Спасти шпиона - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они выпили.
– Я его забрать хочу, – сказал Юра. – Можно?
Тресков пожал плечами.
– Конечно. Материальной стоимости это старье не имеет, наследников нет – все равно выбросят на помойку… Давай еще по одной.
– Мне хватит – Юра провел пальцем по пыли на экране. – А что здесь загружено? Не просматривали?
– Да все просматривали. Тут десятки дисков и кассет валялись. И все с порнухой. Это не квартира писателя, а притон разврата. С малолетками, в основном, занимался… Правда, этого второго, обществоведа, нигде не видно…
Тресков подмигнул.
– Хочешь, дам пару кассет для ознакомления?
Юра помотал головой.
– Да нет, меня другое интересует…
Он нашел пульт, нажал на клавишу с треугольником. Экран ожил, а вместе с ним неожиданно вернулся к жизни и Иван Ильич Сперанский – голый, потный, с белым трясущимся брюшком и тонким от возбуждения голосом, распаленный нешуточной страстью к двум девицам, которые копошились перед ним на коленках, словно исполняя какую-то сложную пантомиму.
– Вот, пожалуйста, – воскликнул Тресков. – Писатель собирает материал для очередной книги! Ну, не сука развратная? Где же его мораль?
Но мораль сейчас Евсеева не интересовала, зато очень интересовали детали. Знакомый клетчатый диван, знакомый синий ковер с тонким красным орнаментом… Все это он недавно видел…
Иван Ильич, словно почувствовав внимание зрительской аудитории, вдруг повернул к ним распаренное лицо и, рассмеявшись, приветственно взмахнул рукой.
Тресков громко сглотнул.
– Скотина!
До Юры внезапно дошло: все это он видел только что в соседней комнате!
– В гостиной есть скрытая камера, – сказал он. – Где-то наверху. Пошли.
Между потолком и книжными полками у северной стены оставался невидимый снизу зазор, куда можно просунуть спичечный коробок. Но вместо спичек там находилась компактная широкоугольная веб-камера. Точно такой же зазор имелся и у южной стены, в нем притаилась вторая камера.
К счастью, Сперанский не использовал беспроводную связь – по шнурам Юра быстро определил местонахождение тайника: в практически пустом секретере, где хранились лишь несколько старых журналов, в нижней полке имелась выемка, там прятался плоский ноутбук.
– Ничего себе! – сказал Тресков. Он уже не чувствовал себя мэтром следствия. Но и до конца еще всего не понял.
Евсеев откинул верхнюю крышку: компьютер был включен и, видимо, работал все эти дни. На экране мигало красное окошко таймера с надписью:
«01:30 a.m. Record successfully finished. Save and preview now?»
– Что это значит? – спросил Тресков.
– Запись окончена в половине второго ночи, – сказал Юра.
– Какая запись?
Юра не ответил. Он подвел курсор к клавише «ОК» и нажал ввод. Экран потемнел, в нижней его части выскочили виртуальные кнопки медиапроигрывателя. В правом углу дата: 02.11.2002, 22:02…
«День убийства, – автоматически отметил про себя Юра. – Только почему так темно?»
Но тут в левой части экрана забрезжил свет, послышались голоса, задвигались неясные фигуры.
– Все ясно. Это в прихожей свет включили, – с облегчением выдохнул Юра.
Свет вспыхнул и в гостиной. Грузная фигура Сперанского неспешно пересекла комнату по диагонали, подошла к окну. Вернулась. Возбужденные крики. В дверях появились еще две фигуры, словно одетые в бледно-желтые трико. Нет, просто голые. Девушки. Девочки. Одну из них, рыжую, Юра точно видел на предыдущей записи. Они тащат за собой упирающегося Носкова. Профессор без рубашки, волосы встрепаны, лицо обескураженно-эйфорическое. Похоже, он пьян. Падает. Куча-мала. Девчонки, судя по всему, тоже где-то успели набраться. Одна раздевает неловко сопротивляющегося Носкова, другая помогает избавиться от одежды радостно гогочущему Сперанскому.
– Но это ж не лилипутки! – раздался голос Трескова. – Это же совсем не то!
«Да нет, уважаемый следователь, это и есть самое то!» – думает Юра.
Вскоре появилась третья девчонка, одетая в джинсы и свитер, коренастая, лицо скрывает тень от длинной челки. Похоже, раздеваться она и не собирается. Развалившийся в кресле Сперанский – у него на коленях, визжа, елозит промежностью рыжая – предлагает ей не стесняться и присоединиться к общему веселью. Коренастая уходит, возвращается с бутылкой и бокалами. Разливает, один бокал молча сует Носкову, другой – Сперанскому. Вдруг бьет по щеке вторую девчонку, которая безучастно сидит рядом с Носковым. Та, словно заведенная кукла, начинает грубо и как-то механически ласкать старика.
