1918 год на Украине - Сергей Волков

21 декабря в момент нашей переправы через Днепр неприятель пытался атаковать понтонный мост с парохода, но под огнем наших пулеметов повернул обратно. 22 декабря эскадрон новороссийских драгун подошел к Перекопу, границе Крымской республики. Несколько крымских татар и одна клиновая пушка – это было все, что обороняло новую республику.

Гарнизон Перекопа смущенно впустил на свою территорию агрессора.

С крымским правительством был заключен договор, по которому отряд генерала Васильчикова принимал охрану Крыма, а крымское правительство во главе с господином президентом Крымом обязалось нас содержать. Вскоре по распоряжению генерала Деникина правительство было свергнуто, а господин Крым покинул пределы своего государства.

В момент прибытия наших передовых частей в Крым никаких частей Добровольческой армии в Крыму не было. Был лишь начальник центра Добровольческой армии в Симферополе [165] с известным количеством добровольцев по спискам. Только после того, как полуэскадрон новороссийцев вошел в Симферополь, а за ним главные силы отряда генерала Васильчикова, были фактически сформированы небольшие соединения добровольческих отрядов. Фактическая оборона Крыма от врага внешнего и внутреннего всецело легла на прибывший отряд генерала Васильчикова и первые месяцы на 3-й драгунский Новороссийский полк, который оборонял подступы к Крыму и ликвидировал восстания коммунистов в Крыму (поход в январе на Алибунар и Евпаторию) и т. д.

В начале марта 1919 года на Перекоп прибыли добровольческие части отряда полковника Ильина, марковские части и т. д.

23 марта старого стиля 1919 года после кровопролитного боя под Юшунью, где на нашей стороне принимали участие и греческие войска, большевики сломили нашу оборону, перейдя Сиваши и атаковав нас с правого фланга и тыла, в то время как фронт вел успешную оборону. Наши части отошли на Акманайские позиции. 3-му Новороссийскому полку было приказано задерживать противника в районе Карасубазара, что и было выполнено полком. Наши части при поддержке английского флота укрепились на Акманайских позициях. Отходивший по выполнении задачи Новороссийский полк и эскадрон александрийских гусар [166] попали в горах под Исламтереком в приготовленную большевиками засаду и понесли тяжелые потери, в том числе погиб командир полка доблестный полковник Гусев, адъютант пор. Шевчуков. Командир эскадрона александрийских гусар полколвник Карцов [167] был тяжело ранен и только через несколько дней полуживым добрался до наших передовых постов.

В пасхальную ночь около часу ночи мы подошли к Феодосии, уже оставленной нашими частями. В нескольких верстах от Феодосии по направлению к Акманайским позициям стоял православный храм. Мы подъехали к храму и вошли в темный его притвор. В храме не было молящихся. Только очень пожилой священник совершал службу. После всего пережитого эта пасхальная служба в почти неосвещенной церкви произвела на измученных воинов незабываемое впечатление, а особенно в момент, когда священник повернулся лицом к темной и пустой церкви и произнес «Христос воскресе» и сотня голосов восторженно ответила «Воистину воскресе»! Я никогда не забуду выражения лица этого пораженного ответом священника.

Я вышел за пределы описанной госп. Г.Г. Саковичем эпопеи, закончившейся Екатеринославским походом, присоединением Крыма к территории Добровольческой армии и обороны его до прибытия частей Добровольческой армии потому, что хотел подчеркнуть ту роль, которую сыграл в создании возможности подвига со стороны участников Екатеринославского похода погибший геройской смертью полковник Гусев.

Примечание. Все данные о дне и месте сражений взяты мною из приложения к послужному списку, выданному мне по окончании похода, поэтому те сражения, в которых я лично не участвовал, не могли быть упомянуты мною.

Раздел 6

СОБЫТИЯ В ОДЕССЕ

В. Гурко[168]

ИЗ ПЕТРОГРАДА ЧЕРЕЗ МОСКВУ, ПАРИЖ И ЛОНДОН В ОДЕССУ [169]

Но вот и Киев, Киев, уже побывавший во власти Винниченки и Петлюры, Киев, испытавший засилье большевиков, видевший массовые расстрелы русских офицеров и убийство своего митрополита, Киев, хранящий в виде множества полуразрушенных зданий следы происходивших за него боев, а ныне формально подвластный опереточному гетману, в сущности же поставившему его германскому воинству.

Политическая обстановка в Киеве в ту пору была чрезвычайно сложная, но с внешней стороны она мало в чем проявлялась. Немцы отвели для своего главного командования особый квартал города – часть Липок, который после убийства их главного вождя, Эйхгорна, окружили барьерами и часовыми, но зато вне этого квартала, вернее, вдали от окружающих его застав, их присутствие почти не замечалось, а в особенности не ощущалось. Правда, проходили по улицам германские воинские части, встречались на улицах немецкие офицеры и солдаты, виднелись кое-где немецкие надписи, но держали себя немцы не вызывающе и, видимо, избегали всего, что могло бы раздражить население и дать ему понять, что настоящими хозяевами города являются они, а не украинская бутафория.

Находившиеся в Киеве германские полки, по физической крепости их личного состава, были много выше виденной нами в Орше немецкой калечи, а по внешней дисциплинированности и выправке мало чем отличались от когда-то виденных в Берлине у Бранденбургских ворот гвардейских караульных частей.

Если присутствие германцев в городе замечалось мало, то наличие украинской власти не чувствовалось вовсе. Отражалось оно в повременной прессе, усиленно оповещавшей о всех действиях, а в особенности публичных выступлениях гетманского правительства.

Превратившийся в наследника Мазепы бывший командир Кавалергардского Ее Величества полка никем всерьез не принимался. Ко времени нашего приезда его, впрочем, в Киеве и не было: он ездил на поклон к своему господину – императору германскому, и в магазинных окнах скоро появились фотографии, изображавшие встречу этих двух потентатов: Скоропадский стоял вытянувшись в струнку перед Вильгельмом, непринужденно заложившим руку в карман.

Что касается украинизации города, то она ограничивалась заменой многих русских торговых вывесок малороссийскими, но иного кроме русского языка на улицах и в лавках слышно не было. Киев как был, так и остался русским городом, но зато оживление в нем было необычайное и переполнен он был до последней степени. Сюда хлынула волна из большевистской России, и на Крещатике с каждым днем встречалось все большее количество петроградских и московских знакомых.

Настроение приезжих было на редкость однообразно: нескрываемая радость избавления от большевистского строя и засилья, огорчение по поводу ограбленного у них в Совдепии и по пути оттуда имущества и изумление оказавшегося невероятным, после столичного убожества, изобилия различных товаров, а в особенности съестных припасов – вот к чему поначалу сводились у приезжих все чувства и разговоры. Действительно, в Малороссии в ту пору хозяйственная деятельность населения еще не была подорвана, и благодатный искони, славившийся своим богатством край жил еще прежней привольной жизнью. Правда, цены на все продукты, поражавшие москвичей своей дешевизной, были уже значительно повышены, но происходило это не от недостатка товара, а от обесценения денежных знаков, выпускавшихся украинским правительством под никому не известное, вообще не существующее обеспечение.

Гетманское правительство ко времени нашего приезда в Киев (начало сентября 1918 года) в лице начальников его отдельных управлений, носивших название министров, было смешанное. Председатель Совета министров С.Н. Гербель, министр внутренних дел И.А. Кистяковский, его товарищ бывший член Государственной думы Варун-Секрет были несомненно русские люди, смотревшие на Украину как на временное политическое образование и допускавшие лишь присвоение ей некоторых автономных прав. Но были среди министров и убежденные «щирые» украинофилы. К ним в особенности принадлежал министр путей сообщений, едва ли не поддерживавший сношения если не с Петлюрой, то с Винниченко и Грушевским.

Сам Скоропадский был ближе к русскому крылу своего правительства, но честолюбие в нем сильно разыгралось, а посему он, видимо, мечтал о сохранении звания гетмана и по восстановлении России, связавшись с ней на федеративных началах. Впрочем, возможно, что, как многие это утверждали, у него мелькала мысль, освободив Россию, присоединить к малороссийскому гетманству всероссийский престол. Наивному человеку чего не взбредет в голову, отуманенную случайной удачей. Этим, быть может, обусловливался двойственный образ его действий по отношению к Добровольческой армии.