Я — Тимур властитель вселенной - Марсель Брион

возможность защиты от волков, а в чужой стране трое, держась вместе, будут чувствовать себя намного увереннее.

В письме я просил сына как можно точнее сообщить мне о том, где может находиться Тохтамыш и своём собственном положении, а так же ответить когда и где мы могли бы с ним встретиться. В письме я писал, что меня застиг снегопад, и до таяния снегов я не могу двинуться дальше, однако как только задышит Бык и растает снег, я непременно двинусь в дорогу, но я должен знать, где состоится наша встреча (на Востоке в старину полагали, что земля расположена на рогах огромного быка и всякий раз как тот Бык вздыхает, наступает теплый сезон и тают снега — Марсель Брион).

По убытии гонца, я не стал терять бдительности и поручил группе своих воинов изучать местность и обстановку вокруг деревни Кельна с тем, чтобы Тохтамыш, если захочет, не сумел застать меня врасплох, и лагерь свой в той деревне я разбил по образцу находящегося в боевой обстановке. Теперь, вздумав напасть на меня, враг был бы вынужден отступить получив жесткий отпор. Поскольку я сам много раз нападал на врага внезапно, заставая его врасплох, то я хорошо знаю как дорого может окончиться для полководца беспечность и неведение о замыслах врага. Я привык к тому, что постоянно занят множеством дел и не могу впустую тратить свое время. Поскольку снежные заносы вынуждали нас оставаться в Кельне и делать было нечего, я решил устроить охоту. Старейшины той деревни предложили устроить охоту на медведя, что для меня было новым. Я не знал, что в зимнюю пору, когда все вокруг покрыто снегом, медведь в степи не появляется, он спит и не вылезает из своей берлоги. Никто не может отыскать месторасположение медвежьей берлоги, разве что лиса, даже охотничьи собаки не в состоянии сделать это.

В тот день, отправившись охотиться на медведя в сопровождении проводников из числа жителей Кельны и нескольких своих приближенных, я обратил внимание на то, что жители деревни вооружены лишь дубинами и никто из них не имел с собой ни сабли, ни копья. Пройдя немного мы достигли места, где на снегу виднелись следы лисицы. Я спросил, неужели в такой снег и холод лиса может высунуться из своей норы? Деревенские объяснили, что с одной стороны, шерсть у лисицы густая и поэтому она не столь восприимчива к холоду, с другой — голод вынуждает ее покинуть нору. Выйдя же из своей норы, она направляется прямо к медвежьей берлоге, зная, что там, наверняка можно поживиться полевыми мышами, лаской, хорьками. Я спросил, откуда в медвежьей берлоге могут взяться те грызуны? Деревенские объяснили мне, что берлога представляет собой амбар, набитый запасами продовольствия, поскольку медведь прежде, чем впасть в спячку, тащит в берлогу всякую еду, какая попадётся и создает там запасы. Медвежья берлога до наступления снегопада наполняется желудями, дикими лесными гранатами, лесным медом. После того, как степь покроется снегом и медведь впадет в спячку, полевые мыши, ласка и хорьки сбегаются в берлогу и обживаются в ней, поскольку там тепло и сытно.

Идя по лисьему следу, пройдя степь, мы приблизились к подножию горы, где он исчезал в одной из расщелин. Жители деревни сказали: «Это здесь». После чего они запустили в берлогу двух из своих собак. Собачий лай разбудил медведя и мы увидели как вначале наружу выскочили несколько лесных зверюшек и лисица, с окровавленной мордой, было видно, что она успела поживиться дичью внутри берлоги, и возможно, что досыта. Из глубины расщелины показался огромный медведь коричневого цвета и я приготовил лук, чтобы пустить стрелу. Однако жители деревни Кельна стали кричать: «Эй эмир, не стреляй, испортишь шкуру!»

Тогда я понял, почему деревенские не взяли с собой ни сабель, ни копий. Полагая, что ими можно только испортить и обесценить шкуру зверя, они предпочитали, заваливать медведя ударами дубин, тем самым избегая повреждений на той шкуре, которая таким образом сохранит свою ценность. Я вложил стрелу в колчан и повесил на лук за спину.

Медведь тем временем, выбежав из пещеры, встал на задние лапы, он оказался таким огромным, что когда один из деревенских подошел к нему, я заметил, что ростом медведь выше того человека. Я не думал, что медведь может оказаться настолько огромного роста и иметь такое могучее телосложение. До того я не видел медведей других пород, кроме тех, что водятся в Иране, между тем деревенские сказали мне позже, что попадаются медведи и побольше того, что стоял перед нами.

Деревенские внезапно набросились на зверя с дубинами и один из них пытаясь всучить мне дубину говорил: «О, эмир, вот тебе дубина, бей этого медведя вместе с нами». Но я не стал брать в руки дубину, так как мужу, привыкшему, подобно мне, владеть клинком и луком, не подобает махать ею, являющейся оружием простых сельских жителей, а не доблестных воинов. Между тем, деревенские дружно колотили медведя своими дубинами, а зверь оглушительно рычал, широко разевая пасть и высовывал свой алый язык, стараясь защититься, размахивая передними лапами, однако, что он мог сделать против множества нещадно колотивших его дубин? Деревенские настолько жестоко исколотили зверя, что тот бездыханный упал на снег и больше не шевелился. Я подошел к нему и увидел, что глаза его широко раскрыты, но безжизненны. Шкура его не имела никаких повреждений, тем самым сохранилась ее ценность, и один из деревенских, считавшийся мастером по свежеванию медвежьих шкур, проделав в той шкуре отверстие, приложил к нему рот и стал с усилием вдувать воздух, после чего оболочка зверя раздулась, таким образом было легче снимать шкуру.

После того, как шкура была отделена от туши, деревенские разрезали её на куски, поднесли их ко мне и предложили, чтобы я отрезал себе кусок и приказал зажарить кебаб из него, они уверяли, что кебаб из медвежатины нежен и приятен на вкус, на что я ответил, что мы мусульмане, а мусульмане не едят медвежьего мяса. Это потому, что у медведя нет копыт ь имеются, когти, между тем, наша вера запрещает есть мясо бескопытных животных.

Меня больше всего удивляло, почему Тохтамыш не показывается нам на глаза, я не допускал мысли, что Тохтамыш не ведает о нашем пребывании на его земле. Невозможно такое, чтобы стотысячная армия подобная моей, вошла в страну, в то время как её правитель не ведал, что чужое войско вторглось в его владения. Меня этот вопрос настолько повергал в недоумение,