Империя. Пандемия (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императрица вошла в зал в сопровождении личного пресс‑атташе госпожи Арсеньевой, и офицерессы в авиационной форме.
Арсеньева остановилась чуть дальше, торжественно произнеся:
‑ Слово Ее Императорского Величества!
В наступившей тишине Государыня чеканно сообщила:
‑ Дамы и господа. Мы все молимся за скорейшее выздоровление нашего Государя Императора. Вознося самые горячие молитвы за исцеление моего Августейшего супруга, я желаю восстановить справедливость и официально объявляю все то, что Государь собирался огласить самолично. Так случилось, что девять лет назад Великий Князь Михаил Александрович, исполняя волю Августейшей матери и Царственного брата, был вынужден расстаться с присутствующей рядом со мной Ольгой Кирилловной Мостовской…
Присутствующие быстро запереглядывались. Вот это поворот! Шепотки вокруг статьи «Таймс» только начали тихонько шириться, а тут такое – сама Царица говорит об этом!
Вот это поворо‑о‑от!!!
Властный взгляд заставил присутствующих замереть. Властный голос чеканил:
‑ Случилось так, что много лет никто не знал о рождении мальчика, а благороднейший человек и герой двух войн полковник Мостовский официально признал его своим сыном. Однако, гибель на фронте полковника Мостовского освобождает меня от необходимости и дальше хранить эту семейную тайну. Императорская кровь священна. Справедливость должна восторжествовать. Я официально сообщаю Империи и всем нашим подданным об официальном признании маркиза Михаила Васильевич Ле‑Блосьера, барона Мостовского сыном Его Всесвятейшества и Величия Государя Императора‑Августа Михаила Александровича и присутствующей здесь баронессы Ольги Кирилловны Мостовской. Михаилу Мостовскому Высочайше жалуется титул Светлейшего Князя Марфинского, а также права на отчество «Михайлович».
Обведя твердым взглядом замерших репортеров и хроникеров, Царица завершила речь:
‑ Все, что произошло, произошло не только до нашего Августейшего венчания с Государем, но и до его женитьбы на графине Брасовой. Я не имею и не могу иметь каких‑то моральных претензий к моей статс‑даме баронессе Мостовской. Это жизнь. Мы сейчас вместе с ней и со всей нашей Благословенной Державой молимся за скорейшее выздоровление Государя.
И уже повернувшись к выходу, она вдруг остановилась и бросила в зал:
‑ Каждый ребенок Императора, это и мой ребенок. Помните об этом.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. БОЛЬШОЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ КРЕМЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ. 9 октября 1918 года.
‑ Любите ли вы моего мужа или нет – это ваше личное горе. Но стоит вам не так бросить взгляд на моего Августейшего мужа, и вы пожалеете, что не замерзли на этой чертовой башне!!!
Ольга смиренно склонила голову.
‑ Я понимаю, моя Государыня.
Машу колотило.
‑ И запомните, милочка, я – мать всех детей Императора, и сделаю для них все, что потребуется. Они для меня священны. А вот вы – нет! И если вы боитесь, что с вашим сыном что‑то случится, то вы ошибаетесь. Я вижу, как вы напряжены. Но, ничего этого не будет. С вашим сыном. Но и гарема с вами у нас тоже не будет. Никогда!!!
Хлестнув соперницу разъяренным взглядом, бывшая итальянка резко повернулась и зашагала прочь.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «У ТРЕХГЛАВОГО ДУБА». 9 октября 1918 года.
Императорский лесник закряхтел, входя:
‑ Даже не знаю, как и сказать. Вот что, соколики, пойдемте‑ка со мной. А вы, добры молодцы, оставайтесь. Это вам. Чай, разберетесь…
Георгий и Мишка удивленно смотрели вслед уходящей за двери банде. Затем, Георгий раскрыл конверт, прочел содержимое и…
‑ Я… Я не знаю... Что сказать не знаю. Вот…
Мишка прочитал бумагу. Еще раз. И… швырнул ее в огонь.
Они молчали.
Трещали дрова в камине, съедая остатки сообщения.
Молчал Георгий. Молчал Мишка.
Тягостное молчание.
