Чья-то любимая - Лэрри Макмуртри

– Привет, – сказала Джилл. – Чувствуешь ли ты себя хоть чуточку лучше?

– Чувствую себя полным идиотом, – сказал я. – Мне бы хотелось на пару дней отсюда смотаться. Может, куда-нибудь в пустыню. Хочешь поехать?

– Конечно! Давай поедем, – сказала Джилл.

Не успели мы обменяться и двумя словами, как уже оказались за пределами Сан-Бернардино. Мы даже не взглянули друг на друга. Где-то возле Риверсайд мы остановились у какой-то забегаловки и поели. Джилл выбрала жареные креветки – она всегда заказывала креветки, если только они были в меню.

– Эти штучки ты можешь есть где хочешь, – сказал я. – Почему это тебе захотелось их в пустыне?

– Я их люблю, – сказала Джилл.

Какое-то время мы молча глядели друг на друга. Наконец к Джилл вернулось ее чувство юмора. Она прекрасно понимала, насколько смешно все у нас получалось. Джилл была счастлива, что может жевать креветки в пустыне, и потому начала мне улыбаться.

– Не знаю, почему ты со мной поехала, – сказал я.

– Ты ведь меня пригласил, – сказала она. – А большинство людей приглашения принимает. Я рада, что ты убедил себя меня пригласить, правда, совершенно не понимаю, зачем ты это сделал.

– Наверное, по инерции, – сказал я.

– Не сомневаюсь! – сказала Джилл. – Мужчины, черт бы их побрал, такие ленивые. Стоит им найти кого-то, кто будет с ними спать постоянно, они тут же за это цепляются, и давай без передыха – как часы – тик-так, тик-так. Не знаю, почему это женщин принято считать пассивным полом!

Заночевали мы в каком-то мотеле в Гламисе. Я хотел ехать дальше, в Юму, но Джилл сказала, что хочет хоть на час остановиться. И я остановился. Для Джилл поездка в пустыню была большим событием. Мотель оказался паршивым, даже полотенец было мало. Когда Джилл пришла в постель после душа, ноги у нее еще были мокрыми.

– Когда-нибудь я все про тебя узнаю, – сказала она. – Не можешь ты вечно от меня прятать свою душу.

Чистое сумасшествие – находиться в постели с женщиной, которая способна изречь такие слова прямо в тот момент, когда мы собрались заняться сексом. Я все пустил на самотек. А что я должен сказать? Похоже, Джилл не собиралась замолкать, хотя была очень взволнована. Я уже с этим свыкся, и научился засыпать под ее слова. И в конце концов я действительно заснул.

ГЛАВА 10

На следующий день голова у меня раскалывалась, а жизнь казалась абсолютно бесцельной. Я принял какой-то наркотик, но он ничуть не помог. Мы проволандались в паршивом мотеле городка Гламиса до полудня. Джилл лучилась счастьем, как трахающийся жаворонок. Я никакого счастья не ощущал. Да и что, кроме депрессии, может быть у человека, если он глядит в окно третьесортного мотеля и видит одну только пустыню. Особенно, если в этом мотеле ты с бабой, с которой ты связался, сам не понимая зачем. Получить свежие полотенца нам так и не удалось. А те три, что нам не меняли, становились только мокрее и мокрее.

К полудню было несколько таких моментов, когда я готов был просто убить Джилл, если она скажет хоть еще одно слово. По-видимому, Джилл это почувствовала, потому что вдруг замолчала. Нам все равно надо было куда-то отсюда уезжать, и потому мы направились в Сан-Диего. Вообще-то мне не очень хотелось ехать в Аризону. Джилл сказала, что мы можем сходить в зоопарк. Но на самом-то деле, решил я, она надеялась остановиться в каком-нибудь милом мотеле и дня три там потрахаться. Я же, черт побери, намеревался обязательно выбрать мотель получше, что бы там ни случилось.

В Сан-Диего мы выбрали огромный мотель. А я в конце концов принял столько наркотика, что всякая депрессия у меня прошла. В мотеле мы провели дня два. Мы заказывали в номер слишком много еды и напитков, слишком часто трахались, и просмотрели слишком много телепрограмм. Мы даже сходили в зоопарк. Но зоопарки у меня всегда вызывают тоску. Может быть, она передается мне от зверей, сидящих в клетках.

Наконец мы извлекли на свет тот самый сценарий. Этот вестерн заказал Джилл сам Бо. Мы стали его читать.

– Я хочу сделать этот фильм и хочу, чтобы ты мне помог, – сказала Джилл. – Его придется снимать в Техасе. Так что мне удастся увидеть твои родные места.

– Это причина, из-за которой стоит снимать фильм? – сказал я.

– Одна из причин, – сказала Джилл. – Разумеется, Бо хочет, чтобы главную женскую роль сыграла Шерри.

Мы обсуждали будущий фильм почти весь день. Вернее, Джилл говорила, а я только слушал. На третью ночь мы выехали в Лос-Анджелес. У Джилл родилось несколько по-настоящему хороших идей. Например, она придумала, что у героини Шерри будет молодой любовник – сын одного из тех крупных скотоводов, которые хотят ее убить.

– Хочу, чтобы ты поработал над этим фильмом, – сказала Джилл. – Может, тебе удастся его поставить.

– Я так не думаю, – сказал я. – Я уже устал быть мистером Джилл.

На лице Джилл появилось грустное выражение. Наверное, она решила, что пара дней, проведенных нами в постели королевских размеров, уже все изменила.

– Очень хочется, чтобы ты воспринимал все по-другому, – сказала она.

– Не скули! Я все правильно воспринимаю. Ты делай свои фильмы, а я буду делать свои.

– Мне бы хотелось, чтобы ты стал самым знаменитым человеком в мире, – сказала Джилл. – Тогда тебе не надо будет никому ничего доказывать, и мы бы могли сделать что-нибудь вместе.

Я устал от ее постоянного желания делать мне добро. Меня всегда раздражает, когда кто-то одаривает меня своей добротой. Большую часть пути домой мы с Джилл резко спорили. Когда мы приехали в Лос-Анджелес, я спросил, хочет ли она к себе или пойдет ко мне.

– Мне бы хотелось, чтобы у нас с тобой был хоть какой-нибудь наш дом, – сказала Джилл. – Но тебе этого не хочется, верно?

– Конечно, нет! – сказал я. – Мы и так достаточно часто видим друг друга. Чуть-чуть чаще – и мы просто подеремся.

– А мне это не мешает, – сказала Джилл и погрузилась в свое обычное молчание. Молчание ее не было обидным, но постоянно жить в такой атмосфере было трудно. Если Джилл замолкала, я никогда не знал, что ей сказать. До того, как я въехал в свой гараж, Джилл так и не произнесла ни единого слова. В конце концов я просто разозлился.

– Я иду наверх, – сказал я. – А ты можешь оставаться здесь и таращиться на эту стену, если тебе угодно.

– Извини, – сказала Джилл, стараясь сбросить с себя это молчание. – Уезжать всегда приятнее, чем возвращаться, правда?

Для некоторых из нас – что уезжать, что приезжать – все равно, но Джилл этого не знала.

На сей раз ей никак не удавалось выйти из своего мрачного состояния. Даже после того, как мы повозились в койке. Джилл так и лежала с открытыми глазами. От этого мне было как-то неуютно. Я слишком ощущал ее присутствие. Мы перетрахались, решил я.