Юра промотал запись вперед. Телевизор в гостиной гремел на полную мощность, Носков, пританцовывая, бродил от стены к стене, потом опустился на пол и ткнулся лицом в ковер, будто потерял сознание. Малолетки, хохоча, размазывали друг по дружке куски торта; коренастая стояла, подпирая дверной косяк, наблюдала. Сперанский сидел на прежнем месте и орал, снова предлагая ей раздеться и сделать ему минет. Наконец, коренастая отлепилась от двери, взяла со стола бутылку, подошла к писателю и с размаху ударила его бутылкой по голове! Послышался отчетливый тупой звук, брызнули в стороны осколки стекла, кто-то завизжал, а Сперанский медленно сполз с кресла…
– Что же это такое?! – очнувшись, сказал Тресков, когда коренастая стала душить шнуром Сперанского, а ее подружки накинули шнур на шею Носкова. – Получается, лилипуток надо выпускать? А ведь уже готовое было дело… И зачем я с тобой пошел?
– Наверное, ради истины, – сказал Юра.
Загадка разрешилась, но не в таком ключе, как он думал. Значит, второго дна в этом убийстве нет. Обычная уголовщина, случайность.
– Да, конечно… Ради истины, ясное дело… – Следователь оживал, как боксер, отходящий от нокаута. – Лилипуток выпущу, этих малолеток арестую. Зато сейчас у меня железные доказательства! Завтра приведу понятых и задокументирую всю эту лабуду…
– Завтра?!
– Ну а когда?
– Через десять минут, – строго процедил Евсеев. – Сходите в соседние квартиры, а я тут покараулю…
Как ни странно, но огромный, как башня, Тресков выполнил приказ.
* * *Всех троих по случайному стечению обстоятельств предали земле в один день.
Катранова – на Аллее героев, торжественно, с оркестром, в полированном гробу с разовым микролифтом, со всеми воинскими почестями: прочувствованными речами начальников, взволнованными речами сослуживцев и троекратным залпом комендантского взвода. Хотя всю эту видимость благопристойности пропитывал зловонный душок нехороших слухов, но на официальный уровень они не выходили и на официальную процедуру видимого влияния не оказали. Сергей Мигунов сказал теплые слова о своем лучшем друге и стоял, нахохлившись, ссутулившись и засунув руки в карманы штатского пальто. Светлана с сухими, болезненно блестящими глазами стояла рядом, когда треснул первый залп и полированный ящик медленно двинулся вниз, она сунула замерзшую ладошку в карман мужа и погладила ему сжатые в кулак пальцы правой руки. Именно этой рукой он привел в действие «иглу», хотя таких деталей, она, конечно, не знала.
Сперанского и Носкова, как безродных бродяг, зарыли в дальнем углу кладбища. Ни оркестра, ни речей, ни скорбящих друзей – ничего. Тяжелые дощатые гробы, обитые дешевой красной тканью, булькнули в подтопленные ямы, посыпалась в мутную воду светло-желтая комковатая земля. Единственный человек, присутствующий при этой нечеловеческой процедуре, дал могильщикам по бутылке водки, дождался, когда они уйдут, и сам приложился за упокой грешных душ.
– Вы верно служили Системе и выполняли задания государственной важности, – негромко сказал он, опасаясь патетики и пафоса. – Вы принесли несомненную пользу государству. Спите спокойно!
И вылил едва початую бутылку на свежие суглинистые холмики. Водку капитан Евсеев купил на свои деньги.
Их убийц нашли быстро: фото коренастой имелось в картотеке РУВД, где она состояла на учете за драки, кражи и уходы из дома. Надя Крылова, шестнадцать лет, второгодница из восьмого класса. В начале этого года проходила свидетелем по делу Виктора Линуса, осужденного за совращение несовершеннолетних и содержание притона. Отец, инвалид второй группы, состоит на учете в городском наркологическом диспансере. Дома при обыске обнаружили DVD-плеер Сперанского, его джинсы и две бутылки «Мараскино» из его коллекции. У соседа изъяли проданную Надей кожаную куртку и подаренную сигаретницу в виде осла. Словом, доказательств было вполне достаточно.
Крылова легко во всем созналась и выдала подельниц – четырнадцатилетних Лену и Катю. Те тоже, просмотрев запись, не стали запираться, признав банальный заговор с целью ограбления богатого писателя. Умысел на убийство все отрицали: дескать, как-то само собой вышло… Адвокаты с самого начала напирали на тяжелую жизнь девочек, а также аморальное поведение потерпевших. Зная гуманность российского правосудия, можно было предсказать, что малолетние убийцы отделаются четырьмя-пятью годами колонии, а через полтора года освободятся условно-досрочно.