Мишу душил ком в горле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})‑ Она мне врала, так получается… Всю мою жизнь врала… И отцу…
Георгий медленно проговорил, не отводя взгляда от огня:
‑ То есть мы с тобой родные братья…
Мишка зло ощерился:
‑ Мы с тобой – да! Вся наша банда – братья! Но папка мой – полковник Мостовский, ты понял! Понял, ты!!!
Брат поднял открытые ладони.
‑ Не злись, я тут ни при чем.
Новоявленный брат с шумом выпустил воздух из легких:
‑ Прости, я… Я не в себе, понимаешь?
Георгий кивнул:
‑ Понимаю. У меня состояние не лучше.
‑ И что будем делать?
Зло:
‑ Откуда я знаю! Они все решили за нас! Все, понимаешь?! Теперь ты Светлейший Князь Марфинский. Очень это в духе Маши!
Повисло мрачное и тягостное молчание. Наконец Мишка зачем‑то хмуро поинтересовался:
‑ А ты к Государыне как обращаешься?
Георгий пожал плечами:
‑ Маша. А как еще я к ней должен обращаться? Она же мне не мать в конце концов.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. КАБИНЕТ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА. 9 октября 1918 года.
‑ Ваше Величество! Из главных новостей этого часа следует выделить обширное интервью Великой Княгини Александры Федоровны, которое она дала британской, американской и европейской прессе…
‑ Она еще на Кипре?
Арсеньева склонила голову.
‑ Судя по всему – да. Во всяком случае местом интервью указана Ларнака, и я отследила по фамилиям репортеров, большая часть из них раньше слали свои статьи из Кипра и о ситуации на Кипре. Хотя, есть и новые имена, которые очевидно прибыли специально к этому событию.
‑ Большой резонанс?
‑ Государыня, интервью только ушло в редакции. Публикации мы ожидаем сегодня, а резонанс, соответственно, завтра.
Маша устало кивнула.
‑ Хорошо. И что она там наговорила?
‑ В основном развивала свои прошлые заявления. Государыня, вот выдержки и основные посылы из этого интервью.
Императрица приняла из рук пресс‑атташе листы машинописного текста и бегло просмотрела. Да, Аликс разошлась не на шутку. Обвинения в убийстве Николая и в желании убить всю его семью, включая верных людей и слуг. Возможно даже их котов и собак. И волнистых попугайчиков. Аресты истинных патриотов России. Конфискации. Ссылки. Казни. Помимо узурпации власти, Миша и Маша обвинялись чуть ли не во всех смертных грехах, включая поедание на завтрак христианских младенцев. Нет, конечно, прямо так не утверждалось, но за каким лешим Александра Федоровна упомянула еще и того безумца в Риме, который бросил в их авто бомбу, кричавшего об Апокалипсисе, и те дикие слухи о том, что нынешняя русская Августейшая чета, чуть ли не вестники Конца Света, а сама Маша «блудница вавилонская на звере багряном»?
По ходу дела Аликс зачем‑то оскорбила российские элиты, «прислуживающие кровавым узурпаторам», и не спешащие принести присягу верности «единственно верному и истинному православному Царю Алексею Николаевичу». Вместе с тем, выражалась уверенность в том, что народ русский свергнет ненавистных узурпаторов и призовет на царство истинного…
В общем, обычный бред в исполнении Аликс. Но, все бы ничего, но один момент заставил Машу нахмуриться.
Как‑то она не очень любила, когда ее сына Александра именуют Антихристом.
Зря Аликс это сказала.
* * *
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. КРЕМЛЬ. КАБИНЕТ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА. 10 октября 1918 года.
‑ Ваше Величество! Как и ожидалось, германские «добровольцы» продолжают занимать позиции в ключевых местах Австрии. Сопротивления со стороны австрийских полков не наблюдается. Население встречает «добровольцев» если не ликованием, то, во всяком случае, без явной враждебности. Другое дело в Чехии, где уже начались столкновения, переходящие в уличные бои…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Гурко деловито докладывал. Маша слушала. Кивала. Но что ей эта Австрия, когда все мысли с любимым? А ситуация была очень тревожной. Миша несколько раз приходил в сознание, но потом вновь проваливался в бездну беспамятства. Постоянные переливания крови поддерживали его, но улучшения тоже не наблюдалось. Врачи выражали верноподданнический оптимизм, но разводили руками.