Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные - Сергей Антонов

— Танцуй, дружок! — гремело сверху. — Развлекай меня! Иди туда, куда прикажут! Другого выхода у тебя нет!

Толик извивался, рвал нити зубами, потом руками и, в конце концов, рухнул на рельсы.

— Видишь ли, дружище, развлечений в Рейхе немного, а тех, кто способен развлекаться нормальными способами, — еще меньше, — вещал кто-то тягучим и монотонным голосом с убаюкивающими интонациями. — Это другой мир. Он отличается от подземелий метро так, как метро отличается от верхнего мира. Здесь собралось все отребье. Изгои, которых отвергли на других станциях, сволочи от рождения и те, кто из страха перед будущим живет только настоящим. Но… Те, кто думают, что белая повязка со свастикой делает существование простым и беззаботным, сильно ошибаются. Ты попал в заколдованный треугольник Рейха. Приняв однажды правила игры, ты из нее уже не выйдешь. Здесь все заражают друг друга ненавистью и страхом. Прокаженная территория… Она капля за каплей выдавливает из людей все человеческое, а пустоту заполняет такое, чему и названия нет. Что-то похожее на ржавчину, разъедающую изнутри. Это невыносимо больно. Требуется лекарство, наркотик, притупляющий остроту страданий. Рейх изобрел его. Когда становится совсем невмоготу, фашисты организуют карательные экспедиции. На каждой станции найдется свой подонок, который за три десятка патронов и пару бутылок самогона оповестит Рейх: там-то и там-то кучкуются недочеловеки. Получив благую весть, фашисты тщательно разрабатывают операцию. С картами и прочей дребеденью. Наверное, чувствуют себя диверсантами, готовыми к заброске за линию фронта. Желающих попасть на охоту так много, что приходится становиться в очередь. Ха! Они напоминают молодых японцев, которые в конце Второй мировой мечтали получить белый шарф камикадзе. Только там отбирали самых достойных, а здесь — ублюдков высшей пробы…

Томский наконец понял, что человеческий голос, рассказывающий о подноготной Рейха, ему не чудится.

— Эй ты, философ, заткнись! Дай парню очухаться!

Второй голос был хорошо знаком Толику. Настолько хорошо, что сознание вернулось поразительно быстро. Томский открыл глаза. Лицо склонившегося над ним человека распухло от побоев, но показалось ему знакомым. Хотя под глазами лиловели огромные, во всю щеку, кровоподтеки, губы кривились в знакомой ехидной улыбочке.

— Аршинов, черт бы тебя подрал! — прохрипел Томский. — А я о тебе все время вспоминал.

— Рад, что хоть кто-то помнит. Давай-ка, помогу подняться!

Глава 7

Ich sterbe![2]

Ночь в Берилаге тянулась дольше, чем в других местах. Она была бесконечна. Тусклые лампочки гасли, и источником света становились только всполохи костров, разожженных часовыми на огневых точках, да свет фонарей охранников, обходящих клетки на платформе. Не слишком-то шумный и днем, концлагерь погружался в тишину. Поначалу она казалась Елене абсолютной, но постепенно девушка смогла различить множество звуков, которые в обычной ситуации человеческое ухо могло и не уловить.

Конечно, гигантское чудовище по имени Берилаг до конца уснуть не могло. Оно только забывалось в тягостной полудреме. Его дыхание было дыханием спящих узников. Его движения — движениями людей, которые ворочались на своем жестком ложе. Иногда постанывали, чаще — спали беззвучно. Настолько, что сон этот мало чем отличался от смерти. А еще Берилаг имел свой, особый запах: пахло мерзким варевом, которым кормили заключенных. Пахло потом, мочой, испражнениями. Это был запах отчаяния и обреченности.

Елена сидела в углу клетки. Обхватив руками колени и положив на них подбородок, девушка думала о своем ребенке и его отце. В том, что Толя придет на помощь, она не сомневалась. Просто прошло слишком мало времени, и он не успел добраться до конечной станции Красной Линии. Возможно, он появится здесь уже через несколько часов, возможно — завтра. Никак не позже. Он избавит ее от кошмара, разобьет банки сына профессора Корбута о его голову, освободит узников и обнимет ее так, как только он один умеет делать, крепко и нежно. Иначе и быть не может. Чуточку терпения.

