Тиберий: третий Цезарь, второй Август… - Игорь Князький

Тиберий, особенно в первые годы своего правления, считался с общественным мнением, настроениями римлян. Правда, это не относилось к вопросам политическим. Но вот в вопросах, связанных с любовью к искусству, Тиберий не раз шел навстречу мнению народному. Так, к примеру, Тиберий вернул жителям города Гелиополя в Египте для их культовых обрядов изображение спартанского царя Менелая{427} — по преданию, когда ахейцы победно возвращались от берегов Троады на родину, то корабли спартанцев бурей были занесены к берегам Египта, почему египетские эллины особо чтили память царя Спарты, с похищения жены которого и началась Троянская война.

Для удовольствия народа Тиберий постоянно выставлял знаменитые картины и скульптуры в храме Августа для всеобщего обозрения. Тиберий сам умел высоко ценить произведения искусства и на приобретение их денег не жалел, вопреки обычной своей экономии в государственных расходах. Так в своей спальне он велел поместить картину, оцененную в шесть миллионов сестерциев.{428} Особо восхищался Тиберий знаменитой статуей великого скульптора Лисиппа «Апоксиомен». В этой скульптуре впервые в мировом искусстве художнику удалось запечатлеть мимолетное движение. «Тиберий не мог удержаться, хотя владел собой в начале принципата, и перенес её в свою спальню, заменив другой статуей, но римский народ не мог примириться с этим настолько, что криками в театре потребовал поставить Апоксиомена на прежнее место, и принцепс, хотя очень любил его, поставил на прежнее место».{429} Похвальное уважение мнения народного правителем.

Состояние нравственности народной немало заботило Тиберия. Пишет Светоний: «Нравы общества, пошатнувшиеся от нерадивости или дурных обычаев, он попытался исправить».{430} В исправлении этом принцепс опорой своей полагал исконно римские традиции, решительно пресекая зловредное влияние иноземных культов и священнодействий: «Чужеземные священнодействия и в особенности египетские и иудейские обряды он запретил; тех, кто был предан этим суевериям, он заставил сжечь свои священные одежды со всей утварью».{431}

Здесь должно вспомнить, что само по себе проникновение чужеземных верований и обрядов в Рим вовсе не было делом исторически новым. Рим, родившийся как община латинов и сабинов, изначально впитавший в себя сильнейшие этрусские, а позднее и греческие религиозные и культурные воздействия, влияниям извне никогда не был чужд. Испытал он и восточные влияния. Вспомним уже в который раз прибытие в Рим Идейской богине и роль в этом славной весталки Клавдии. С этого времени на Палатине и было устроено святилище Кибелы, почитаемой как великая мать богов. В то же время римляне достаточно бдительно отслеживали последствия для нравственности народной новых культов и обычаев, устраняя то, что представлялось им чуждым и вредным. Так в далеком от времени Тиберия 186 г. до Р.Х. сенат беспощадно пресек перенесенные на римскую почву греческие оргаистические таинства в честь бога Диониса или Вакха и потому именуемые вакханалиями. Как писал Тит Ливии, греческие вакханалии принесли в Рим «не один — единственный вид порока, а именно — совместный разврат свободнорожденных мужчин и женщин, но из той же «мастерской» выходили лжесвидетели, поддельные печати и завещания, а также доносы; оттуда же отравленные зелья и убийства, совершаемые в далеких внутренних покоях, так что иногда не оставлялось даже трупов для погребения. Вакханты отваживались на многое с помощью хитрости, но большей частью прибегали к силе. Творимое насилие сохранялось в тайне, потому что из-за восклицаний вакхантов, звона тимпанов и грохота кимвалов не мог быть услышан ни один крик о помощи среди творимых разврата и убийств».{432} Проведенное по поручению сената консульское расследование показало, что вакханты в Риме создали по сути организованное преступное сообщество численностью до семи тысяч человек. Меры против вакхантов после изобличения их преступной деятельности были приняты быстрые, решительные и беспощадные.

Во времена Тиберия нечто подобное, пусть и во много меньшем масштабе, случилось в связи с распространением культа египетской богине Исиды. Исида, чей образ служил символом супружеской верности и материнской любви, была сестрой и женой Осириса, божества умирающего и воскресающего, объединившего функции бога природы и владыки царства мертвых. Сыном Исиды и Осириса был Гор, бог неба. Сама Исида почиталась как идеал верной жены и примерной матери. Она имела человеческий облик, чем была близка и понятна римлянам. Исиду часто изображали с маленьким Гором на руках, который почитался как идеальное дитя. Эти изображения поразительно напоминают позднейшие изображения девы Марии с младенцем Христом.

