Направить в гестапо - Свен Хассель

Мы подняли Порту со Штайнером и, держась под руки, пошли зигзагами ко Дворцу Правосудия. Барселона с Легионером икали и горланили:

Draguner sind halb Mensch, halb Vieh,Auf Pferd gesetzte Infanterie[63].

— Эта женщина… та, которую хотят повесить… — я поискал взглядом, кто бы помог мне завершить фразу, но все были в не совсем подходящем состоянии. — Эта женщина, — заговорил я снова. Мы не… она не та, что мы…

Молчание.

— Может быть, — произнес Легионер.

— Умирает так много людей, — глубокомысленно заговорил Старик. — Они отправляются на войну. Умирают. Всех не упомнишь.

— Скоро мы отправляемся на войну, — сказал Хайде. — Батальон приведен в готовность.

— Ура! — закричал Малыш. — Я герой!

Мы повернули к казармам. Внезапно Порта опустился на четвереньки на бархатистую лужайку возле здания штаба. Не без труда принял сидячее положение. Мы, покачиваясь, встали над ним в ряд.

— Давайте споем для этих ленивых спящих охламонов, — предложил он. — Устроим небольшой концерт — оберст Хинка спит со шлюхой. — Попытался подмигнуть, но один глаз отказывался закрываться без другого. — Я знаю эту стерву — грязная, трипперная курва, обер-ефрейтору даже не захочет сказать, который час. Давайте устроим концерт, разбудим их.

Его голос понесся к казармам; грубый, сильный, как рев быка в агонии. Мы подхватили:

Im schwarzen Keller zu Askalon,Da kneipt ein Mann drei Tag,Bis dass er wie ein BesenstielAm Marmotische lag[64].

— Черт возьми, — выругался Легионер, презрительно швыряя свое снаряжение в угол. — Ну и дурацкая же работенка для человека моего возраста!

Он был инструктором по единоборству, и ему каждый день приходилось обучать новичков, постоянно поступавших к нам из тюрем, казарм и лагерей.

Малыш пожал плечами и сунул в рот кусок ветчины из консервной банки, которую стянул на складе восьмой роты.

— Чего ж занимаешься этим, если не нравится? — прошамкал он.

Невысокий Легионер ссутулился, закурил сигарету и медленно, задумчиво выпустил дым из ноздрей. Подался вперед и с любопытством поднес огонек к концу брюшка издыхающей пчелы, наблюдая за ее реакцией. Пчела сразу же погибла, и Легионер вздохнул. Потом распрямился и взглянул на Малыша.

— Можно спросить, почему ты стал солдатом?

— Очень просто, — ответил Малыш, брызжа прожеванной ветчиной во все стороны. — Выбора не было. Либо эта гнусная армия, либо голод на этих гнусных улицах — вот и пошел в армию. — Откусил еще ветчины. — Хотел в кавалерию, но мне сказали, что я слишком большой — слишком тяжелый для лошадей, — и отправили в пехоту. А там сплошная муштра! — произнес, предаваясь воспоминаниям, Малыш. — Изо дня в день маршируешь, пока едва с ног не валишься — да еще эти паршивые офицеры! — Он плюнул, забыв, что во рту еда, и стал ползать по полу, ища вылетевшие кусочки ветчины. — Я жил на пособие, и меня за человека не считали, пока не вступил в армию.

— Все правильно, — кивнул Легионер. — Согласен, выбора у тебя не было. Либо одно зло, либо другое… на мой взгляд, это не выбор.

— Конечно, черт возьми. Хотя, — Малыш утер рот тыльной стороной ладони, — в жизни всегда так, верно? А у тебя как сложилось?

— У меня? — Легионер мрачно улыбнулся. — Тоже не было выбора. Я не существовал на пособие, не имел серьезных осложнений с полицией — ничего такого. Только был без работы и голодал — в животе целыми днями урчало. Ел бумагу, когда удавалось ею разжиться; даже ее было нелегко достать, но боли в желудке от этого не проходили. И в тридцать втором году я послал Германию к черту и отправился к солнцу Франции — только когда я добрался до Парижа, он был таким же хмурым, дождливым и отвратительным, как Берлин.

— Ну, и что ты сделал? — спросил Малыш, деловито пережевывая ветчину.

Легионер озорно подмигнул.

— На автобусной остановке меня подцепила проститутка — я был совсем юным в те дни. Представлял собой соблазн для женщин — особенно в постели. — Усмехнулся. — Эта цыпочка научила меня кой-чему, французскому языку в том числе, который потом очень пригодился.

— Тогда что заставило тебя пойти в Иностранный легион? — спросил Малыш. — Мне всегда это было непонятно.

