Саван для блудниц - Анна Данилова

Он не помнил, что еще наплел перепуганной насмерть Белотеловой, и очнулся уже тогда, когда на столе появилась стопка стодолларовых банкнот. Лариса с опухшим от слез лицом умоляла его сделать все возможное, чтобы обеспечить ей алиби на момент убийства Соляных.

– И все равно, – прошептала она, обнимая себя за плечи и дрожа от озноба, – Соляных здесь ни при чем… Это недоразумение. Я ничего в своей жизни не умею, только делать маникюр. Это – все! Какие, к черту, наркотики?! Все это придумано там, в Петрозаводске. Люди завидовали мне, что я живу с Колей. Он был очень богат, а это всегда вызывает массу негативных чувств со стороны окружающих. Вы должны верить мне… Вот, возьмите эти деньги и сделайте все возможное, чтобы меня никто не смог втянуть в это дело…

Крымов вышел от Белотеловой в состоянии, близком к истерике: такого отчаянного вранья он и сам от себя не ожидал. Наркотики, Средняя Азия, мертвый Соляных – бред собачий! А дверь, соединяющая две соседние квартиры? Хорошо, что он вовремя сменил тему, а то пришлось бы искать этот тайный, несуществующий ход… Но как она испугалась, эта молодая хамка!

Зато теперь можно было уже не переживать относительно возврата гонорара. Пускай настоящих результатов этого расследования еще нет! Не так-то просто вести подобные дела. Со временем все образуется, и Белотелова получит обратно свои деньги – те, что выдала ему сверх гонорара в порыве чувств… Интересно, она обрадуется, если узнает, что Соляных жив и здоров, или наоборот – сильно огорчится?

Крымов возвращался в агентство с больной головой: слишком много навалилось на него непонятного, сложного и абсурдного. Корнилов сказал ему – не суйся в это дело. Но в какое? Последние дела связались в тугой узел, и поди разбери, где его самый опасный конец, ведущий к Бурмистрову? И при чем здесь убийство, совершенное пять лет тому назад, вокруг которого столько бессмысленных предупреждений и намеков? И почему Корнилов боится рассказать о сыне Бурмистрова, тем более что тот жив и здоров? Разве что это делается намеренно?!

А что делать с трупом Зверева и как объяснять теперь, что он полдня пролежал на холодном кафельном полу ванной комнаты агентства?

Вспомнив про поселок Дражный и о том, что оба – и Пермитин и Зверев – жили там какое-то время, Крымов подумал, что тот, кто убил Зверева, явно опасался его… А что, если это и есть Пермитин? Если это именно он убил Ларчикову и ее учеников, а затем застрелил Зверева? Только где смысл во всех этих страшных смертях? А кто ранил Олю Драницыну? Тоже он? Но за что?

Надю он застал всю в слезах. Увидев входящего в комнату Крымова, она разрыдалась.

– Женя, ну куда же ты ушел? Почему ты меня бросил? Я вошла в ванную комнату, а там… там… труп… Вы что, совсем сошли с ума? Хотите, чтобы я лишилась рассудка? Увези меня отсюда, пожалуйста, очень тебя прошу… Скажи, меня посадят за Тришкина?

Она стала нервно икать, и Крымов, обняв ее и усадив к себе на колени, принялся успокаивать, как маленькую. Вытер ей слезы, поцеловал и прижал к себе. В душе его происходило что-то непонятное, сердце заломило: он страдал из-за невозможности успокоить впавшую в отчаяние и окончательно раскисшую Надю; он не находил слов, которые помогли бы ей не думать о Тришкине.

– Ты хочешь, чтобы я привез его к тебе, и ты сама, собственными глазами, увидела его и услышала, что у него к тебе нет никаких претензий? Если хочешь, я могу это устроить.

Она смотрела на него широко распахнутыми и полными слез глазами и не знала, что сказать: возможно, именно это и успокоило бы ее сейчас.

– Я только никак не могу понять, зачем ты поехала к нему? Разве это твое дело?

– Юля тоже бы поехала, окажись она на моем месте.

– Юля – это совсем другое дело. А ты должна беречь себя…

Надя проглотила эту волшебную фразу, как неслыханно огромную порцию счастья, и немного успокоилась: он любит ее, этот невозможный Крымов, любит ее!..

К разговору о Тришкине в этот вечер больше не возвращались.

Тамара Перепелкина, вернувшись из Ботанического сада домой, открыла дверь своими ключами и по доносящимся из глубины квартиры голосам поняла, что у них гость. Отец разговаривал со Сперанским, и была чудесная возможность подслушать их разговор, оставаясь незамеченной.