В Риме, однако, со временем культ Исиды приобрел черты, весьма далекие от почитания идеальной матери и жены. Как ужасные вакханалии ничем не напоминали безобидные римские либералии — почитание Либера-Бахуса, так и римский культ Исиды оказался очень далек от своего египетского прототипа. Не случайно Иосиф Флавий, говоря о правлении Тиберия, писал: «В это же самое время не прекращались в Риме бесстыдства, совершавшиеся в храме богини Исиды». Далее следует прелюбопытный рассказ, поясняющий такую нелестную оценку того, что вершилось в храме Исиды в Риме. Собственно, данное происшествие и привело к решительным мерам Тиберия против почитателей египетской богини:

«В Риме жила некая знатная и славившаяся своей добродетелью женщина по имени Паулина. Она была очень богата, красива и в том возрасте, когда женщины особенно привлекательны. Впрочем, она вела образцовый образ жизни. Замужем она была за неким Сатурнином, коорый был также порядочен, как и она, и не уступал ей в хороших качествах. В эту женщину влюбился некий Деций Мунд, один из влиятельнейших тогда представителей всаднического сословия. Так как Паулина была слишком порядочная женщина, чтобы ее можно было купить подарками, как он узнал от подосланных лиц, Деций возгорел еще большим желанием обладать ею, так, что обещал за единожды дозволенное сношение с ней заплатить ей целых 200 000 аттических драхм. Однако Паулина не склонилась и на такое щедрое вознаграждение, и тогда юноша, не будучи далее в силах переносить муки неудовлетворенной любви, решил покончить с собой и умереть голодной смертью. Решив это, он не откладывал исполнения этого решения в долгий ящик и сейчас же приступил к нему. У Мунда жила одна бывшая вольноотпущенница отца его, некая Ида, женщина, способная на всякие гнустности. Видя, как юноша чахнет, и озабоченная его решением покончить с собой, она явилась к нему и, переговорив с ним, выразила твердую уверенность, что при известных условиях вознаграждения сможет ему доставить возможность иметь Паулину. Юноша обрадовался этому, и она сказала, что ей будет достаточно всего 50 000 драхм для того, чтобы овладеть Паулиной. Подбодрив, таким образом, Мунда и получив от него требовавшуюся сумму денег, она пошла не той дорогой, какой пошел он, так как видела, что ту женщину за деньги не купишь. С другой стороны, зная, как ревностно относится Паулина к культу Исиды, она выдумала следующий способ добиться своей цели: явившись к некоторым жрецам Исиды для тайных переговоров, она сообщила им под величайшим секретом, скрепленным деньгами, о страсти юноши и обещала сейчас выдать половину всей суммы, а затем остальные деньги, если жрецы как-нибудь помогут Мунду овладеть Паулиной. Жрецы, побужденные громадностью суммы, обещали свое содействие. Старший из них отправился к Паулине и просил у нее разрешения переговорить с нею наедине. Когда ему это было позволено, он сказал, что явился в качестве посланца от самого бога Анубиса, который-де пылает страстью к Паулине и зовет ее к себе. (Анубис — бог умерших, покровитель некрополей, изображался либо в виде черного шакала, либо человека с головой шакала. По учению египетских жрецов бог Анубис иногда осчастливливал своим вниманием особенно ревностных служительниц богини Исиды). Римлянке это доставило удовольствие, она возгордилась благоволением Анубиса и сообщила мужу, что бог Анубис пригласил ее разделить с ним трапезу и ложе. Муж не воспротивился этому, зная скромность жены своей. Поэтому Паулина отправилась в храм. После трапезы, когда наступило время лечь спать, жрец запер все двери. Затем были потушены огни, и спрятанный в храме Мунд вступил в обладание Паулиной, которая отдавалась ему в течение всей ночи, предполагая в нем бога. Затем юноша удалился, раньше, чем явились жрецы, не знавшие об этой интриге. Паулина рано поутру вернулась к мужу, рассказала ему о том, как к ней явился Анубис, и хвасталась перед ним, как ласкал ее бог. Слышавшие это не верили тому, изумлялись необычности явления, но и не могли согласиться с таким невероятным событием, тем более, что знали целомудрие и порядочность Паулины. На третий день после этого события она встретилась с Мундом, который сказал ей: