Мурманский сундук - Юрий Любопытнов

Там в джунглях жарких,

Где протекает Амазонка,

Где сладкий финик

И раскидистый банан…

Где злые мавры

Целуют мавританок

Под сенью пальмы

И под хохот обезьян.

Слова песни были сочинены без претензии на достоверность, автору нужно было лишь передать бурный накал тропической любви и страсти, ревности в экзотической стране.

Однажды мавр,

Охотясь за пантерой,

Он пробирался

Сквозь заросли ветвей.

И вдруг под пальмой

Он увидел мавританку

И патагонца

Он увидел рядом с ней.

Играл Волдырь неумело, к тому же раненой рукой, перевязанной у запястья, но песня доставляла ему удовольствие. Это было видно даже по затылку. Длинные волосы были скручены и забраны в резиновое кольцо, и этот хвост метался по плечам, когда он неистово произносил слова с буквой «р», словно львиный рык сотрясал стеклянную стенку.

А патагонец

Был красивым сам собою.

С безумной страстью

Целовал её в уста.

И вдруг на ветке

Испугалась обезьянка.

И в мавританку

Вонзилася стрела.

Пока он пел, всецело занятый и песней, и гитарой, пленники под руководством Петрухи, где пригнувшись, где прячась за тренажёрами, пробирались к двери, ведущей в холл. Они выбрались из тренажёрной, не замеченные охранником, проскользнули по очереди через коридор, в конце которого был виден Волдырь. Повернись он, и их побег мог быть раскрыт. Но он не оборачивался и не видел, как тени беглецов метнулись по стене.

Холл был пуст, горело несколько бра на стене, струивших рассеянный свет на матово блестевший мраморный пол, на котором вдоль стен стояли на подставках бюсты и большие напольные вазы с сухими цветами. Петруха сначала сам проверил помещение, а вернувшись сказал:

— Никого нет. Я думал, что Джабраил как всегда маячит здесь.

— А кто такой Джабраил, — спросил Николай, удивившись не русскому имени.

Когда они на цыпочках пересекли холл, Петруха ещё раз огляделся и только тогда ответил:

— Да литерка хозяина. Его холуй из черкесов.

Из холла Петруха провёл их на кухню и через низкую узкую дверь, в которую завозили продукты и выносили мусор, вывел на улицу с тыльной стороны особняка.

Шёл мелкий дождь, вдали погромыхивал гром, что было на руку беглецам, стояла кромешняя темнота, лишь дальние вспышки молний да фонари-лампионы скудно освещали пространство. От дождя светлый круг вокруг лампионов казалось был заполнен множеством мельтешащихся насекомых. На мгновение беглецы увидели лицо Петрухи. Оно было мокрым. И нельзя было разобрать то ли дождь его залил, то ли парень вспотел от волнений.

— Сюда, — увлёк он их в мокрые кусты.

Шелестнула под ногами галька на дорожке.

— Тише, — приложил руку к губам Петруха.

Беглецы не спрашивали, куда ведёт их проводник или спаситель, всецело положась на него.

Петруха раздвинул кусты. Они внезапно увидели перед собой человека в тёмном плаще с капюшоном, слегка поблескивающем в неярком свете, падающим от фонарей. Беглецы даже не успели испугаться, настолько неожиданным было его появление. Человек повернулся к ним. Они увидели изящный подбородок и тёмные локоны волос, выбившиеся из-под капюшона. Это была женщина.

— Спасибо, Петя, — сказала она газонокосильщику и с волнением в голосе продолжала: — Вам надо спешить, охрана может хватиться.

Николай пристально вглядывался в женщину. Ему показалось, что он раньше слышал этот голос.

— Вот ключи от катера, — женщина всунула ему в руки ключи на брелке. — Быстрее уходите, пока тихо. Петруша, покажи им дорогу!

Пленники мешкали.

— Да идите же вы, ради Бога, — сцепила руки женщина, в голосе прозвучала тревога.

— Кого нам надо благодарить? — вырвалось у Николая.

— Благодарите Бога, — ответила женщина и добавила: — Положитесь на Петра, он вам скажет, что надо делать.

Она хотела ещё что-то сказать, но не произнесла ни слова. Петруха потянул за рукав Афанасия. Женщина стояла минуты две, глядя как беглецы скрылись в темноте, прислушиваясь, но кроме шума дождя, колотящего по листве, ничего не было слышно. Она потуже запахнула на груди накидку, обогнула дом и вошла в боковой вход.

Глава шестая

Ольга

Когда беглецы обогнули особняк, дождь усилился. Косые струи вбивались в землю с неистощимой силой, барабанили по листве и ветвям деревьев. Все четверо промокли до нитки. В особняке свет был только в центре первого этажа, в холле, и в торце здания на втором этаже. Остальная громада дома была в полнейшем темноте, но только изнутри. Снаружи по периметру горели лампионы. Мощный луч прожектора, стоявшего на ажурной мачте сбоку дома освещал въездные ворота и ограду, выходившую на пристань. Дальше за деревьями высвечивался край пристани и две или три посудины, белевшие при всполохе молний.

