Последнее предложение - Мария Барышева

— Нет, — она вздернула подбородок, — я просто пришла покататься, а тут ты так кстати и весьма бодр. Тебе, значит, лучше?

— А мне плохо и не было.

— Это в смысле «отстань»?

— Вы так проницательны, госпожа Горчакова, что я подозреваю — волосы у вас крашеные.

— Фи, как неоригинально! — Рита закурила и откинулась на спинку креслица, слегка надув губы — насквозь знакомая манера поведения и так же знакомо насквозь фальшивая. К чему эта личина сейчас — непонятно, он ведь уже прекрасно видел, какой Рита может быть на самом деле — а может, и то тоже была маска, может, у нее множество масок, а снимешь их все — там ничего, пустота… А вот выражение глаз кажется настоящим — тревожное ожидание, как и раньше припудренное бездумной игривостью.

— Этот особняк твой муж сам спроектировал? — поинтересовался он, и ее губы слегка дрогнули, словно вопрос был ей неприятен, после чего Рита ответила с умным видом:

— Во внешнем виде этого особняка выразилась вся степень нелепой противоречивости его натуры, ибо кому придет в голову пристраивать к тяжеловесному романскому стилю греческие колонны? Чуть-чуть светлого и жизнерадостного, но вот дальше… — она оборвала фразу, и Роману почему-то вспомнились давние странные слова.

…каждый по-разному упакован. Но рано или поздно он выглядывает наружу. С вами проще. Вас уже видно.

А кто-то другой попался тебе в обертке, Рита? В очень красивой обертке? Но что ты нашла, когда ее развернула? В любом случае, никакой скорби в твоем голосе нет. Ты тогда сказала Гельцеру, что и так отдала ему все… уж не было ли это некоей платой за услугу, благодаря которой кое-какая нелепо противоречивая натура перестала существовать? Впрочем, это ваше дело, сугубо ваше… но зачем тебе понадобился я и почему то, что называет себя Денисом Лозинским, поименовало тебя «редкостной сукой»? Оно зло на тебя? За что?

— Изнутри он так же уродлив, как и снаружи? — поинтересовался Роман, наблюдая за ней, и Рита игриво стрельнула в него взглядом — глуповатым, кукольно-пустым, но под игривостью чувствовалось спокойное равнодушие. Как будто и не было той дрожащей девушки в его руках, так крепко прижимавшейся, не было в ее губах испуганной и в то же время такой бешеной страсти — ничего не было. У той девушки никак не могло быть таких глупых кукольных глаз и этой улыбочки донельзя избалованного ребенка, у той девушки, которая лихо кинулась на выручку с ножкой от кухонного стола наперевес.

— Хочешь посмотреть?

— Нет.

— Интерьер там красив… в некоторых комнатах, но в целом дом кажется пустым и очень неуютным. Впрочем, там жила не я — там жил мой муж, я там чувствовала себя лишь случайной гостьей. Он этот дом обожал, хоть и бывал здесь не так уж часто… Парадоксально, что именно здесь он и потерпел поражение, — ее губы сжались, отчего выражение лица на мгновение стало холодным, циничным. — Жаль, что по закону я не могла похоронить его на этом острове — тогда бы он остался тут навсегда. Это было бы чертовски символично. Думаю, там, на том свете, он здорово злится, что я теперь делаю и говорю, что мне вздумается.

— Негоже вести такие разговоры с посторонними, — заметил Роман, чувствуя себя немного неловко, как тогда, когда подглядывал за ней из-за березы. Рита безжизненно усмехнулась.

— Это ты-то посторонний?

Она съежилась в креслице, сразу же став очень маленькой и очень усталой, и принялась крутить кольцо на указательном пальце.

— Куда ехать-то? — Роман чуть сбросил скорость, глядя на нее. Рита безразлично пожала плечами.

— Не знаю. Мне все равно. Куда-нибудь подальше… отсюда. Где людей нет.

— Красоту окрестностей с целью любования учитывать?

— Я же сказала — мне все равно.

Роман недовольно хмыкнул, после чего моторка заложила крутой вираж, взметнув водяной веер, и помчалась на северо-запад. Рита с вялым интересом взглянула на приближающийся остров.

— Ты везешь меня обратно?

— Нет. Но я, кажется, знаю, куда следует отвезти столь мрачно настроенную особу, — Роман сунул в рот сигарету и посмотрел на солнце, ослепительно сияющее среди яркой голубизны. — Значит, город ты все-таки любишь отдельно от его населения.

— А я не знаю, что точно населяет этот город, — она посмотрела на него неожиданно серьезно — ни тени игривости в сине-зеленом — сплошь холод и некая отрешенная умудренность, мгновенно превратившие хорошенькую девчонку в привлекательную молодую женщину. — Когда я закончила консерваторию, то уехала отсюда на следующий же день с твердым намерением никогда не возвращаться. Поехала в Москву, у меня там подруга живет… устроилась на работу, по вечерам играла в одном ресторанчике — прибилась к одной группе, репертуар большей частью ирландские мотивы… Было неплохо… но потом меня угораздило влюбиться — в человека, который был родом из моего собственного города и, хоть и жил в Москве, немало времени проводил и в Аркудинске. Словно город послал его за мной вдогонку… и вернул меня обратно. О, он очень красиво ухаживал, очень красиво говорил… да, деньги, конечно, тоже сыграли немалую роль — много денег, красивая жизнь, но я за это уже сполна поплатилась, так что и ни к чему… — Рита поджала губы и, обернувшись, посмотрела на удаляющийся остров. — Но я вышла замуж не за тупое богатое быдло, а за красивого образованного мужчину, который казался насквозь благородным и романтичным… дурочка, которую поманили красивой оберткой. Мне казалось…

— Что ты нашла свой Хазнет Фируан? — Рита кивнула, слабо улыбнувшись. — Но внутри…

— Внутри оказалось очень больно, — она закинула руки за голову, чуть прикрыв веки. — Потом уже ничего не волновало — ни толпы любовниц, которых от меня совершенно не прятали, ни постоянные пьянки, ни какие-то там темные делишки — ничего, лишь бы меня не трогали. Есть люди, от которых невозможно уйти, если они этого не хотят. Двум предыдущим женам он спокойно дал развод, но меня почему-то держал при себе… Может, он и любил меня на свой лад, каждый раз долго извинялся, подарками заваливал, выкладывал немалые деньги за лечение моей матери в Германии, оплачивал мои пластические операции, — Рита зло усмехнулась, — потому что мне довольно часто требовались пластические операции. Другой бы, возможно, и удалось сбежать, но я — особа слишком слабохарактерная, я просто смирилась и спряталась. Меня слишком легко напугать… Знаешь, почему я тебе все это говорю? Потому что тебе на это совершенно наплевать. Ты не будешь поддакивать, вставлять какие-нибудь сопливые жалостливые фразы. Ты — идеальный слушатель, а мне сегодня охота выговориться. Мне теперь здесь не с кем разговаривать, да и, обычно, незачем. Я продаю дом и скоро уеду… если выгорит одно дело, ну, а если нет, то и… — Рита махнула рукой.