красавчик. — А ну, вон пошел, пока плетей не отведал!

— Я Господарыне служу! — задыхаясь, сипел толстяк. — Не понравится ей, что ты чужих девок к Господарю водит! Она тебя велит в застенках сгноить! Она!..

— Пока тут не она распоряжается, — хладнокровно перебил ее красавчик.

— Недолго уж осталось, — в маленьких, заплывших жиром глазках толстяка сверкнула недобрая радость.

— Сколько б ни осталось, — так же хладнокровно парировал красавчик. — а пока что слово Господаря тут закон. Эй, взять его, да рот поплотнее забейте, чтоб не смел орать!

Только тут толстяк почуял какой-то подвох. Верно, Господарыня обещала ему много власти после смерти Господаря. Говорила, что все его слушаться будут, если он поддержит ее и привезет в дом мужа.

Да только с будущим вельможей так не обращаются.

Налетевшие слуги господаревы подхватили его под руки, скрутили, рот заткнули кляпом.

И он ни писком, ни криком не смог оповестить свою госпожу о том, что, похоже, их здорово надули с нездоровьем Господаря-то…

Красавчик обернулся ко мне.

— Ты провидица, что ли? — спросил он. — И верно ведь, Альба не стала больше прятаться. Пришла.

— Я не провидица, — ответила я, спрыгнув с седла. — Просто ей прятаться больше негде. Звериный Царь отрекся от нее. Беззащитна она. С Господарем что?! Где он!?

Красавчик с ног до головы оглядел меня, наверное, удивляясь храбрости, с которой я отправилась в лес, разрушать злую магию Альбы. Ради Господаря… Ради моего Влада.

— Что ж, — тяжело произнес он. — Идем. Ты должна увидеть все своими глазами. Только не звука. От этого зависит и твоя, и его жизнь.

Он не настаивал ни на том, что Господарь снова простит свою Альбу, ни на том, что мне не нужно вставать между ними. Теперь он не был уж уверен в ее чарах. Но все же луч надежды в нем теплился.

Он хотел, отчаянно хотел, чтоб я отступилась от Господаря. Увидела тень любви к Альбе в его глазах и отступилась. Услышала слова печали и тоски, и покинула Господаря.

Подарила ему, красавчику, свою верность и готовность бороться. На это он надеялся.

Но ничего этого не сказал.

Тайными коридорами он провел меня к спальне Господаря.

Резная решетка была установлена над изголовьем его.

За нею мы и встали.

— Господарыня Альба к Господарю! — крикнул слуга у дверей, и я невольно вздрогнула.

Сейчас снова свою соперницу увижу. Посмотрю в ее неистовые глаза. Она, все-таки, молодец. Сильная, смелая. Отчаянная до безумия. Преследующая свою цель до конца, как кровожадная гончая.

Только душа ее мертва и черства.

***

Господарь лежал неподвижно.

В своей серебряной тяжелой маске.

В перчатках. Руки его лежали поверх одеяла, и казались бессильными, неподвижными. Почти мертвыми.

Альба шагнула к нему.

Лицо ее по-прежнему ничего не выражало. Ни печали, ни радости. Ничего.

Она слегка прихрамывала, и сквозь платье проступало темное пятно на боку. Там, где ее ранили слуги господаревы. Но она как будто не замечала боли.

Она долго шла к этой цели, много сил потратила, и наконец добилась своего.

Господарь лежал перед ней, поверженный.

— Ты слышишь меня?

Господарь не ответил.

Не слышно было даже его дыхания. Словно жизнь замирала в его теле, испарялась, как вода на солнцепеке.

Альба тихо, как тень, скользнула под полог к Господарю, присела на краешек постели. Заглянула в неподвижное серебряное лицо.

— Ты видишь меня?

Кажется,