Противники России в войнах ХХ века (Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества) - Елена Сенявская

После окончания Второй мировой войны отношение к бывшим противникам во многом зависело от того, в каком политическом лагере оказались эти государства. Однако «военное наследие» — стереотип «образ врага», сформировавшийся в военное время, еще долго оказывал влияние на восприятие стран и их народов уже в мирных условиях.

От временных союзов к военно-политическому противостоянию: динамика восприятия Англии, Франции и США

«Образ союзника» занимал меньшее по сравнению с «образом врага», хотя и существенное место в структуре массового сознания в период обеих мировых войн. Далеко не безоблачными были отношения между Германией и ее сателлитами, которых она использовала, но при этом откровенно презирала, что отражалось и на взаимовосприятии народов этих стран. Сложными, причем не только политически, но и психологически, были и отношения внутри антигерманских коалиций — Антанты в период Первой мировой и Антигитлеровской коалиции в годы Второй мировой войны.

Военно-политический союз Великобритании, Франции и России (именуемый также Тройственным согласием — Антантой, после присоединения Италии в 1915 г. — Четверным согласием) оформился в 1904–1907 гг. как противовес Тройственному союзу Германии, Австро-Венгрии и Италии, сложившемуся в 1879–1982 гг. (распался в 1915 г. со вступлением в войну Италии на стороне Антанты). Все его участники имели свои геополитические, экономические и иные интересы, которые во многом противоречили интересам и целям других сторон союза. Так, Великобритания в конце XIX — начале XX вв., когда в Европе уже формировались две противостоящие друг другу военно-политические группировки, придерживалась политики «блестящей изоляции», то есть отказа от длительных и заблаговременных союзов в мирное время, с тем чтобы использовать противоречия между двумя блоками для утверждения собственной гегемонии в Европе и пытаясь играть роль международного арбитра. Обострение англо-германского соперничества в Африке и на Ближнем Востоке побудило ее искать союза с Францией, а затем и с Россией. При этом в ряде регионов мира, где существовали русско-английские противоречия, Англия проводила откровенно антироссийскую политику (на Среднем и Дальнем Востоке).

Еще в начале XX века Великобритания и США, воспринимавшие Россию в качестве основного соперника в Тихоокеанском регионе, активно поддерживали агрессивные планы Японии, толкали ее на войну с Российской империей. Англия в 1902 г. заключила с Японией союз, а американский президент Теодор Рузвельт открыто заявлял: «Япония играет нашу игру». Формально соблюдая нейтралитет, в действительности обе страны финансировали и вооружали японскую армию, помогали готовить ее кадры, развязывали в прессе прояпонские и антироссийские кампании. 410 млн. долларов их займов покрыли до 40 % военных расходов Японии в русско-японской войне. Портсмутский мир также был достигнут при своекорыстном посредничестве США, которые в равной мере не были заинтересованы в существенном усилении любой из двух воюющих сторон, в частности, опасались, что исчерпавшая свои ресурсы Япония при продолжении войны потерпит поражение. В свою очередь Франция не была заинтересована в излишнем ослаблении России, рассматривая ее как противовес Германии в Европе, и тоже внесла свой в клад в заключение Портсмутского мира, стремясь поскорее вывести Россию из войны на Дальнем Востоке.

Окончательно союзные отношения между странами Антанты были закреплены после начала Первой мировой войны соглашением от 5 сентября 1914 г. об объединении военных усилий против Германии и ее союзников и о незаключении сепаратного мира с противником. Название Антанты стало применяться по отношению ко всей антигерманской коалиции. А фактически распалась она после провала интервенции в Советскую Россию 1918–1922 гг.

Во время Первой мировой войны государства Антанты «взвалили основную тяжесть войны на Россию»,[550] что проявилось уже с самого начала боевых действий. «Немцы начали свое наступление на Францию по плану Шлиффена, разработанному еще Мольтке-старшим. Главный удар они наносили правым крылом своих армий через Бельгию на Париж. Французы терпели неудачу за неудачей и отступали. Франция обратилась к России за помощью. Россия начала спешное и неподготовленное наступление 2-й армии под командованием Самсонова в Восточной Пруссии. Немцы отступили, русские их преследовали…»[551] Таким образом, несмотря на то, что русские армии еще не были полностью укомплектованы и снабжены всем необходимым для начала наступательных действий, они начали их, уступив настойчивым требованиям Франции, которая перед лицом немецкого нашествия оказалась в тяжелом положении, в том числе под угрозой сдачи Парижа. Вследствие событий на Восточном фронте Германии пришлось срочно перебрасывать туда из Франции 2 армейских корпуса и кавалерийскую дивизию. Тем самым был сломан немецкий план войны, и в начале сентября 1914 г. Германия понесла тяжелое поражение в боях на р. Марне. Однако на русском фронте недостаточно подготовленное и обеспеченное наступление привело к разгрому армии генерала А.В.Самсонова. Этот трагический для русской армии эпизод надолго остался в национальной памяти. «Русский народ понял, что может рассчитывать лишь на самого себя, — вспоминал генерал-майор царской армии, впоследствии генерал-лейтенант Красной Армии А.А.Самойло. — «Друзья» России — союзники — побуждали ее воевать до «победного конца». Именно эти «друзья» заставили русскую армию наступать в Восточную Пруссию на 14-й день после объявления войны, чтобы выручить Париж. Он был спасен нами ценой 20 тысяч убитых и 90 тысяч попавших в плен».[552]

