Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

спокойное местечко. Лучше всего, если бы вы остались здесь, если вы ничего не имеете против.

— Я бы охотно согласилась, но ваш дом показался мне небольшим, а со мной еще двое молодых слуг. Я не могу их оставить, поскольку все знают, что я совершаю паломничество.

Флорентийка, улыбнувшись, помолодела лет на двадцать.

— Здесь места более чем достаточно, я смогу вас принять с завтрашнего дня. Я уже к этому готова. Сегодня же вернитесь в «Роис-Кузене». Завтра утром вы уедете из города, и вернетесь в город до закрытия ворот через те, что расположены на этой улице, как будто бы вы что-то забыли в Брюгге. Никто не узнает о вашем пребывании у меня, если ваши слуги не будут выходить отсюда. Хотя, может быть, вы предпочтете остановиться у мессира Ван Эйка? В чем я сомневаюсь…

— Почему вы в этом сомневаетесь? Карлотта рассмеялась.

— Я знаю даму Маргариту, и, несмотря на строгое одеяние, вы слишком красивы, чтобы она охотно приняла вас. Так вы придете завтра?

— Безусловно, если вы примете меня. Огромное спасибо, за великодушную помощь.

— Великодушную? Это сеньор художник проявляет великодушие, поскольку, хотя я и люблю помочь близкому, но имею большой недостаток: я люблю золото и стою очень дорого — добавила она с шокирующей откровенностью. — Хорошие вещи стоят дорого…

На обратном пути, сидя в лодке, Катрин погрузилась в глубокую задумчивость, тревога уступила место слабой надежде. Избавление и успокоение, а может быть, и счастье становились возможным. По возвращения в «Ронс-Куроне» она горячо поблагодарила Ван Эйка и уточнила важный вопрос: вернувшись во Францию, она перешлет ему через своего посредника Жака Кера истраченную на нее сумму. Она не хотела, чтобы у него с женой возникли сложности из-за этих расходов.

— Но у меня благодаря щедрости герцога есть тайные средства, которые я держу у своего друга Арнольфини. На некоторых ваших портретах я заработал много золота, — ~ с улыбкой добавил он. — И будет справедливо, если я немного из этого потрачу на вас. Не думайте об этом. Спокойной ночи. Мы увидимся у Карлотты, я вас как-нибудь вечером навещу.

Он церемонно поклонился, немного поговорил с мэтром Корнелисом, поприветствовал знакомых иноземных купцов и вышел из трактира.

Катрин поднялась к себе, где ее уже ждал ужин. Переполненные впечатлениями Готье и Беранже болтали без умолку, и Катрин пришлось трижды приниматься за объяснение их дальнейших действий.

В этот вечер Катрин быстро заснула и спала, как ребенок. Она открыла глаза, когда солнце стояло высоко в небе. Графиня не спешила, намереваясь выехать из города в разгар дня на глазах у всех: нет ничего удивительного в том, что, посетив святые места, она возвращается домой. И никто, конечно, не обратит внимания на отъезд этой богатой, но скромной дамы. Она приказала Готье приготовить лошадей, но юноша вскоре вернулся в сопровождении пятнадцатилетнего подростка в перепачканной краской одежде.

— Я встретил этого юношу внизу, — сказал конюх. — Его прислал с письмом Ван Эйк.

— Срочное письмо! — уточнил юноша — Мой учитель приказал мне вручить его госпоже Бернеберге.

— Вы один из его учеников? — улыбаясь, спросила Катрин, глядя на открытое лицо, светлые волосы и голубые, еще по-детски наивные глаза подростка.

— Я его единственный ученик! — гордо ответил мальчик. — Мэтр Ван Эйк, — вы, конечно, это знаете, — нашел новую манеру живописи, и тщательно хранит ее секрет. Но меня он любит.

— Как вас зовут?

— Петер Крист, госпожа. Прочтите, пожалуйста, письмо. Кажется, оно срочное.

— Сейчас, Готье, дайте этому юноше немного вина. — Не переставая улыбаться, Катрин развернула записку, полагая, что речь шла о последней рекомендации перед ее мнимым отъездом. Но вдруг улыбка исчезла с ее лица, и ей пришлось сесть, чтобы дочитать расплывающиеся перед глазами строки:

«Флорентийка ночью умерла. Мэтр Арнольфини нашел ее повешенной на складе тканей, граничащем с ее домом. По поводу этой смерти по городу поползли слухи, возможно, они не дошли до вас, и я решил срочно поставить вас в известность. Мне очень жаль, друг мой, но будет лучше, если вы уедете.

Поезжайте в Лилль к госпоже Симоне. Может быть, она найдет способ вас спасти. Мое сердце разрывается, прощаясь с вами. Да храни вас Господь!»

Катрин так побледнела, что Готье подтолкнул юного Петера к двери, испугавшись, что он догадается о содержании письма. Но Катрин остановила его.

— Мэтр Ван Эйк больше ничего не передавал? спросила она упавшим голосом. — Почему он не пришел сам?

Юноша, как будто бы он сам был в этом виноват, в смущении опустил голову и, судорожно сжав в руках красный берет, ничего не ответил.

— Ну так в чем же дело? Я надеюсь, он здоров?

— Да, да… но… ладно, тем хуже! Вчера вечером, когда он вернулся, произошла ужасная сцена. Госпожа Маргарита назвала его развратником, без конца бегающим за юбками. Ей передали, что он привез в гостиницу своего хорошего друга, и она разгневалась. Сегодня утром она закрыла его в мастерской на ключ вместе со мной, прокричав, что выпустит его, когда сочтет нужным!

— Как же вы выбрались? — спросил Беранже.

— Разумеется, через окно, которое выходит на канал. Я по веревке спустился на баржу и собираюсь вернуться тем же путем. Что мне передать мэтру Ван Эйку?

Разговор двух юношей позволил Катрин оправиться от поразившего ее известия. Карлотта мертва! Как? Почему? У нее были заклятые враги, ведь она не могла покончить жизнь самоубийством. В ее профессии заключался большой риск, и, может быть, муж или любовник посчитали ее виновницей какой-либо драмы. Кто знает?

Несмотря на потрясение, она улыбнулась юному посланнику и сказала:

— Вы храбрый мальчик, передайте ему мою благодарность за пожелание счастливого пути. Скоро мы покинем Брюгге. Передайте ему еще, что я последую его совету и что я жалею его всем сердцем.

Заработав монетку, Петер радостно направился домой. Катрин молча протянула письмо Готье. Тот пробежал его глазами и вернул хозяйке, устремив на нее вопросительный взгляд.

— Что это значит? Вам показалось, что эта женщина намеревается расстаться с жизнью?

— Разумеется, нет. Я вам сказала, что встретила приветливую, пышущую здоровьем женщину. Она мне даже сказала, что любит жизнь.

— Значит, ее убили, но за что?

— Я не представляю, Готье. Все, что я знаю, — это то, что нам надо немедленно покинуть город. Я не должна была приезжать сюда, да к тому же выдумывать такую причину, как посещение святых мест. Меня наказывает Бог!

Готье пожал плечами.

— Если бы Бог наказывал всех, кто пользуется его именем, чтобы выпутаться из затруднения, мы бы ежедневно хоронили друзей. Скорее всего эта