— Как я уже сказал — выбора не было. Полиция начала интересоваться моей цыпочкой, и я решил, что пора сматываться. Либо тюремный срок — я же сказал, она меня кое-чему научила, — либо сжечь за собой мосты и поступить в Легион. И я пошел в Легион. — Пожал плечами. Могло быть и хуже. Всегда есть что-то худшее…

Он подошел к окну и встал, глядя в него.

— Эй, ты! — Легионер схватил чей-то сапог и запустил им в проходившего новобранца, находя, что это самый простой способ привлечь его внимание. — Мне нужно вычистить кой-какое снаряжение. Живо. И смотри, чисти как следует, если хочешь сохранить башку на плечах!

Новобранец шестидесяти с лишним лет, не по возрасту хилый и согбенный, обратил взгляд слезящихся глаз на Легионера. Легионер повел подбородком, и старик покорно зашаркал в казарму. Сейчас он был обречен чистить до блеска чужое снаряжение. В будущем его ждала более славная, но столь же бессмысленная участь; ему предстояло встретить так называемую геройскую смерть на берегу Днепра севернее Киева.

Легионер закрыл окно и погасил окурок.

— Всегда есть что-то худшее, — негромко произнес он.

X. Отправка на фронт

На другой день на стрельбище произошел весьма прискорбный случай: фельдфебель Брандт был убит. Четырьмя пулями прямо в лоб. Единственным утешением было то, что он не мог об этом знать. Смерть наверняка наступила мгновенно. Руководившего стрельбами офицера немедленно арестовали и беспрерывно допрашивали несколько часов подряд, однако в конце концов отпустили.

Малыш с Портой вызвались исполнить грязную работу по уборке тела. Пошли туда вместе и погрузили его в кузов грузовика.

— Чего он такой тяжелый? — недовольно проворчат Малыш. — Казалось бы, должен потерять немного веса после того, как вышла душа.

— Не было у него никакой души, — буркнул Порта.

Они влезли в кузов, достали колоду карт, сели по разные стороны покойного фельдфебеля Брандта и стали использовать его труп вместо стола. Порта полез в задний карман и вытащил бутылку шнапса. Протянул ее Малышу.

— Спасибо. — Малыш взял бутылку и отпил большой глоток. Вытер рот тыльной стороной ладони, фыркнул и сплюнул. — Мы с Юлиусом выстрелили одновременно. В один момент — не могу сказать, кто поразил первым этого ублюдка.

Порта протянул руку за бутылкой и, припомнив ту сцену, рассмеялся.

— Видел, как те позеленели? Когда это произошло, выглядели так, будто их вот-вот вырвет. Они прекрасно поняли, что мы сделали это умышленно, только ничего не смогут доказать. Спорим, наши вечером выставят нам выпивку?

— Будем надеяться, — сказал Малыш и снова плюнул на их ломберный стол. — Как думаешь, этот хмырь уже в аду?

— А где же еще? На небе такого ублюдка не примут.

— Вот именно. — Малыш снова взял бутылку и задумчиво посмотрел на нее. — Интересно, примет ли Он нас, когда придет наше время? Как предполагаешь?

— Я не предполагаю. — Порта стасовал и быстро раздал карты. — Есть более важные вещи, о которых приходится думать. Бери свои карты, давай играть.

— Ладно. — Малыш поставил бутылку, послушно взял карты с широкой спины фельдфебеля и бросил на них беглый взгляд. Вся земля вокруг была забрызгана его мозгами — видел? Когда мы поднимали его? Вся земля.

— Ну и что?

— Ничего. — Малыш пожал плечами. — Спросил просто, видел ты их, вот и все. — Внезапно ему пришла новая мысль, он положил карты и широко улыбнулся Порте. — Знаешь, что, пойду, навещу его зазнобу, вот что я сделаю. Утешу ее, понимаешь? Скажу, что он все равно был гнусным, паршивым ублюдком, так что она ничего не потеряла — тем более, если я лягу с ней постель. И она будет приятно удивлена. В конце концов, — рассудительно продолжал он, — это будет справедливо — я шлепнул ее хахаля, и будет правильно, если я ублажу ее. Пожалуй, можно сказать, что это мой долг.

— Да, — торжественно согласился Порта. — Это блестящая мысль. Мне нравится. Придти в голову она могла только такому великодушному человеку, как ты. Если на то пошло, я не уверен, что это не долг всей роты.

Они допили шнапс и выбросили пустую бутылку. Порта широким жестом выложил свои карты на спину фельдфебеля.

— Полный дом, — спокойно сказал он.

Когда они подъехали к казармам, было уже поздно, поэтому парни просто оставили грузовик, бросив труп в кузове. Обнаружили его почти неделю спустя.

Через несколько дней, когда полк получил приказ готовиться к отправке, во двор вошел небольшой отряд новичков. Кое-кто из нас стоял у окон, наблюдая за ними, потом вдруг Старик обернулся и крикнул Легионеру: