До завтра, товарищи - Мануэл Тиагу

Маркиш вернулся домой в страшном смятении. «Что теперь подумают товарищи? — спрашивал он себя. — Ведь я был одним из немногих, кто знал о встречах в доме Сезариу, что туда приходили представители руководства. Потом меня наказали, вывели из комитета, и сразу же этот провал. Что подумают?»

Этой ночью он почти не спал. Не из страха тоже быть арестованным, это ему даже в голову не приходило. Он не знал, что делать, лишь сознание своей непричастности к провалу немного успокаивало его. «Может быть, не стоит терзаться? Нет, нет, — отвечал он сам себе. — Мало, что твоя совесть чиста. Надо еще, чтобы с тобой обошлись по справедливости. Если тебе не доверяют, что толку от того, что твоя совесть чиста?»

Он пытался успокоиться. «Ведь товарищи знают, что я был под арестом, но никого не выдал. Я многое знал, но никого не выдал. Кроме меня, о встречах у Сезариу знали и Афонсу, и Витор… Да, действительно, и Витор знал», И вдруг Маркиш задумался, вспомнив, что говорил о нем Важ. Вспомнил также, что Витор, как стало известно, снова появился в городе, но ни с кем не встречался. А если… «Нет, я не должен так думать. Это означало бы пытаться оправдаться за счет товарища».

И снова навязчивые мысли: «Пока я ходил к Сезариу, все было в порядке. Но вот меня наказывают, выводят из комитета, и сразу же появляется ПИДЕ. А обо мне существует определенное мнение, против меня — Важ, обо мне уже доложено в ЦК — что там подумают? Что они все подумают?» И он, чувствуя себя все более неправым, стал вспоминать свою работу в партии, своз отношение к ней, к Витору, свои разговоры с Энрикишем и с членами комиссии, вспомнил, как уничтожил листовки, вместо того чтобы распространить их. «Что же теперь они станут думать после всего этого? Подумают, что я предал?»

Уже светало, а Маркиш все ворочался с боку на бок, тщетно пытаясь уснуть.

8

Спустя два дня Маркиш по дороге на работу неожиданно встретил Витора.

— Похоже, что я вернулся в недобрые времена, — сказал тот, с улыбкой протягивая Маркишу руку и внимательно глядя ему в лицо.

Маркиш молча пожал протянутую руку.

— Когда мы можем поговорить? — спросил Витор. — Это правда, что Сезариу арестован?

— Похоже, что да, — хмуро ответил Маркиш. — Не время сейчас встречаться.

Витор, казалось, был удивлен недружелюбным видом товарища.

— Будешь? — спросил он, вытаскивая пачку сигарет. Маркиш отрицательно покачал головой. Тогда Витор закурил. — А я вот думаю, как раз сейчас, когда арестован Сезариу и организация переживает трудный момент, наша ответственность, как членов районного комитета, еще более возрастает.

Маркиш прервал его:

— Отстаешь от жизни. Я уже не член комитета, да и ты тоже.

— Ты уже не член комитета! — воскликнул Витор, казалось, не замечая слов Маркиша о самом себе.

— Нет, и не хочу больше об этом говорить.

— Да будет тебе, — только и сказал Витор, подавляя раздражение. Он молча продолжал курить, искоса посматривая на Маркиша, а потом вдруг спокойным голосом сказал: — Нам нужно быть осторожными и обо всем договориться. Сезариу арестован. Кто может поручиться, что нас тоже не возьмут?

— Нас? — спросил Маркиш. Впервые за все время после ареста Сезариу он подумал, что сам может попасть в руки ПИДЕ. — Будь спокоен, нас не тронут.

Однако Витор был прав. На следующую ночь в городе снова побывала полиция и произвела аресты. Взяли Маркиша, Витора, нескольких служащих, одного крестьянина, жившего в окрестностях, врача, торговца и армейского сержанта.

Лизета тоже была арестована, но ее продержали всего несколько дней. Ее ни в чем конкретно не обвиняли и лишь напомнили о скандале, устроенном в доме Сезариу. Перед тем как отпустить девушку, шеф прочел ей нотацию:

— Того, что ты учинила в доме своей сестры, хватило бы, чтоб продержать тебя здесь подольше. Но, несмотря на это, мы знаем, что ты в общем-то неплохая девочка, и мы не хотим тебе зла. Характерец же у тебя, правда, еще тот, но кто сейчас без характера? Ты жаловалась, что один из наших людей дал тебе пощечину. Я искренне сожалею об этом. Это против наших правил. Ребята действовали не по приказу и будут наказаны. Но ведь ты, моя девочка, поскольку сама с характером, наверное, сможешь простить, если другой погорячился? Ну, ступай же, и всего тебе хорошего.

