Гоголь. Воспоминания. Письма. Дневники. - Василий Гиппиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Русский Архив», 1910, № 8.
Я. К. Грот — П. А. Плетневу
Гельсингфорс, 15 июля 1842 г.
…В неудовольствии при чтении Чичикова ты сам виноват: его не следовало читать в салоне у светских дам; таланту бездна, но грязненько, и дружба к Гоголю не должна скрывать, что pudeur, [Стыдливость. ] одно из главных оснований общества, необходима и в книге, как в труде, посвященном обществу.
«Переписка Грота с Плетневым», т. I, стр. 566.
П. А. Плетнев — Я. К. Гроту
Пб., 25 июля 1842 г.
…Не понял ты меня, думая, что грязноватость Чичикова затрудняла мое чтение при дамах. Всё им ненужное я умею вмиг пропускать. Но меня бесит дамская тупоголовость, глупость, непостижение лучших мест, и всё это по непривычке говорить по-русски. На французском будь в половину слабее, они с ума бы сошли от восторга.
«Переписка Грота с Плетневым», т. I, стр. 566.
С. Т. Аксаков — Н. В. Гоголю
Москва, 3 июля 1842 г.
…Я обещал вам записывать разные толки о Чичикове — я сделал это, сколько мог успеть, ибо через неделю мы уехали из Москвы. Вот они: выписываю их с дипломатическою точностью. С. В. Перфильев [Степ. Вас. Перфильев (1796–1878) — жандармский генерал, впоследствии начальник 2-го (т. е. московского) корпуса жандармов. ] сказал мне: «Не смею говорить утвердительно, но признаюсь: „Мертвые Души“ мне не так нравятся, как я ожидал. Даже как-то скучно читать; всё одно и то же, натянуто — видно желание перейти в русские писатели; употребление руссицизмов вставочное не выливается из характера лица, которое их говорит». Он прочел залпом в один день. Я просил его через несколько времени прочесть в другой раз и не искать анекдота. Он хотел прочесть три раза. Уходя, он прибавил, что сальности в прежних сочинениях, даже в «Ревизоре», его не оскорбляли; но что здесь они оскорбительны, потому что как будто нарочно вставляются автором. Н. И. Васьков говорил, «что состав губернского общества не верен (как и в „Ревизоре“, где пропущены: стряпчий, казначей и исправник); что председателей двое; что полицеймейстер лицо ничтожное в губернском городе; что, представив сначала всё в дрянном и смешном виде, странно сделать такое горячее обращение к России; что часто шутки автора плоски, неблагопристойны, и что порядочной женщине нельзя читать всю книгу». Наконец, нашелся один, который обиделся следующими словами: «Посмотрим, что делает наш приятель?» И кто же этот приятель?.. Селифан или половой!. Что же они мне за приятели?.. Не сочтите за выдумку последнего выражения; всё правда до последней буквы. Есть, впрочем, обвинения и справедливые. Я очень браню себя, что одно просмотрел, а на другое мало настаивал: крестьяне на вывод продаются с семействами, а Чичиков отказался от женского пола; без доверенности, выданной в присутственном месте, нельзя продать чужих крестьян, да и председатель не может быть в одно и то же время и доверенным лицом и присутствующим по этому делу. Несмотря на лето «Мертвые Души» расходятся очень живо и в Москве и в Петербурге…
«История моего знакомства».
Н. В. Гоголь — С. Т. Аксакову
Гастейн, 27/15 июня 1842 г.
Сделайтe милость, обнимите всех, кого увидите из моих знакомых. Если Никол. Филипп. и Карол[ина] Карл. Павловы [Н. Ф. Павлов — беллетрист (см. письмо А. А. Краевского к И. И. Панаеву, октябрь 1839 г.); Каролина Карловна (1810–1893) — его жена, поэтесса. ] точно едут, то вы мне сделаете большую услугу присланьем чрез них некоторых книг, а именно: «Памятник Веры», [ «Памятник веры, представляющий благочестивому взору христианина празднества, православною церковью установленные св. угодникам божиим с кратким оных жизнеописанием» и проч. (1-е изд. 1825 г.). ] такой совершенно, как у Ольги Семеновны, [Жена С. Т. Аксакова, урожд. Заплатина (р. 1793 г., ум. 1878). ] и «Статистику России» Андросова, [ «Хозяйственная статистика России», издал Василий Андросов. М., 1827 г. ] и еще, если есть какое-нибудь замечательное сочинение статистическое о России вообще или относительно частей ее, вышедшее в последних годах, то хорошо бы очень присовокупить его к ним. Кажется, вышел какой-то толстый том от мин. внутр[енних] дел. А Григория Сергеевича [Сын Аксакова, служивший в Симбирске прокурором. ] попрошу присылать мне реестр всех сенатских дел за прошлый год, с одной простой отметкой, между какими лицами завязалось дело и о чем дело. Этот реестр можно присылать частями при письмах ваших. Это мне очень нужно. Да чуть было не позабыл еще попросить о книге Кошихина, [Так ошибочно называли Григ. Карп. Котошихина (ум. 1667 г.), автора книги «О России в царствование Алексея Михайловича» (издана впервые в 1840 г.). ] при ц[аре] Ал[ексее] Михайловиче. Я прошу вас записать цену их, чтобы я знал, сколько вам должен. Я уверен, что Павловы не откажутся привезть мне их. Обнимите их от меня обоих. Они, верно, не сомневаются в том, что я очень хотел бы их увидеть. Около октября 1 я надеюсь быть в Риме. Прощайте. Не забывайте меня и пишите. Посылаю вам мой душевный поцелуй.