Впоследствии, в сентябре 1941 г., советский посол в Великобритании И.М.Майский в беседе с британским премьер-министром У.Черчиллем, аргументируя необходимость открытия второго фронта союзниками на Балканах, обратился к этому эпизоду Первой мировой войны: «В 1914 году армия Самсонова не была готова к вторжению в Восточную Пруссию, тем не менее Самсонов вторгся, потерпел поражение, но спас Париж и спас войну. На войне нельзя всегда рассчитывать точно, по-бухгалтерски. Иное поражение может быть гораздо важнее победы». «Черчилль с этим согласился, имя Самсонова произвело на него заметное впечатление».[553]

И в дальнейшем, осенью 1914 г. русское военное командование, вместо того чтобы завершить начатый в Галицийской битве разгром австро-венгерской армии, под нажимом союзников, неоднократно просивших о новом наступлении против немцев, чтобы ослабить их натиск на Западе, изменило главное стратегическое направление с австрийского на германское, стало готовить наступление через Польшу на Берлин.

Генерал-лейтенант Н.Н.Головин в книге «Военные усилия России в мировой войне», оценивая кампанию 1914 г. на русском фронте, писал: «Действия русских армий в конце 1914 г. руководились той же резко и со страшнейшим напряжением проводимой идеей выручать наших союзников. Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич со свойственным ему рыцарством решает стратегические задачи, выпадающие на русский фронт не с узкой точки зрения национальной выгоды, а с широкой, общесоюзнической точки зрения. Но эта жертвенная роль обходится России очень дорого. Русская армия теряет убитыми и ранеными около 1 000 000 людей, и что делает особо чувствительными эти потери — это то, что они почти всецело выпадают на долю кадрового состава армии… К сожалению, союзники не отплачивали полноценной монетой за помощь, оказанную Россией. Нужды последней не учитывались с такой же полнотой».[554]

Союзники, неоднократно вынуждавшие Россию к наступлению в 1914 г., в следующем, 1915 г. фактически оставили ее один на один против трех противников — Германии, Австро-Венгрии и Турции, не организовав в ее поддержку ни одной крупной военной операции на Западном фронте. В 1916 г. Россия в результате Брусиловского прорыва спасла от разгрома нового союзника — Италию, терпевшую поражение от австро-венгерских войск. Австрия вынуждена была прекратить успешное наступление в Италии и перебросить оттуда значительную часть своих войск на русский фронт. Кроме того, для спасения Австро-Венгрии от полного разгрома на помощь ей была переброшена 9-я немецкая армия. В результате успеха русской армии Австро-Венгрия оказалась на грани поражения и держалась только благодаря немецкой помощи, Италия была спасена от разгрома, Германия временно прекратила свое наступление под Верденом, а Румыния вступила в войну на стороне Антанты.

В этом контексте и формировался «образ союзника» — как обобщенный в лице западных членов Антанты, так и конкретный, применительно к отдельным странам — Англии, Франции, позднее — США. Сложные предвоенные отношения потребовали от власти определенных целенаправленных усилий, для того чтобы образ политических соперников, по сути недружественных стран, с которыми Россия в прошедшем XIX в. неоднократно сталкивалась на полях сражений и которые коварно вмешивались в ее войны на стороне противников, отнимая плоды русских побед, — этот враждебный образ приходилось срочно «перелицовывать» в образ союзника. И пропаганда активно работала над формированием такого позитивного образа. Например, в России были изданы открытки с текстами государственных гимнов и изображением солдат в форме стран Антанты, причем русский солдат в этой серии ничем не выделялся. Союзники всегда склонны недооценивать усилия друг друга, но чувство «общего дела» находило свое отражение в массовом сознании. Однако, несмотря на усилия правительства по работе с общественным мнением, недоверие к союзникам, в первую очередь к Англии продолжало сохраняться.[555]