Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

Оживленные рабочие приказали постовым ехать в штаб-квартиру секции; оттуда жандарм провел партию через враждебные толпы к отелю де Виль. Там «я вышел из кареты, окруженный вооруженной толпой, и пробрался через изгородь из пик. Когда я поднимался по лестнице, которая также была усеяна копьями, один человек направил свою пику мне в сердце. Мой полицейский отбил его своей саблей. Если бы я в тот момент споткнулся, мне бы пришел конец».67 В штаб-квартире Коммуны она нашла друга, который добился ее освобождения; он проводил ее в посольство и выдал ей паспорт, который позволил ей на следующее утро благополучно покинуть Париж и отправиться в долгий путь в Коппет. Именно в этот день голова принцессы де Ламбаль, шествующей на пике, прошла под заключенной королевой.

Жермена попала в руки родителей 7 сентября. В октябре, узнав о революции в Женеве, они переехали на восток, в Ролле, поближе к Лозанне. 20 ноября 1792 года двадцатишестилетняя мать родила сына Альбера, которого она пронесла через все свои приключения со смертью. Вероятно, он был рожден в Нарбонне, но ее муж был вынужден верить или притворяться, что он был отцом. В Ролле, а затем в Коппете она дала временное убежище многим мужчинам и женщинам, титулованным или нет, которые бежали перед наступающим Террором. «Ни она, ни ее отец не заботились о мнениях в присутствии несчастья».68

Узнав, что Нарбонн предложил покинуть свое убежище в Англии, чтобы приехать и дать показания в защиту Людовика XVI, Жермена не могла смириться с мыслью, что он подвергает себя такой опасности; она должна поехать в Англию и отговорить его. Она проехала через Францию и Ла-Манш и присоединилась к Нарбонне в Джунипер-Холле, в Микелхэме под Лондоном, 21 января 1793 года — в день гильотинирования Людовика. Ее бывший возлюбленный был слишком подавлен этой новостью, чтобы оказать ей радушный прием; его аристократическое происхождение вновь заявило о себе, и его любовь к любовнице утратила свою пылкость в горе по королю. Талейран часто приезжал из близлежащего Лондона и веселил их своим юмором. Фанни Берни присоединилась к ним и сообщила (в кратком изложении Маколея), «что никогда прежде не слышала такого разговора. Самое оживленное красноречие, самая острая наблюдательность, самое искрометное остроумие, самая учтивая грация — все это объединялось, чтобы очаровать ее». Она отказывалась верить сплетням о том, что Нарбонн и Жермена живут в прелюбодеянии. Она написала своему отцу, знаменитому историку музыки:

Этот намек был… совершенно новым для меня, и я твердо считаю его грубой клеветой. Она любит его даже нежно, но так открыто, так просто, так незаметно, и с такой полной свободой от всякого кокетства…. Она очень простая, он очень красивый; ее интеллектуальные способности должны быть для него единственной притягательной силой…Я думаю, вы не могли бы провести с ними и дня и не увидеть, что их коммерция — это чистая, но возвышенная… дружба».69

Когда Фанни убедилась, что эта блестящая пара живет в бесстыдном грехе, она с горечью отказалась от визитов в Джунипер-Холл.

Эту маленькую группу сторонились и прежние эмигранты, обвиняя их в том, что они слишком долго защищали Революцию. 25 мая 1793 года Жермена переправилась в Остенде; затем, будучи все еще женой шведского посла, она благополучно добралась до Берна, где ее встретил ее случайный муж, и отправилась с ним в Коппет. Там она выпустила «Размышления о суде над королевой, написанные женщиной» — горячий призыв к милосердию по отношению к Марии-Антуанетте. Но королева была гильотинирована 16 октября 1793 года.

Мадам Неккер умерла 15 мая 1794 года. Муж оплакивал ее с той глубиной привязанности, которую может дать только долгая совместная жизнь. Жермена, не выдержав, переехала в замок Мезерей, недалеко от Лозанны, чтобы создать новый салон и забыть обо всем на свете в объятиях графа Риббинга. Нарбонн, прибывший с опозданием, оказался вытесненным и вернулся к прежней хозяйке. Где-то осенью 1794 года высокий, веснушчатый, рыжеволосый швейцарец Бенжамен Констан, которому было почти двадцать семь лет, встретил Жермену в Ньоне и начал с ней долголетний союз литературы и любви.

Тем временем Робеспьер пал, к власти пришли умеренные, и теперь она могла вернуться в Париж. Она вернулась в мае 1795 года, заключила мир с мужем и возродила свой салон в шведском посольстве. Там она собрала новых лидеров умирающего Конвента — Барраса, Тальена, Буасси д'Англаса и таких литературных львов, как Мари-Жозеф де Шенье. Она с такой жадностью погрузилась политику, что один из депутатов осудил ее на заседании Конвента, обвинив в монархическом заговоре и рогоносстве с мужем. Новый Комитет общественной безопасности приказал ей покинуть Францию; к 1 января 1796 года она вернулась в Коппет. Там, в перерывах между работой с Константом и книгами, она написала мрачное исследование «Влияние страстей», пронизанное Руссо и чувствами, перекликающееся с «Печалями Вертера» и восхваляющее самоубийство. Ее друзья в Париже подготовили восторженные рецензии. Директория уведомила ее, что она может приехать во Францию, но не ближе чем за двадцать миль от столицы. Она и Констан поселились в бывшем аббатстве в Эриво. Весной 1797 года ей разрешили присоединиться к мужу в Париже. Там 8 июня она родила дочь Альбертину, отцовство которой было неясно. На фоне этих осложнений она через Барраса добилась отзыва Талейрана из ссылки и его назначения (18 июля 1797 года) на пост министра иностранных дел. В 1798 году барон де Сталь лишился поста посла. Он полюбовно расстался с Жерменой в обмен на пособие и удалился в квартиру на нынешней площади Согласия, где и умер в 1802 году.

6 декабря 1796 года на приеме, устроенном Талейраном для вернувшегося на родину покорителя Италии, она впервые встретилась с Наполеоном. Он сказал ей несколько слов в похвалу ее отца. Впервые в жизни она не была готова к ответу: «Я немного опешила, сначала от восхищения, потом от страха».70 Она задала ему глупый вопрос: «Кто самая великая женщина, живая или мертвая?» Он дерзко ответил ей: «Та, которая родила больше всего детей».71 Четыре дня спустя она снова увидела его, когда он принимал аплодисменты директоров во дворе Люксембургского дворца. Она была озадачена его скромностью и гордостью; она чувствовала, что перед ней человек, который несет в себе судьбу Франции. Она жаждала войти к нему в доверие, разделить с ним