Ваш Гоголь.
«Письма», II, стр. 195–196.
Н. В. Гоголь — С. Т. Аксакову
Гастейн, 18/6 августа (1842 г.)
…Все ваши известия, всё, чтó ни заключалось в письме вашем, всё до последнего слова и строчки было для меня любопытно и равно приятно, начиная с вашего препровождения времени, уженья в прудах и реках, и до известий ваших о «Мертвых Душах». [Ответ на письмо от 3 июля 1842 г. ] Первое впечатление их на публику совершенно то, какое подозревал я заране. Неопределенные толки; поспешность быстрая прочесть и ненасыщенная пустота после прочтения; досада на видимую беспрерывную мелочь событий жизни, которая становится невольно насмешкой и упреком. Всё это я знал заране. Бедный читатель с жадностью схватил в руки книгу, чтобы прочесть ее, как занимательный, увлекательный роман, и, утомленный, опустил руки и голову, встретивши никак не предвиденную скуку. Всё это я знал. Но при всем этом подробные известия обо всем этом мне всегда слишком интересно слышать. Многие замечания, вами приведенные, были сделаны не без основания теми, которые их сделали. Продолжайте сообщать и впредь, как бы они ни казались ничтожны. Мне всё это очень нужно.
«Письма», II, стр. 202.
Конст. С. Аксаков — Н. В. Гоголю
Москва, [август?] 1848 г.
…Вы уехали, дорогой Николай Васильевич, и оставили нам книгу, которая произвела необыкновенный шум. Давно не было у нас такого движения, какое теперь по случаю «Мертвых Душ». Ни один решительно человек не остался равнодушен; книга всех тронула, всех подняла, и всякий говорит свое мнение. Хвала и брань раздаются со всех сторон, и того и другого много; но зато полное отсутствие равнодушия. Отовсюду слышны мнения: их говорит всякий; всякий открыл свое суждение и потому, — при этом всеобщем объявлении своих мыслей, взглядов на вещи, при этом всеобщем признании, вынужденном книгою, — произошла такая разность мнений, такие поразительные несходства, что едва веришь ушам своим. Без этой книги и предполагать нельзя было бы такого различия мнений, которое вышло теперь на свет. Одни говорят, что только тут видят они Гоголя, который до сих пор далеко не так поражал их; что только тут почувствовали они его колоссальность; другие провозгласили было в самом начале, что эта книга — падение Гоголя, смерть его таланта; но скоро должны были замолчать, оглушенные всеобщим шумом, поднявшимся над их главами; они ограничиваются тем теперь, что указывают на прежние ваши сочинения, на Малороссию. Для иных здесь колоссально предстает Россия, сквозящая сквозь первую часть и выступившая в конце книги; слезы навертываются у них на глазах при чтении последних строк. Другие с горестью читают, говорят, что надо терзаться и плакать. «Посмотрите, — говорил мне один, — какая тяжелая, страшная насмешка в окончании этой книги». — Какая? — спросил я, выпучив глаза. — «В словах, которыми оканчивается книга». — Как в этих словах? — «Да, разве вы не заметили? Русь, куда несешься, ты, сама не знаешь, не даешь ответа». — И это говорят серьезно, с искреннею, глубокою грустью. Мне удалось однако поколебать это печальное мнение. Одни говорят, что «М. Д.» поэма, что они понимают смысл этого названия; другие видят в этом насмешку совершенно в духе Гоголя: нате вот, грызитесь за это слово. Многие помещики не на шутку выходят из себя и считают вас своим смертельным, личным врагом. Само собою разумеется, что ко всему этому присоединяются нападения на вас, на неприличие; с другой стороны дается этим нападениям живой отпор. — Я говорю вам, дорогой Николай Васильевич, пока вообще, но потом постараюсь написать мнения в отдельности, некоторые выражены печатно. Журналы не могут перестать говорить о «Мертвых Душах»; не показывается номера, в котором бы не было о них толков. Шевырев написал две, пишет еще третью статью. [Шевырев написал две статьи о «Мертвых Душах» («Москвитянин», 1842, №№ 7 и 8). В 1843 г. он касался «М. Д.» в статье «Критический перечень произведений русской словесности за 1842 г.» («Москвитянин», № 1). ] Отечественные Записки, беспрестанно говоря и браня все мнения о «Мертвых Душах», обещаются написать большую статью. Словом сказать, литераторы, журналисты, книгопродавцы, частные люди — все говорят, что давно не бывало такого страшного шума в литературном мире, одни браня, другие хваля. Из последних, одни со слезами на глазах от того живого света русской жизни, проникающего наружу теплым лучом, перед которым падает всякое сомнение, и растет надежда, вместе с силами и бодростью духа. Другие — со слезами на глазах от совершенного отчаяния; они говорят, что тот не русский, у кого сердце не обольется кровью, глядя на безотрадное состояние; говорят: «Гоголь не любит России; посмотрите, как хороша Малороссия и какова Россия»; прибавляют: «Заметьте, что самая природа России не пощажена и погода даже всё мокрая и грязная».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});