(не) просто сосед (СИ) - Андриевская Стася

Никакой таинственности: с первых же минут он коротко, но поразительно точно и полно описал историю героини — со всеми явками и паролями, именами и степенями родства. Даже слишком точно и, надо сказать, слушая её в чужом изложении, да ещё и в таком препарированном и грамотно поданном, Полина и сама поняла вдруг, насколько странно она в ней выглядит. Если не сказать нелепо. И это было очень отрезвляющее прозрение. И очень запоздалое.

— Но, Полина, — с хитрым прищуром потирая подбородок пальцем, подловил её на какой-то очередной нестыковке Шереметьев, — вы говорите, Руслан Подольский человек хороший. А откуда вы знаете, если, опять же, с ваших слов, общались исключительно на уровне «Здрасти-До свидания»?

— Не знаю. Это просто чувствуется.

— А то, что он в своё время отсидел за изнасилование, вы тоже сразу почувствовали? Или, может, вы считаете, что одно другому не мешает и насильник вполне может быть хорошим человеком?

— Я думаю, что хороший человек вполне может отсидеть по ложному обвинению!

— Как интересно получается — это уже прямо-таки рок какой-то! Первый раз по ложному, второй раз по ложному. Так?

— Нет, не передёргивайте! Второй раз преступление было, но Руслана, и я на этом настаиваю, засудили, повесив на него более тяжёлую статью! А первый раз… Я не знаю, что было в первый раз, я там свечку не держала!

— То есть, вы вообще сомневаетесь, в том, что там что-то было? Считаете, он не совершал?

— Я не знаю! Но давайте честно, Андрей, сколько раз у вас здесь, в этой самой студии бывали герои, которых обвиняли в изнасиловании, которого они не совершали? Постоянно всплывает что-то подобное! И там вы почему-то им верите, хотя в студии сидят несчастные зарёванные жертвы и вся их родня! И вы делаете всё, для того, чтобы оправдать этих мужчин в глазах общественности и даже закона! А что сейчас иначе? Или вы лично видели, что случилось тогда, в конце девяностых, что не допускаете даже мысли о том, что Руслан мог отсидеть по наговору?

— Герои, о которых вы говорите, Полина, приходят в эту студию как раз для того, чтобы рассказать о том, что их обвиняют в несовершённом насилии и просят помощи в отстаивании своей правоты, а Руслан Подольский, хочу я вам напомнить, сам признал тогда свою вину… Вы об этом знали?

Полина опустила голову.

— Знала.

— И вас это не смущает?

— Смущает. Но это не мешает мне чувствовать, что он достойный человек! И знаете, оступиться может каждый, и даже если он и виновен — он отбыл то наказание, судимость давно погашена, и я вообще не понимаю, какое это имеет отношение к теме, с которой пришла я?! Если даже мне всё равно до его прошлого, то вам-то какое дело?!

— Секундочку! Вы сказали: Даже мне всё равно до его прошлого… Значит ли это «даже», что в настоящем вы всё-таки рассчитываете иметь близкие отношения с ним и именно поэтому так радеете о пересмотре дела?

Полина не ответила. Внутри всё клокотало. О реабилитации, про которую говорил Шереметьев, завлекая её на эфир, не было и речи — это уже стало ясно, как день. И вообще, Максим был прав, когда сказал, что весь этот шоубиз — сплошная херота. Дурман, видимость. Пламя для глупых мотыльков. Макс с Алексеем поняли это раньше, а ей нужно было как обычно сначала полностью уделаться в дерьме. И вот теперь Шереметьев что-то там говорил, а она сидела, почти не слушая его, и пыталась понять, что она здесь вообще делает — по привычке служит чучелом для метания тухлых яиц или всё-таки во всём этом безумии с самого начала был хоть какой-то смысл? Тогда — какой?

— Ну хорошо, допустим, поначалу вы не знали о его прошлом и увлеклись новым соседом. Ну, с кем не бывает, дело молодое. Но потом-то, когда узнали, как отреагировали?

— Никак. Я вам уже сотню раз повторила, что у нас с ним не было отношений, поэтому и его прошлое меня не касается!

