ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №6 2007 г. - «ЕСЛИ»

— Но Турция ведь не подписывала соглашение Хартии, — заметил я.

— Верно, — кивнул генерал. — Однако учитывать действия ее войск в регионе мы должны даже в виртуальных боях.

— Если мы продержимся два дня, какого подкрепления следует ожидать?

— На вашем плацдарме — два танка «Т-90», боевая машина пехоты, взвод десантников… Этими силами мы сметем персов в Волгу, даже если они успеют окопаться. Впрочем, полагаю, контрольный бой не понадобится, у них хватит благоразумия признать поражение.

Ясно, почему генеральный штаб не торопится наполнить наш склад боеприпасами и оружием — если персы отобьют его у нас, а мы все же будем держаться, два их взвода вполне могут продолжить сражение против одного нашего, пусть и с поддержкой лучших в мире танков. Конфликт затянется, споров будет все больше.

— Никто не передумал? — спросил генерал. — Сердечный приступ или несчастный случай, чтобы ввести запасных игроков, мы вполне можем организовать…

— Игроков, — проворчал Федор Иванович. — И вы туда же, господин генерал… Мы не шахматные фигурки.

— Извините, — смутился штабист.

— Да что уж там… Пенсию семье военную положат — и то радость, — вздохнул Иванов. — У меня детей трое да внуков шестеро. И всех выучить надо, в люди вывести. Капиталов-то у нас сроду не водилось — всё своим горбом. Ничего, постоим за землю русскую. И душе на пользу, и деток государство не забудет.

— Дети-то взрослые? — спросил казак.

— Младшему — четырнадцать лет, — ответил рабочий. — Ему жить…

Как оказалось, полигон, который нам предстояло защищать, располагался на некотором удалении от Царицына, вверх по течению Волги. Река там была широкой, выжженная и сухая степь — ровной и пустынной. Только стояли десять больших палаток, поодаль от них — опустевшая деревня. Вдоль реки на некотором удалении тянулось железнодорожное полотно.

Палатки располагались метрах в двухстах от реки, немного дальше проходила железная дорога, за ней, еще метров через триста, на пригорке стояла деревня. Наверное, дома построили так далеко от реки, чтобы уберечь от наводнений. Еще одна одинокая палатка торчала в полукилометре от деревни, среди кустов, на возвышении. Ее было едва видно — ткань выгорела и сливалась со степью.

— А и жарко здесь днем, — прокомментировал Федор Иванович.

— Ни деревца… Несколько кустов, да и то чахлых.

— Кусты — это хорошо, — заявил Чекунов. — Хоть какое-то прикрытие. В голом поле тяжелей бы пришлось.

— Да, там, где стоит палатка, предполагается проложить одну из линий обороны, — пояснил генерал.

Солнце опускалось за Волгу, из палаточного городка навстречу нашему автобусу выходили люди — ополченцы, которые прибыли сюда раньше нас, военные разных званий и родов войск, консультанты, одетые в гражданское.

— Полковник Сысоев! — представился мужчина в камуфляже с нашитыми на него тряпичными зелеными звездочками. — Будем вместе бить персов. Ротмистр Волков? Хорунжий Чекунов? Рядовой Иванов?

— Так точно, — подтвердили мы.

— Располагайтесь. Крайняя палатка свободна, биотуалет за холмиком — вон та синяя будка, кухня в желтой палатке, душ рядом.

Действительно, в лагере соорудили душ — поставили на металлических опорах вместительную, на пару кубометров, емкость с краном. Никакого брезента или занавесок, «кабинка» открыта со всех сторон. Наверное, женщин среди консультантов нет, стесняться некого. Походная обстановка, простые нравы.

Уже через полчаса мы знали всех товарищей.

Два молодых сержанта, Семен Томилин и Лев Кузнецов, отслужили в армии недавно. На этом их сходство заканчивалось — Томилин был низеньким черноволосым крепышом, Кузнецов, напротив, высоким и худым. Служил он во флоте, на теплоходе, курсирующем по Волге, помощником капитана. Томилин исполнял обязанности мастера на каком-то заводе в Царицыне.

Григорий Старостин, поручик, полный мужчина лет сорока, владел большим участком земли, который сдавал в аренду, то есть, говоря по-старому, был помещиком. В свободное время, которого у него хватало, писал стихи — об этом мы узнали от других ополченцев. По армейской специальности он был сапером — хорошая специальность, если нам разрешат ставить мины.

Егор Пальцев, терский казак, в папахе и с густыми усами, сразу нашел общий язык с Чекуновым. Правда, общение их время от времени прерывалось дружеской перепалкой на тему: терские или донские казаки отважнее. За Дон говорила богатая история, у Терека был недавний опыт стычек с горскими народами.

Светловолосый Роман Калинин из Астрахани, лейтенант, менеджер среднего звена, был полноват. Что отличает многих резервистов — это быстрая потеря формы. Я и сам не слишком худ, в армии нагрузки были такими, что мускулы росли, а живот — нет. Сейчас питание не настолько сбалансировано, а бегать приходится меньше, кто бы что ни говорил про свою занятость на работе. Беготня беготне рознь.

Петр Гребенщиков и Матвей Семикопытов — рядовые. Один из деревни рядом с Царицыном, служит на машинно-тракторной станции; другой из Ставрополя, водитель автобуса. Несмотря на сложную русскую фамилию, выглядел Семикопытов как представитель какого-то горского народа: вьющиеся темные волосы, большой нос, черные глаза.

И наконец, Батыр Джальчинов — калмык. Возраст определить трудно, рядовой, чиновник из Элисты. Понятное дело, не худой. Должность как-то связана с сельским хозяйством. Танкист, водитель-механик. Только танка у нас, как это ни печально, нет. И персы нам свой вряд ли одолжат.

Мы свободно перемещались по лагерю, заглядывали друг к другу «на огонек». Меня удивил сержант Кузнецов, при тусклом свете аккумуляторной лампы читавший толстую книгу в мягкой обложке.

— Заядлый книгочей? — спросил я. — Или пытаетесь отвлечься?

— Не слишком заядлый. Но обидно будет книгу не дочитать, не узнать, чем закончится. Интересная.

— О Петре Великом? — поинтересовался я, присмотревшись к обложке и узнав портрет императора.

— Не совсем… Но Петр там упоминается. Точнее, последствия его действий. В этом романе автор предположил, что Петр, реформируя государство, не запретил огнестрельное оружие для внутреннего употребления и не ввел нынешний дуэльный кодекс. Из-за этого Россия постоянно подтачивалась предательством, некомпетентностью, преступными действиями власть имущих. Чиновники и граждане стали гораздо трусливее и подлее, дворянство не в полной мере оправдало возлагаемые на него императором надежды. Люди занимали чужое положение в обществе, самых достойных убивали, а подлецы, напротив, оставались жить. Роман называется «Пуля — дура».