Ведьма и князь - Симона Вилар

А еще Мокей припомнил, как Стогнан обещал ему услать Учко по какому-то делу вскоре после Корочуна. Видать, чтобы тот повременил со свадьбой. Какое дело для Учко найдет староста, Мокей не ведал. Главное, чтобы тот возле Малфриды своей не околачивался. А то они еще того... Мокей ведь помнил, какой была Малфрида, когда вдруг ей любиться с ним захотелось. И как представил, что чародейка такой же будет и с Учко, его начинала душить холодная злоба. Ну, ништо. Он свое дело сделает, так что не долго им миловаться. Мокей сумеет посчитаться с ведьмой за все унижения. О том же, как Малфрида выхаживала его после укуса оборотня, он и не вспоминал.

Снег, шедший все эти дни, наконец, прекратился, стало подмораживать. Лошадка Мокея, словно за один день вдруг покрылась пушистой бурой шерстью, точно мхом. И застоялась, видимо. Как объяснить иначе ее беспокойство, то, что под вечер она вдруг стала рваться на привязи, ржать, фыркать испуганно. Волка почуяла, что ли? Мокей вышел ее успокоить, но она все равно храпела и трясла головой. И тут Мокей неожиданно увидел сидевшего недалеко на суку большого филина. Тот вращал головой, клекотал громко. Лошадь так и рванулась в сторону, заржала. У низкого входа в землянку показался главный волхв. Что он тут главный, Мокей понял давно. Как и то, что он считается с двумя другими, а третий волхв – вроде прислуги. Потому Мокей и сам не больно приглядывался к нему. Но сейчас именно этот третий, незначительный, позвал в землянку Мокея.

– Иди-ка, хлопче, передохни.

– От чего же передохнуть? Что я, лес валил?

Но неожиданно послушно пошел. Как входил, еще помнил, а как укладывался, совсем забыл. Просто рухнул, и сон сразу накрыл его. И не мог Мокей видеть, как филин неожиданно обернулся в отсутствовавшего чародея, вошел в избу следом за Маланичем, сел на лавку, с удовольствием приняв из рук волхвов пахнущий ягодами и травами порошок, пожевал.

– Ты как будто и не сильно притомился, Шелот, – заметил Маланич, вглядываясь в довольное лицо волхва, в его задорно поблескивающие глаза. – Неужто нашел неизвестный нам источник чародейской воды?

Тот даже хохотнул.

– Не торопи, Маланич, обо всем сейчас поведаю без утайки, но по порядку.

Сначала он рассказал, как наслал падеж на окрестный скот, потом, как разыскал селище Сладкий Источник. И тут началось самое неожиданное. Не смог он колдовать среди строений селища, больше того – сам того не желая, вдруг обернулся в волхва. Не будь ночь такой темной, его бы обнаружить смогли, так что пришлось обходить селение, прячась в зарослях. И тут он увидел, что развеивает чародейство в округе. Крест.

Оказалось, что за одной избой расположена могила христианина, старая такая могилка, но ухоженная, и крест на ней стоит прямо, не покосился.

– Могила христианина! – даже подскочили волхвы. – Да кто же позволил такому в древлянском краю? Кто посмел схоронить его в наших чащах?

Они покосились в сторону спавшего Мокея, стали ругать его. Мол, ведет за собой, а то, что в селении христиане, словом не обмолвился.

– Но я еще кое-что приглядел, – продолжил Шелот, однако Маланич его перебил.

– Малфриду ты хоть видел? Та ли это ведьма?

– Она, – убежденно кивнул Шелот. – Я отыскал ее избушку, даже видел, как ведьма выходила из дверей, с псом своим играла. Она немного изменилась, в осанке прибавилось уверенности, взгляд стал более проницательным. Мне почти в снег пришлось вжаться, чтобы она меня не заметила, но то, что это она, готов поклясться своей ведовской силой.

– Не клянись. Особенно после того, как подле креста побывал.

Но Шелот только отмахнулся.

– Все дело в том, что уже после встречи с Малфридой я стал, как ты и велел, Маланич, обшаривать округу. И вышел к тому сладкому источнику, от которого селение взяло свое название Вода там и впрямь чудесная, но не чародейская, скорее, целебная и бодрящая. Зато я иное почувствовал. Там место выхода силы из земли. Да такое, о котором никто прежде не знал. Новое, значит, место, но столько там мощи, что я быстро пополнил угасшее было чародейство. Смог легко опять превратиться в филина и полететь к вам.

Волхвы сразу оживились. То, что Шелот отыскал новое место силы, всех обрадовало. Не так и много их осталось, с тех пор как они проиграли войну со Свенельдом. Им приходилось подолгу бродить по лесам, чтобы отыскать то немногое волшебство, каким еще могла поделиться со служителями богов древлянская земля. И весть, что недалеко отсюда есть источник, у которого земля обладает подобной мощью, была радостной Одно плохо: пока в селении могила христианина, им будет трудно сполна воспользоваться ведовским могуществом. Силу-то почерпнуть они смогут, однако тут же все пропадет, если окажутся вблизи креста. Так что сперва надо от символа христиан избавиться.

– А как же чародейка живет подле креста и не теряет сил? – спросил обычно отмалчивающийся четвертый волхв.

– Ну, видать, в селении она мало ворожит, – высказал догадку Маланич. – Хотя она так сильна, что, если ее силы и подтаивают в Сладком Источнике, то вмиг восполняются, едва она покидает его. Говорю вам, она не совсем человек, иная в ней есть кровь. И силу она может брать просто из мира: из ветра, из туч, из тумана. Да и к источнику близ селения она наверняка ходит, вот и черпает там мощь. Даже если и не догадывается о том. Ибо, сколь бы ни была она могущественна, никто никогда не обучал ее находить места силы. Волхвы просто когда-то направили к ней силу древлянской земли. Себе на беду...

Они еще какое-то время разговаривали, а потом принялись будить Мокея.

– Хватит дрыхнуть, молодец. Вставай и поведай нам, отчего это ты смолчал о том, что в Сладком Источнике христианин захоронен?

Мокей сонно тряс головой, стремясь сообразить, чего хотят от него кудесники, отчего стали вдруг так суровы.

– А? Что? Ну и что с того, что захоронен? Такова его последняя воля была, как не уважить. И это отец мой, который помер, когда я еще глуздырем[115] был несмышленым.

Волхвы даже отшатнулись от Мокея. Потом стали гневно кричать: дескать, как это он посмел скрыть, что рожден от уверовавшего в Христа? Может, и он носит на теле символ чужой веры? Мокею пришлось божиться и клясться, что к христианству он не имеет никакого отношения, что верует в Рода-прародителя, в солнцеликого Хороса и Велеса – бога богатства. Именно их амулеты он носит с собой. Даже достал тесемку, на которой висели резные обереги.

– Тогда так, хлопче, – молвил после продолжительного молчания Маланич. – Сейчас поезжай в свое селище и уничтожь крест на могиле родителя. И не перечь! Если хочешь помочь нам избавить родовичей от ведьмы злобной, то, перво-наперво, тебе надо порушить и сжечь крест. Так что отправляйся в путь. А избавишься от креста, вернешься за нами.