Ева Луна. Истории Евы Луны - Исабель Альенде

во весь голос оповещали собравшихся о цене, которая была уплачена за это подношение. Затем родители Зулемы ушли вместе с дочерью в отдельную комнату, выпили так называемый последний бульон с курицей и отдали девушку мужу – с величайшей неохотой, как того и требовал обычай. Женщины из рода жениха отвели молодую жену в специально подготовленную для первой брачной ночи комнату и переодели из свадебного наряда в простую рубашку; потом женщины вышли из комнаты и присоединились к мужчинам, собравшимся на улице и ждавшим, когда на балконе вывесят простыню, испачканную кровью и удостоверяющую невинность новобрачной.

Наконец Риад Халаби остался наедине со своей женой. До этого дня они еще не видели друг друга вблизи, не имели возможности обменяться даже парой слов или улыбнуться друг другу. Обычай требовал, чтобы молодая жена дрожала от страха при виде мужа. На самом же деле чувство страха испытывал в тот день скорее он. Вплоть до этого мгновения он старался не приближаться к ней вплотную и не раскрывал рта в ее присутствии. Таким образом дефект его внешности был менее заметен. Теперь же он не знал, как отреагирует супруга, увидев вблизи его изуродованное от природы лицо. Он смущенно приблизился и протянул руку, чтобы прикоснуться к ней. Его покорил перламутровый оттенок ее кожи, пышность ее форм и красивые густые волосы. В тот же миг он увидел на ее лице гримасу омерзения и ужаса: эта реакция жены, рассмотревшей наконец его лицо, словно заморозила воздух в комнате, где им предстояло впервые сблизиться. Риад привычным движением руки вынул из кармана платок и поднес его к лицу; он так и держал одной рукой платок, а другой медленно раздевал супругу и нежно ласкал ее. К сожалению, ни его терпения, ни нежности не хватило, чтобы преодолеть чувство отторжения, которое испытала Зулема, как только увидела его вблизи. Первая встреча была трудной и печальной для обоих. Потом, пока его теща, лицо которой было вымазано синей глиной, чтобы отпугнуть злых духов, размахивала с балкона простыней, пока соседи палили в воздух из ружей, а женщины исступленно кричали под окнами, Риад Халаби забился в темный угол и долго сидел там, ощущая пережитое унижение как удар вонзившегося в живот клинка. Эта боль осталась с ним надолго; она звучала в нем как немой стон, а он не мог никому рассказать об этом до тех пор, пока не встретил первого в своей жизни человека, поцеловавшего его в губы. Его с детства воспитывали как настоящего мужчину, а мужчине не подобает проявлять слабость и открывать перед женщиной свои чувства и тайные желания. Статус супруга делал его повелителем ее судьбы, и позволить ей узнать его слабости он просто не имел права, ибо она могла воспользоваться ими, чтобы больно ранить его или подчинить своей воле.

Они вернулись в Америку, и Зулема очень быстро сообразила, что муж ее, оказывается, вовсе не богач и не разбогатеет уже никогда. Она с первого дня возненавидела свою новую родину, городок, в котором ей предстояло жить, климат, людей, дом – в общем, все, что ее здесь окружало; она отказалась учить испанский и помогать мужу вести дела в магазине; при этом она ссылалась на якобы постоянно мучившие ее мигрени; день за днем она проводила в четырех стенах, лежа на диване; в еде она себе никогда не отказывала и становилась все толще и все скучнее. От мужа она зависела абсолютно во всем; даже чтобы объясниться с соседями, она звала его в качестве переводчика. Поначалу Риад Халаби думал, что жене нужно просто дать время привыкнуть к новой обстановке; кроме того, он был уверен, что, как только у них появятся дети, их жизнь и настроение супруги сразу же изменятся к лучшему; впрочем, шло время, а детей все не было, несмотря на то что супруги проводили вместе полные страсти ночи и часы сиесты; всякий раз, входя в спальню к жене, Риад Халаби не забывал повязать платок, закрывающий нижнюю часть лица. Так прошел год, другой, третий, затем и все десять, и настал день, когда в «Жемчужине Востока» и в жизни обоих супругов появилась я.

Когда мы въехали в городок, было еще совсем раннее утро и все спали; Риад Халаби остановил свой фургончик, заглушил двигатель и провел меня в дом через заднюю дверь. Мы прошли через патио, где журчала вода в фонтане и, надрываясь, пели о чем-то жабы, и он оставил меня в ванной комнате с куском мыла и чистым полотенцем в руках. Я встала под струю воды и стала ждать, пока она смоет с меня усталость и сонливость после долгой поездки и уныние пополам с безысходностью, накопившиеся за последние недели. Наконец я почувствовала себя лучше, а моя кожа вновь обрела свой естественный цвет, который я уже успела забыть за то время, что у меня не было возможности нормально помыться. Я вытерлась, заплела волосы в косу, оделась в длинную мужскую рубашку, подпоясав ее каким-то шнуром, и примерила парусиновые туфли, которые Риад Халаби принес мне со склада.

– Ну а теперь поешь, только не торопись, никто у тебя ничего не отнимет; главное, чтобы у тебя снова живот не заболел, – сказал хозяин дома, усадив меня за кухонный стол и закатив для меня настоящий пир: рис, мясо с пшеничной кашей и лепешки из пресного теста. – Меня здесь все называют просто Турком, а тебя как зовут?

– Ева Луна.

– Когда я уезжаю по делам, моя жена остается дома одна, и я бы хотел, чтобы у нее была компания, чтобы ей не было так скучно. Она никуда не выходит, у нее нет подруг, и по-испански она не говорит.

– Вы хотите, чтобы я была у нее служанкой?

– Нет. Ты скорее будешь для нас вроде дочери.

– Мне уже давно не для кого быть дочерью, и я, по правде говоря, не помню, как это – быть чьим-то ребенком. Я должна во всем слушаться вашу жену?

– Да.

– А как она будет меня наказывать, если я стану плохо себя вести?

– Пока не знаю, там посмотрим.

– Предупреждаю, я не буду терпеть, если меня начнут бить.

– Ну уж бить тебя тут точно никто не станет, девочка.

– Я останусь у вас на месяц, пусть это будет наш общий испытательный срок, а если мне не понравится – сбегу.

– Договорились.

В этот момент в кухню вошла Зулема, все еще сонная. Она окинула меня с ног до головы безразличным взглядом и, похоже, вообще