Любовники - Кэтлин Уинзор

— Да это Дональд вдруг ни с того ни с сего заговорил о ребенке, — вздохнула она. Сейчас, рядом с Майлзом, Аморет чувствовала себя в полной безопасности, и ее страх мгновенно улетучился. В эту минуту ей почему-то было на самом деле жаль Дональда. Какую же огромную ошибку он совершил! Но, в конце концов, он не мог знать о Майлзе. И это был естественный промах человека, который жил повседневной, будничной жизнью и оставался совершенно слеп к другому, загадочному, заколдованному и чарующему миру, окружающему его.

— Мне все это не нравится, — промолвил Майлз. — У него, видно, чертовски взвинчены нервы.

— Я тоже так решила, — рассмеялась Аморет.

— В конце концов, он всего лишь обладает тобой или какой-то твоей частью… с моего молчаливого согласия. Наверное, ему пора узнать о моем существовании.

— О нет, Майлз! — хмуро сказала Аморет. — Ты не знаешь, как он любит меня!

— Во всяком случае, он любит тебя меньше, чем я, а ты его — меньше, чем меня.

— Да, причем намного, — согласилась Аморет и посмотрела куда-то в сторону. — И половина нашей проблемы состоит в том, что он слишком сильно меня любит. Знаешь, Майлз, своей любовью ты не делаешь меня несчастной, как это делает Дональд своим обожанием. О, как это приятно — быть любимой тобой. Это так же, как быть любимой самой собой.

— Ну, если разобраться… — начал Майлз и замолчал. Аморет заметила, что сегодня глаза у него черные.

Майлз уселся, широко расставив ноги и упершись руками в колени. Аморет наблюдала, как он сидит, задумчиво глядя в пол. Его могучая грудь вздымалась от учащенного дыхания. Он выглядел очень сильным, полным жизненной энергии, готовым броситься куда угодно, совершенно пренебрегая опасностью. Его тело было натянуто, как струна. А ведь Майлз сделает все, что придет ему на ум. Он не похож на медлительного и рассудительного Дональда, не способного на быстрые действия. Да, Майлз обладает абсолютно противоположным складом характера.

— Возможно, я увезу тебя от Дональда, — произнес Майлз, по-прежнему глядя не на Аморет, а в пол.

— Но ведь мы уже давно решили, что все останется так, как оно есть, и ничего не надо менять.

Майлз раздраженно стукнул кулаком по ладони и резко поднялся.

— В таком случае, что с ним происходит? Ты же не думаешь, что мужчина, знающий, что его жена полностью принадлежит ему, попытается заставить ее отдавать еще больше?

— Все может быть, Майлз. Наверное, потому он и хочет…

— Я думаю, тебе надо поехать со мной в Мексику. Неужели ты не понимаешь, что если он начал злоупотреблять своими правами по отношению к тебе, то его уже не остановишь?

— Гм, а мне понравится в Мексике? — с сомнением спросила она. — Я слышала, что там очень грязно.

— Но не там, куда я собираюсь тебя отвезти. Там у тебя будет все, что пожелаешь. А когда тебе или мне там наскучит, мы сразу же уедем.

Глаза Аморет заискрились радостным волнением.

— О Майлз, мы прекрасно проведем время, правда? Но что делать с Дональдом? Ведь он будет скучать по мне.

— Не будет, — медленно проговорил Майлз, — если забудет о твоем существовании.

— Ты хочешь сказать, что мне надо… — Голос Аморет превратился в шепот, испуганный, нерешительный. Она еще ни разу не извлекала себя из памяти человека, который искренне любил ее. — О Майлз… — выдохнула она. — Мне страшно! Именно об этом ты меня предупреждал. Он ведь никогда не вернет меня. — Она покачала головой. — Бедный Дональд!

Майлз, не вынимая рук из карманов, подошел к высокому, до потолка, окну и стал пристально разглядывать городские кварталы домов, окутанные смогом и туманом. Аморет остановилась рядом с ним. Было видно, как на скулах его ходят желваки. Еще ни разу она не видела Майлза таким разгневанным и готовым на все. Сейчас в нем ощущалась какая-то всесокрушающая сила. Вся легкость и мягкость манер куда-то испарились. Теперь открылась другая сторона его души, мрачная и полная дикой самовлюбленности; в поведении Майлза появилось что-то зловещее. И все же она предпочла бы броситься в эту черную страшную пропасть его души, нежели подчиняться любовному деспотизму законного мужа.

— Я поеду с тобой! А Дональд навсегда забудет о моем существовании!

Вот.

Теперь решено.