Едва держась на ногах и находясь на пределе сил, Тамара тем не менее, прижавшись спиной к стене прихожей, на цыпочках приблизилась к двери гостиной и вся обратилась вслух. Сердце ее ухало в груди уже от одного звука голоса Игоря Сергеевича. Она не представляла себе, что же будет, если она УВИДИТ его. Таких сильных чувств к кому-либо она еще никогда не испытывала, и какие удивительные это были переживания: радость, смешанная с непонятной зудящей болью, нежный трепет, желание очутиться в его объятиях и яркое, сильное предчувствие скорого счастья… И это почти в тот момент, когда жизнь ее, казалось бы, уже потеряла смысл, когда душа и тело уже были легкомысленно отданы на откуп каждодневной бессмысленной инерции поступков и желаний.

– … я узнавал, для этого требуется решение районной администрации, оно так и называется: «Решение о снижении брачного возраста»… Мне ничего не стоит заполучить эту бумагу, а справку от врача – тем более… Как только она согласится, я сразу же начну действовать и увезу ее отсюда…

– А если она не согласится? Ведь у нее в голове ветер, она не ведает, что творит… Но, с другой стороны, я не хочу потерять дочь, а потому единственное, что я могу сейчас для нее сделать, это дать ей возможность увидеть совершенно другую жизнь, других людей, о существовании которых она и не подозревает. Ведь вся жизнь у нее сейчас сконцентрировалась на школе, классе и тех бездельниках и подонках, быть может, даже наркоманах, которых она видит каждый день, с которыми разговаривает и впитывает в себя весь этот подростковый яд неведения… Ты бы видел, в каком состоянии она иногда возвращается домой, какие пустые и одновременно грустные взгляды она бросает на меня, словно извиняясь… А ведь это мне следовало бы попросить у нее прощения за то, что она целыми днями одна, что у нее дома нет настоящей семьи… Только прошу тебя, Игорь, будь с ней осторожен, не позволяй ей замыкаться на своих проблемах, которых у нее, как мне кажется, предостаточно для девочки такого возраста.

Тамара вернулась к двери и позвенела ключами, чтобы заявить о своем присутствии. Сразу стало очень тихо, и только спустя несколько секунд послышались шаги – в прихожей появился отец. С виноватым видом он проблеял, словно его застукали на месте преступления:

– Тамарочка, проходи… У нас Игорь Сергеевич. Он хочет с тобой поговорить. Или, может, ты сначала поужинаешь?

Тамара пожала плечами и покачала головой – какой еще ужин, когда на душе творится такое?!

В гостиной она увидела Сперанского. Он поднялся ей навстречу и поспешил взять ее руку в свою.

– Мне надо сходить за хлебом, а вы поговорите, поговорите. – Перепелкин засуетился в поисках неизвестно чего: несколько раз открыл и закрыл ящики шкафа, заглянул в сервант, затем умчался на кухню, а когда вернулся, взял со стола рюмку, допил то, что оставалось на донышке, и наконец, извинившись, пулей вылетел из квартиры.

Тамара села в кресло напротив сильно смущенного, ставшего вмиг розовощеким Сперанского, и заставила себя посмотреть ему в глаза.

– Тамара. – Игорь Сергеевич потянулся к ней всем телом и взял ее крепко за обе руки; глаза его изучали ее лицо, взгляд скользил по ее векам, ресницам, губам… – Понимаешь, так случилось, что твой отец выбрал меня…

Она широко раскрыла глаза: что он этим собирался сказать?

– Скажи, ты бы хотела уехать отсюда? Хотя бы на месяц? Куда-нибудь очень далеко, на море, например?

– Зачем?

– Чтобы сменить обстановку и забыть хотя бы на время свою школу, класс… У вас слишком много страшных событий произошло за последние две недели, и никому не известно, чем все это может закончиться… Тебе опасно оставаться здесь, в любую минуту с тобой может произойти то же самое, что и с твоими одноклассницами… В городе, судя по всему, появился очередной маньяк, который неравнодушен к девочкам почему-то именно из вашего класса.. Вот твой отец и попросил меня отвезти тебя на море… Там ты отдохнешь, позагораешь, восстановишь свою нервную систему.

– А почему вас? Разве он сам не в состоянии поехать со мной? Он что, заболел? – Тамара не хотела, чтобы Сперанский говорил ей о море и школе, она ждала от него большего. Хотя кое-что, безусловно, в их отношениях изменилось – он называл ее на «ты», а это резко сократило расстояние между ними.

– Нет он не заболел… Это я заболел, и серьезно. – Сперанский и сам не понял, как очутился возле нее и подхватил ее на руки, опустился с нею на коленях в кресло и крепко прижал к себе, вдыхая аромат ее влажных от дождя, пропитанных запахами Ботанического сада волос. – Я тебя люблю, Тамарочка, понимаешь? И хоть ты совсем еще маленькая, я бы хотел жить с тобой. Ты хочешь этого? Ты понимаешь, о чем я говорю?