— А вот ваша соседка, Валентина Степановна, от которой вы и узнали правду, утверждает, что всё было совсем иначе. Давайте, её и послушаем. Итак, встречаем, соседка нашей героини…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Полина вскинула голову. Что?! Что, блин? Но да, это была тётя Валя. И она рассказала совсем другую историю, начав ещё издалека, с того, каким несносным был Руслан в молодости и так далее, перейдя к тому, что между Полиной и Русланом сразу же, едва ли не на глазах у тёти Вали, завязалась позорная связь.

— Он же её как облапал ещё с самого начала, в лифте, так ей видать и понравилось! Сразу и мне хамить начала, и на ребёнка плюнула, и мужа забросила. А ведь он какой хороший парнишка-то был! И заботливый, и всё в дом! Ведь сутками из-за компьютера-то этого своего не вставал, работал, а это ж нагрузка какая! И это всё пока она там шлялась не пойми где!

Справедливости ради — Шереметьев подлавливал на нестыковках и тётю Валю, садил её на брехне так мощно и сокрушающе, что Полина на её месте давно сдохла бы от стыда, но той хоть бы хны. И всё-таки Полина втягивалась в свару и сама не заметила, как начала спорить, повышать голос, переходить на личности. Тётя Валя вскакивала с места, визжала, как мелкая шавка и вываливала на публику такие подробности соседской жизни, что Полина обмирала от ужаса и негодования и ещё больше вовлекалась в скандал.

— Итак, вы утверждаете, что ваш покойный муж имел, скажем так, склонность к насилию? — задал очередной вопрос Шереметьев.

— Да, — твёрдо кивнула Полина. — И я думаю, это у него с детства, потому что над ним издевалась его мать. Он сам мне рассказывал, и поверьте, там есть от чего ужаснуться!

— Ну… Спросить у него самого мы уже не можем, но вот его мать… Итак, встречайте, Щербакова Лидия Петровна…

Это было что-то! Тормоза отказали совсем. Полина, уподобившись соседке и свекрови, орала, перебивала, вскакивала с места и, совсем уже потеряв чувство меры, сыпала такими подробностями, что даже Шереметьев хватался за голову. Вывалила и подробности своего первого раза с Марком, и его склонность к садизму, и его членство в каком-то там клубе извращенцев, и вирт, и связь с бывшей подругой, и то, как он, бывало, извращался над самой Полиной. Бывшая свекровь держалась за сердце, кидалась драться, рыдала, воздевая руки к потолку, и требовала у всех, кто её сейчас видит посодействовать в том, чтобы «у этой ненормальной забрали ребёнка, пока дело не дошло до новой беды»

— Ну, Полина, вас послушать, так Руслан Подольский чуть ли не святым получается, вашим, можно сказать, избавителем, в то время, как погибший супруг, оказывается, был и садистом, и извращенцем, и настоящим насильником?

— Врёт! Всё она врёт! — надсадно орала свекровь. — Маркуша не такой, он не такой… — бессильно сползла на спинку дивана.

К ней подбежал человек со стаканом воды, а она выхватила его и швырнула в Полину. Стакан пролетел мимо, но вода хлестнула Полину по лицу — как пощёчина.

— Ты виновата в его смерти, ты! Ты! Ты! Ты! — завизжала свекровь, и, в пару шагов подскочив к Полине, плюнула ей в лицо.

Шереметьев кинулся было разнимать возможную драку, но не пришлось. Полина просто сорвалась с кресла и сбежала в кулисы. Там её встретил ассистент с салфетками и увещеваниями о том, что лучше вернуться. Полина лишь молчала и упрямо пыталась снять с себя микрофон, но руки дрожали и были ватными, подбородок сводило адской судорогой, аж щемило пронзительной болью за ушами. В то же время съёмка передачи продолжалась. Что-то там орала свекровь, что-то говорил Шереметьев.

— Полина Александровна, — вился вокруг неё ассистент, — вы просто успокойтесь. Посидите здесь немного, придите в себя и возвращайтесь в студию, хорошо? До конца передачи осталось всего пять минут, вы столько выдержали, а теперь…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Идите к чёрту, со своей передачей! — взорвалась Полина. — И снимите с меня этот долбанный микрофон, пока я его не порвала!

Ассистент, поняв, что уговоры бесполезны, сунулся помогать, но Полина вдруг схватила его за руку.

— Хотя нет! Я пойду.

— Отлично! — схватился ассистент за рацию. — Сейчас я дам знать, и вас пригла…