Русский Рэмбо для бизнес-леди - Александр Звягинцев

– Сима, гад! – матюгнулся Засечный.

– Сима у Ворона в зиндоне как в швейцарском банке, – тихо сказал Скиф. – Вертухаи у деда вышколенные, как псы лагерные, не выпустят.

– Тогда костровские ублюдки, – встрял Лопа.

– Старший Костров, если верить Романову, в Швейцарии бока зализывает, младший навсегда упокоился в полесской глухомани, – пожал плечами Скиф.

– Сашку-то Алексеева и попа Мирослава убивать зачем? – спросил Засечный. – Они же ни во что не замешаны.

– Значит, есть какой-то тут смысл, – недобро усмехнулся Скиф. – Похоже, мужики, мы с вами разменные пешки в чьей-то ба-а-альшой игре. И не Костров в ней сольную партию выводит… Аню бы уберечь… Коль пошла такая мясорубка, они и ее жизнь на кон поставят.

Где-то на полдороге от Москвы до Смоленска удалось дозвониться до Ани прямо из поселка. Слышимость была просто ужасная. Скиф напомнил ей о давнем разговоре, когда он учил ее правилам примитивной конспирации: садиться только в третий по счету троллейбус, подолгу кружить по Кольцевой в метро, почаще прихорашиваться перед любым встречным зеркалом или витриной и посматривать, кто у тебя за спиной, и так далее…

– Так вот, слушай, Анечка!.. "Потопай" туда, где мы виделись в последний раз. Встань перед главным входом и жди меня там через три часа. Не забудь захватить паспорт, все деньги и отдать ключи своей больной соседке. Поняла? И никому ни слова о моем звонке.

Аня поняла одно: она не должна ничего говорить и броситься с паспортом на Белорусский вокзал, чтобы встретить Скифа.., и пойти с ним в загс, а затем уехать на край света. Иначе зачем паспорт?

Она встречала их с цветами и радостной улыбкой.

Но вместо долгожданного признания в любви и предложения руки и сердца Аня получила карту Белоруссии с помеченным маршрутом до Лунинца, двести долларов, палку сухой колбасы и краткое напутствие.

Засечный вприпрыжку, как круглый мячик, принес из кассы билет, и вся троица буквально втолкнула Аню в вагон отъезжающего поезда Москва – Брест.

Ни поцелуя, ни слова путного, ничего не объяснили. Втолкнули вот так, как куклу бесчувственную, абы с рук сбыть…

Горькая обида подкатила к горлу Ани. Она скомкала платочек и закрыла рот, чтобы не разреветься.

"Зыбко земное счастье…" – подумала она и вспомнила Лешу Белова.

…А ведь это она не Лешу, а Скифа в Леше полюбила. Это он, Скиф, в лихой десантной форме заезжал к ним домой с подарками и письмами от отца. Тогда ей и десяти еще не было. Это Скиф глядел на нее со всех фотографий на стенах рядом с отцом. А Леша Белов был просто чем-то похож на Скифа, которому открыто подражал…

После Афганистана Леша сильно изменился. Почернел лицом, похудел. Частенько повторял ей: "Хорошо, что у нас нет детей…" И чего тут хорошего?

Но ему другое виделось… То же самое повторил он ей перед вылетом в Чечню. Наверное, то же самое сказал сам себе, когда его роту оставили на смерть в Грозном.

Ане говорили, Леша мог вырваться из окружения, но он усадил на свое место в бронетранспортере раненых…

Она снова поплакала немножко, потом успокоилась и вытащила на свет фото Ники. Она уже сейчас любила ее за брови Скифа…

"Там Ника, – только и сказали ей вместо прощания. – Береги сироту…"

На обратной стороне фотокарточки была короткая надпись на немецком языке, выписанная круглым ученическим почерком. Аня поняла только слово "мама".

Она вспомнила, как люто ненавидела Ольгу в тот самый последний ее приход. Теперь так же Аня корила себя за черствость. Ей казалось, это она толкнула Ольгу на самоубийство.

Наскоро помахав ей в окошко вагона, Скиф, Засечный и Лопа тут же нашли лихача на желтом "Рено" и покатили в крепость деда Ворона.

На виллу покойного Ворона слетелись все его "воронята" с многочисленной вооруженной охраной. Тут же вызвали душеприказчика и заставили прочитать завещание. Из всей команды только Скифу разрешили присутствовать на этой процедуре.

Громадный дом действительно оставался за Баксиком, остальное Скифа не интересовало. Кроме личности адвоката. Лощеный, благообразный, он тем не менее был на равной ноге с воротилами подпольного бизнеса и в любой момент мог осадить каждого.

– Ты нам фуфло не гони, не мужики перед тобой, а скажи людям – на кого старый Ворон масть навесил?

– Данные вопросы выходят за пределы моей компетенции. Меня лично касается лишь то, что входит в круг моей адвокатской практики в данной сфере.

Гориллообразный "зам" Ворона после толковища отвел команду Скифа в подвал, идеально схожий со старорежимной тюрьмой. Очевидно, так у Ворона выражалась ностальгия по прожитым годам.

Сима оказался жив-здоров и нисколько не похудел за неделю, проведенную в подвале напротив своего дома. На цепи он не сидел, помещался все это время в пристойной камере с парашей и струнными нарами Даже номер на дверях камеры был – 197.

– Где эта сука Ворон? – чуть не бросился он на Скифа с ватными кулачищами. – Я тут в дерьме на нарах, а они…

– Скажи спасибо, что ты не там, где твой Тото и твои вертухаи.

– За что спасибо?

– Потом узнаешь.

– Смотри, Скиф. Как бы ты сам через пару дней на коленях передо мной не ползал.

– Разберись с папашей Костровым сначала, а то и пару дней не протянешь – Ты еще придешь ко мне в телохранители наниматься, сапог кирзовый.

– Я покойничков не охраняю.

Но наверху под тусклыми взглядами бизнесменов с лагерным загаром Сима вел себя до самых ворот весьма прилично, даже скованно, и лишь за воротами выдал такой трехэтажный мат, который теперь и по тюрьмам не услышишь.

Перевелись старые мастера.

Дома Сима усадил в машину водителя, двух охранников и, не переодеваясь, направился в офис, чтобы скорее привести в порядок бумаги и сдать их по описи новому хозяину фирмы "СКИФЪ" – отморозку Скифу, который за пару месяцев все, конечно, развалит, влезет в долги и позовет на помощь его, гения коммерции Симу Мучника. Вот тогда-то он и выставит ему свои условия…

Но едва Сима переступил порог офиса, как услышал жесткую команду:

– Стоять! Руки за голову! Лицом к стене!

Поминки по сербскому войнику Алексееву и священнослужителю Мирославу собрали в архиерейских покоях. Явилась вся городская элита, местные газетчики и областные телерепортеры. Пришло даже несколько человек из уголовной братвы во главе с Пашей Колодой, вырядившихся по этому случаю в малиновые пиджаки с золотыми пуговицами. Плечистые молодые хлопцы в золотых цепях и перстнях робко притулились в конце длинного коридора, ловя на себе испуганные взгляды присутствующих: Но, как говорят, смерть есть смерть и не дело на поминальной тризне выяснять отношения.

Не успели еще по православному обряду выпить по первой и съесть по поминальному блину, как вошел в покои взволнованный служка и сообщил архиерею на ухо, что найдено тело кем-то застреленного Ленчика, зама главы администрации.

– Выходил из дома Ксеньки Бизюки, любовницы евонной и.., и пуля попала ему точно в лоб. Видно, по заказу снайпер-профессионал орудовал, – драматическим шепотом, но так, что услышали все присутствующие за столом, сообщил служка.

Владыко поднял руку, чтобы перекреститься, но передумал и опустил ее.

Старый участковый Иван Васильевич, услышав новость, молча опрокинул в рот рюмку водки.

– Васильч, в натуре, – протянул ему поминальный блин Паша Колода. – Блины хавают горячими…

– Истинно так, – согласился участковый и, подняв глаза, встретился с опечаленным, мудрым взглядом архиерея.

– Выстрелы в подъездах, взрывы в поездах, машинах, метро, бандитские разборки на улицах… Каждый день сотни убитых и искалеченных… А чеченская бойня сколько унесла? – в глубокой печали вслух думал владыко. – И каждый день без отдыха перевозчик Харон перевозит в Лету все новые загубленные души.

В стране, напичканной ядерным оружием, война между ее гражданами принимает причудливые, странные формы… Каждый воюет против всех и все против каждого. Ибо в одночасье всех стравили между собой дорвавшиеся до собственности циничные внуки комиссаров, тех самых: "в пыльных шлемах", с той "далекой гражданской". Куда же летишь ты, потерявшая веру в господа бога и в свое великое предназначение, Русь-матушка?.. Куда сломя голову гонят тебя Чичиковы конца двадцатого столетия от Рождества Христова?.. – горько подумал владыко и, подняв рюмку, речитативом провозгласил:

– Вечная память священнослужителю Мирославу и воину Олександру, безвинно убиенным рабам божьим…

Все последующие дни честная компания разъезжала по Москве. Лопа недоумевал, почему за ними нет привычной уже слежки и вообще почему они еще на свободе. Казаки отправляли на Дон самолетом партию какого-то груза, и Лопа решил с ними отправить осиротевшего Баксика, но сам пока намеревался задержаться в Москве с десятком самых забубенных станичников.