Она замолчала, приложив руку к сердцу, словно почувствовала, что оно на мгновение перестало биться. В следующий миг Майлз заключил ее в объятия, потом высоко поднял на руки и закружил в воздухе. Она, словно птица, парила над ним, звонко смеясь и лаская его обветренное бородатое лицо. В их глазах стояло истинное торжество, ведь они покончили со всеми (и не только с Дональдом), кто хоть как-то пытался разлучить их или воздвигнуть между ними какую-то преграду.

— Я люблю тебя, Аморет. — Голос Майлза звенел от страсти и радости.

— Я люблю тебя, Майлз! Для него я потеряна навсегда!

Все произошло так, как и предсказывал Майлз. Мексика, куда он привез ее, не оказалась ни грязной, ни кричаще безвкусной. Они жили в лагере, который люди Майлза разбили, следуя его указаниям. Это были спокойные, молчаливые и послушные работники, которые незамедлительно исполняли все его приказы. Они двигались мягко и бесшумно, как кошки или неясные силуэты из какого-то сна, к тому же постоянно напевая странные и довольно мрачные мелодии. Их голоса были мелодичными, чистыми и сильными. Аморет возлежала в шелковой палатке, которая теперь стала ее домом, слушая их песни помногу часов подряд и не осознавая течения времени.

Местность, окружавшая их, была фантастической. Все выглядело для Аморет совершенно незнакомым. Прежде она даже вообразить себе не могла, что на свете существуют подобные места.

С одной стороны лагеря, состоящего из огромного скопища палаток из полосатой материи всех воображаемых расцветок, сверкающих и переливающихся на солнце, простиралась бескрайняя пустыня. Аморет вглядывалась в нее, насколько позволяло зрение, но не видела ни гор, ни холмов, только плоскую монотонную светло-желтую полоску песка. Рядом с лагерем произрастали огромные кактусы желтовато-зеленого цвета, выше человеческого роста, толстые и мясистые, с угрожающими колючками, в которых, как утверждали некоторые, таится смертоносный яд. Никто не осмеливался дотронуться до них из-за рассказов о том, что случилось с теми смельчаками, которые все-таки попытались удовлетворить свое любопытство. По пустыне были разбросаны какие-то странные, светящиеся в темноте кости, но никто не знал, кому они принадлежали, как попали туда и сколько лет прошло с тех пор, как умерли их обладатели.

Другая сторона выглядела совершенно иначе. Там все было зеленым и плодородным; бескрайние луга веселили взор разнотравьем и множеством полевых цветов, зеленых, ярко-оранжевых, темно-синих. По лугам стремительно бежали ручьи, веселые, звонкие, причудливые. Тишину нарушало неумолкающее пение экзотических птиц, которые резвились в рощицах, сверкающих от множества водопадов, падающих, казалось, ниоткуда, но явно с огромной высоты.

Между такими разными мирами и жили Аморет с Майлзом.

Каждый день ранним утром Майлз уходил на свои раскопки и возвращался при заходе солнца, а иногда не появлялся до восхода луны. Аморет никогда не беспокоилась и не сердилась по поводу его долгих отлучек. Ей постоянно было чем развлечься, к тому же она все время пребывала в комфорте и роскоши.

Часто Майлз приносил ей в подарок найденные им в руинах ацтекского поселения предметы: гротескные статуэтки, при виде которых Аморет начинала смеяться; бирюзовые или серебряные бусы, всевозможные кольца; полуразбитые вазы, где она держала собираемые ею цветы. Почти всегда Майлз возвращался с чем-нибудь удивительным и способным вызвать ее любопытство.

А Дональд находился так далеко, не хотелось даже думать о нем.

— Я понятия не имела, насколько скучно и обыденно жила прежде, — говорила она Майлзу. — Сейчас мне кажется, что моя прежняя жизнь была глупой и совершенно бессмысленной. О Майлз, до чего же я благодарна тебе за то, что ты привез меня сюда!

Они жили в гигантской шелковой палатке в желтую, красную, фиолетовую, зеленую и синюю полоску. Мебели в ней не было почти никакой, если не считать огромного матраса, мягкого и глубокого, обшитого бархатом и блестящим шелком. Когда наступала темнота, они зажигали хрустальные лампы, размещенные на специальных тумбах. Еще у них стояло несколько сундуков с шелками, плюмажами и драгоценностями. А в центре находился низкий и широкий эбонитовый столик, на котором помещались чаши с сочными фруктами и едой, приправленной неведомыми Аморет пряностями, которую им подавали на старинных серебряных блюдах. Аморет никогда не задумывалась, как Майлзу удалось достать все эти чудеса; она воспринимала их как нечто само собой разумеющееся, считая, что он добивался всего не в результате преодоления каких-то трудностей, а вследствие своего неутомимого желания и силы воли. И вообще Аморет считала, что все эти чудеса должны существовать на свете только ради ее удовольствия.