— Долго нам ещё топать? — спросил Афанасий Петруху, когда они остановились под раскидистой корявой сосной на значительном расстоянии от особняка. Ему, как и остальным участникам побега, хотелось скорее вырваться за пределы этой зловещей территории.

— Мы пришли, — ответил Петруха. — Здесь самое удобное место. Я сам несколько раз перелезал здесь через забор, когда надо было удрать, чтобы охрана не знала.

— В самоволку ходил? — улыбнулся Афанасий. Этот малый несмотря на пришибленный вид ему нравился.

— Да, здесь взаперти приходится сидеть. Раньше народу мало было, только охрана. Это сейчас понаехало. Захочется в лесу побродить, я сюда, через забор — и был таков. Охрана и не знает про это место. Переберётесь через ограду и налево. Увидите большой белый катер с красной полосой по борту, с надстройкой на палубе, он рядом с моторками, отвяжете его, а ключом откроете каюту и моторный отсек.

— Ты давно в этом заведении работаешь? — не удержался от вопроса Сергей.

— Почти год. Когда были рабочие, здесь была другая стряпуха — готовила им еду, а я помогал ей. Света не было, варили на дровах. Потом хозяин дизель поставил, а сейчас электричество провёл…

Петруха подвёл их вплотную к стене. Прямо над ними сверкнула молния. В её зелёном свете лицо газонокосильщика показалось беглецам сначала сине-лиловым, потом мертвенно-бледным.

— Ждите, я в момент, — сказал он, пригнулся от сильного раската грома, потрясшего окрестность до основания, и исчез в темноте.

Через полминуты вернулся с деревянной лестницей и приставил её к стене, скомандовав:

— Полезайте!

На секунду Афанасию показалось, что это сказал не Петруха, а взводный в его училище — так повелительно прозвучал голос парня.

— Ты с нами? — обернулся Николай, ставя ногу на перекладину лестницы.

— Я останусь.

— Не боишься, что завтра будет жарко? — спросил Сергей.

— А чего с дурака взять, — ответил мрачно Петруха. — Притворюсь, что ничего не знаю. Нас же никто не видел.

— Спасибо тебе, — сказал Николай.

— За что?

— За то, что помог нам отсюда выбраться.

— Да я что. Я выполнял приказание.

— А что за человек, который нам написал записку? Это та женщина, которая нам дала ключи от катера? — спросил Николай.

— Мне не велено вам ничего говорить.

— Что ж тут за тайна?

— Не знаю. Не велено и всё.

— Кто писал записку — мужчина или женщина? — допытывался Николай.

Петруха усмехнулся:

— Да не всё ли равно — мужчина или женщина?

— Это очень многое бы прояснило, — ответил Николай. У него возникли кое-какие предположения, когда он увидел человека в накидке, нижнюю часть лица и волосы, выбившиеся из-под капюшона. Хоть и был скуден свет лампиона, вид фигуры навёл его на размышления. А когда лицо на миг осветила вспышка молнии, он вздрогнул — ему показалось, что он узнал Ольгу, та самую женщину, которая подсунула им жучок, из-за которого они и попали в лапы хозяина особняка. Поэтому он и допытывал Петруху, как самый настоящий следователь. — Так скажи, — продолжал он, — кто это был человек в капюшоне?

— Женщина, — ответил Петруха. — Что теперь скрывать.

— Это она нам написала записку, которую ты передал?

— Она.

— А кто она?

— Как сказать. Хозяйка этого дома.

— Хозяйка! — оторопел Николай. — Вот это да!

— А кто же нас держал в заточении здесь?

— Не знаю. Здесь много командиров.

— Хозяйку Ольгой зовут?

— А вы откуда знаете? Ольгой.

Предположения Николая оправдывались. Вчера, когда он из окна увидел территорию особняка, невдалеке от здания он приметил женщину, очень похожую на Ольгу. Сначала он подумал, что ошибся, но внимательнее приглядевшись, понял, что глаза не обманули его. Женщина была несколько секунд в его поле зрения, но он успел разглядеть её. Он не мог ошибиться. Сердце тревожно забилось, и не от того, что он узнал в ней виновницу их пленения, а от какого-то давно забытого радостного чувства, которое охватило его существо. Он старался как можно пытливее всмотреться в её фигуру, но она скрылась за стеной особняка. «Неужели это наваждение? — подумал он. — Да не может быть. Это была она». Товарищам он не сказал, что видел Ольгу. И не из-за того, что думал об обмане зрения, а потому, что не хотел, чтобы они отнеслись к её появлению здесь предосудительно.