Лизета вышла, а находившийся здесь во время разговора полицейский наклонился к уху начальника, перелистывавшего бумаги, и что-то сказал ему. Шеф ответил:

— Не пройдет и недели, как к ней придут.

9

Маркиша допрашивали непрерывно пять суток. Его не били, как в первый раз. Разговаривали с ним обходительно и часто говорили о его достоинствах. Спрашивали, спрашивали и спрашивали, и все об одном и том же, и так без конца, потом один следователь заменял другого, и все начиналось сначала. Настойчивость полиции даже удивила Маркиша.

— Мы не хотим, чтобы ты говорил нам то, о чем мы не знаем, — говорил ему старший следователь, старательно полируя себе ногти. — Мы хотим только, чтобы ты подтвердил, что известно нам или что говорят твои товарищи. Врач у нас, сержант тоже, мы прекрасно знаем, что ты за птица. Почему ты все отрицаешь?

ПИДЕ была в курсе многих вещей. Больше всего Маркиша удивило, однако, то, что им было многое известно о руководстве сектора.

— Ну зачем ты отрицаешь это? — настойчиво спрашивали его. — Нам хорошо известно, что в районный комитет входишь ты, Сезариу и Витор. Витор молчит, но у Сезариу и Антониу языки уже развязались. Так что же ты упорствуешь?

Почему в полиции были известны имена членов комитета старого состава? Если это сообщил им Сезариу, то с какой целью? И что мог сказать этот самый Антониу, если он только недавно стал работать с ними и знал только новый состав комитета? Маркиш вспоминал свои споры с Важем, тот сомневался относительно Витора, а вот и Витор арестован, и, наверное, его пытают, но он молчит. И Сезариу, этот примерный товарищ, если только следователь не врет, разговорился.

На второй день тактика следователя изменилась.

— Смотрю я на таких, как ты, и удивляюсь, честное слово, удивляюсь. Что вы за это имеете? Лучшие из вас, преданные и целеустремленные, ведущие самый праведный образ жизни, те, кто попадает сюда и молчит, — так как же к ним относится ваша партия? Она отворачивается от вас. А в то же время всякие прохвосты, живущие за ваш счет, которые стараются побыстрее рассказать все, что знают и что не знают, как только они попадают сюда, — о, это для партии великие люди, герои! Вот тебе и справедливость Центрального Комитета партии. Важ нежится себе где-то на пляже, а ты страдаешь.

Из этих слов Маркиш понял, что в ПИДЕ известно о его наказании, С удивлением, негодованием и отчаянием он осознавал, что так все оно и есть, что, пока он твердо защищает своих товарищей, те от него отвернулись, вывели его из руководящих органов. Другие, чье поведение очень даже сомнительно, дают директивы, определяют, что и как надо делать, держат в своих руках судьбы людей. Следователь как будто прочитал мысли Маркиша, потому что все настойчивее затрагивал эту тему, рассказывал разные случаи, компрометирующие руководителей партии, рассказывал о любовных похождениях Рамуша.

На пятый день следователь сказал:

— Ты не хочешь верить, что я говорю правду. Тогда, может, поверишь, узнав, что говорят твои товарищи. Твои бывшие товарищи, — уточнил он с едва заметной улыбкой, протягивая ему сложенный лист с машинописным текстом.

Маркиш начал читать. Буквы прыгали у него перед глазами, он не видел отдельных слов, но общий смысл до него доходил: «Принимая во внимание его отношение… во время подготовки… пытался связаться с товарищами членами комиссии… чтобы… противясь указаниям партии… сорвать забастовку… Принимая во внимание… поручено распространить… ночью… им было получено… убедил товарищей… не возымело действия, так как ему не хватало… Принимая во внимание нарушение дисциплины… невыполнение решений партии… борьбы рабочего класса… Секретариат решает исключить его из партии…» Маркиш еще раз прочитал последнюю фразу: «решает исключить его из партии».

— Ловко вы это придумали, — сказал он, побледнев, и глаза его заморгали за стеклами очков. — Но я уже вышел из того возраста, когда на это можно клюнуть.

— Не веришь? — снисходительно спросил следователь. — Будь уверен, это чистая правда. Молчишь, думаешь, что так подобает вести себя члену партии, а ведь тебя из нее исключили. Ты больше не член партии. Они отказались от тебя раз и навсегда.

И действительно, Маркиш прочитал подлинный документ. Его нашли при обыске у Антониу, который собирался об этом исключении оповестить на первой же встрече с Сезариу и Энрикишем. Хотя здесь и не упоминалось его имя, полиции нетрудно было догадаться, что речь шла о Маркише. Ему не дали только прочесть последний абзац, в котором говорилось о его прошлых заслугах и о том, что двери не закрылись перед ним окончательно.