Девушка вытерла выступившие на глазах слезы. Мелькнул луч фонарика, послышались шаги охранника. Он остановился у темницы, посветил внутрь. Елена прикрыла глаза рукой. Что ему нужно? К чему такая бдительность? Неужели этот урод думает, что она станет тратить силы на то, чтобы перепилить решетку? Идиот! Ей это не потребуется. Когда придет время, эта чертова решетка…

Охранник наклонился в замочной скважине, воткнул в нее ключ и с трудом повернул. Елена разглядела его нарукавную повязку: на красном фоне через трафарет были отпечатаны белые буквы «ОИТЛаг им. тов. Берия». Сокращенное название лагеря. Замок открылся, и охранник, оставив свой автомат и фонарик снаружи, вошел в клетку. Никаких приказов и сопутствующих им оскорблений. Человек в камуфляже и сером берете улыбался Елене, демонстрируя гнилые черенки зубов во рту. Выражение маленьких поросячьих глаз было красноречивее любых слов. Она встала и сжала кулаки, готовясь защищаться.

— А ты ничего, — охранник сделал шаг вперед. — Совсем не похожа на худосочных стерв, что сидят в соседних клетках. Они тоже предательницы, и любой из нас может делать с ними все, что захочет. Но что толку? Берилаг успел выжать из этих баб все соки. Иметь с ними дело не интересно. Это то же самое, что ощупывать полено. А вот ты — другая. Свеженькая. Все равно скоро сдохнешь, так почему бы не побаловаться напоследок? Хочешь попробовать настоящего мужика? Обещаю, что буду ласковым. Очень ласковым.

— А что скажет Чека, если узнает о твоем предложении? — В ожидании нападения Елена выставила ногу вперед, для большей устойчивости. — Он ведь порвет тебя на куски и разложит по своим банкам!

Да и что оставалось в ее арсенале, кроме блефа?

— Ничего он не скажет и не порвет. Ты, девочка, преувеличиваешь свою значимость. Вечером комендант уехал на Лубянку. Возможно, останется там на пару дней, а когда вернется, ты успеешь стать покладистой и будешь молчать. Молчать и дожидаться ночи, когда я снова к тебе приду.

Он бросился на Елену, но та мигом доказала, что не имеет ничего общего с поленом. Удар, и кулак девушки расплющил подонку губы. Голова у него запрокинулась, серый берет упал на пол. Елена хорошо помнила уроки мужа. «Если уж начала бить, то не останавливайся», — говорил Толик.

Значит, теперь ногой в пах. Еще не успевший очухаться от первого удара насильник заскулил, зажал промежность руками и завертелся волчком. Он был выведен из строя по крайней мере секунд на двадцать. Этого вполне хватит на то, чтобы добраться до автомата. У Елены не было определенного плана. Она просто рванулась к выходу и уже протянула руку к оружию…

Охранник пришел в себя мигом раньше, чем ей было нужно для спасения. Схватив девушку за плечо, он рывком отшвырнул ее вглубь клетки. Удар о стальные прутья был таким сильным, что у Елены перехватило дыхание. Теперь она не могла сопротивляться и с ужасом ждала нового нападения. К счастью, его не последовало. Охранник лишь вытер разбитые губы рукавом, вышел из клетки и запер замок, а ключи прицепил к кольцу на поясе.

— Ты пожалеешь о том, что сделала. Я вернусь следующей ночью и уже не буду таким нежным, как собирался. Для начала выбью твои хорошенькие зубки, а потом мы все-таки займемся любовью. Обеща…

Елена увидела, как выражение ярости на лице насильника сменилось удивлением. Охранник поморщился, прижал руку к шее, вцепился в решетку и грузно осел на пол. Выпавший из его руки фонарик не успел удариться о гранит пола: его ловко подхватила маленькая рука. Из темноты вынырнул карлик в черной бейсболке, улыбнулся и прижал палец к губам.

Елена улыбнулась в ответ. Вот оно! А она, глупая, собиралась ждать часы и дни. Карлик бесцеремонно уселся на охранника и сунул в карман обрезок пластиковой трубки, сделанной из изоляции толстого кабеля.

— Молодчина! Так его… — Карлик одобрительно мотнул головой. — Школа Томского в действии. Кстати, он передавал тебе привет.

— Толик здесь?

— Пока нет. Просил передать, чтоб набралась терпения. — Вездеход просунул сквозь прутья решетки обрывок бумажки и карандаш. — Можешь черкнуть Толяну пару слов. Думаю, он будет рад.

Пока Елена собиралась с мыслями и пыталась унять дрожь в руках, Носов не терял времени даром. На другом листке бумаги он старательно вычертил план Берилага и отметил на нем расположение огневых точек.

Девушка, наконец, закончила писать и передала записку Вездеходу. Тот сунул обе бумажки в карман куртки, выдернул из шеи охранника иглу и встал.

— Исчезаю. Взял бы тебя с собой, да тебе там не пройти — шахта слишком узкая.

Носов наклонился, снял с пояса охранника ключи и указал подбородком на неподвижное тело: