Огненный цикл. Сборник научно-фантических рассказов - Хол Клемент

Руки, которые к ней прикасались, вначале казались ей такими же далекими, как стены, и видела она их так же смутно. Все существовало где-то само по себе, не связанное одно с другим и всего меньше с нею.

Впервые начал проясняться какой-то порядок вещей, когда она поняла, что едва что-то притронется к ее губам — и тотчас проходит внезапная жгучая боль, возникшая вовсе не в губах. Потом она обнаружила, что стенка колыбели мешает движению ее кулачка. А после этого, когда представление о пространстве мало-помалу укоренилось, она остро ощутила все убыстряющийся ритм в смене света и тьмы.

Еще позднее она начала понимать, откуда исходит сильная боль, но к тому времени боль стала уже не так мучительна. Она таилась в левой половине ее тела, главным образом в плече. Однажды девочка впервые заметила, что кулак левой руки крепко сжат. Она попыталась пошевелить пальцами, но они не слушались. Она заплакала и так в слезах уснула.

Когда ее перевезли из больницы в Дом сирот, время потекло быстрее, но месяцы все казались длинными — ведь каждый составлял еще такую большую часть ее жизни. Наконец настал день, когда в привычный распорядок дня, состоящий из еды, гимнастики и сна, вторгся незнакомый запах, новые негромкие голоса, какое-то неясное, но доброе бормотанье и мягкие ласковые руки. Всего милей руки.

— Какая славная девчушка! — сказала женщина.

Мужчина согласился, а няня сказала:

— Ей повредило руку во время аварии. Бедная девочка уже никогда не сможет ею пользоваться.

Мужчина и женщина что-то сочувственно прожурчали.

Хотя Бетти-Энн не могла этого знать, но позднее мужчина и женщина беседовали с седовласой директрисой Дома сирот, а потом ушли, чтобы обдумать все, что связано с усыновлением ребенка, у которого, в сущности, только одна рука.

Машина, в которой нашли Бетти-Энн, ржавела на свалке металлического лома. Пыль на сиденье сгинула, как прошлогодний снег. Расследование несчастного случая давно прекратили. Человечество уже видело и еще увидит немало такого, что куда удивительней разбитой машины и брошенного на произвол судьбы младенца.

Бетти-Энн запомнила те нежные руки и ждала их возвращения.

Но вот руки наконец вернулись, и она (в ту пору ее уже звали Бетти-Энн) радостно загулькала и, когда ее подняли, стала даже брыкаться от восторга,

Торжественно и проникновенно, словно Бетти-Энн могла понять, что ей говорят, директриса сказала:

— Это твои новые родители, Бетти-Энн. Мама Джейн и папа Дейв. — И прибавила: — Я уверена, она будет вам хорошей дочерью, миссис Селдон, вы это заслужили.

— Конечно, хорошей, — сказал мистер Селдон. — И умницей! Она и сейчас умный воробушек, ее на мякине не проведешь.

— Мы сперва собирались взять ребенка постарше, — сказала его жена. — В сущности, мы вовсе не думали брать девочку. Пока не увидели Бетти-Энн.

Они говорили еще разные слова, такие же для нее непонятные, а потом ее укутали в одеяло, и после этого в лицо ей брызнул яркий солнечный свет, она ощутила движение вперед, от которого слегка подташнивало, услышала незнакомый шум.

Джейн внимательно разглядывала стиснутый кулачок Бетти-Энн — больной руке приятно было в этой теплой ладони.

— Какие у нее крохотные пальчики, — сказала Джейн.

— Ну-ка поглядим, — сказал Дейв, быстро взглянув через плечо. — Гм. Верно. Да, чуть не забыл. Когда приедем домой, надо испечь ей именинный пирог.

— А она для этого не слишком мала?

— По-моему, нет. У меня на первом дне рожденья пирог был наверняка. На день рожденья мне всегда пекли пирог. Когда я поступил в колледж, помню, на первом курсе моя двоюродная бабушка Амелия прислала мне пирог, а сверху лежали девятнадцать маленьких свечек, завернутые в вощеную бумагу. Малышке непременно надо испечь пирог.

— Надеюсь, мы так и не узнаем, когда у нее на самом деле день рожденья, — сказала Джейн, глядя на Бетти-Энн.

— Вот как? А почему?

— Пускай это будет день, когда мы привезли ее домой. Словно она просто парила где-то в ожидании, пока мы за ней придем.

Дейв что-то пробормотал, очень довольный.

Немного погодя жена сказала:

— Дейв, милый. А вдруг объявятся ее родители?

— Глупости! — отрезал он почти сердито. — Чего ради они вдруг объявятся? Уж раз они удрали и бросили ее в разбитой машине, значит — крышка!

— Да, я тоже так думаю. Но тебя это совсем не тревожит?

Он возмущенно запыхтел.

— Даже если они и объявятся, им ее не заполучить. Так что стоит ли забивать себе голову пустяками?

Бетти-Энн исполнилось пять, это была ее последняя весна перед школой, и сейчас она сидела у окна и жадно глядела во двор, куда ей не ведено было ходить. После завтрака у них с Джейн вышла стычка из-за куклы («Бетти-Энн, нельзя же разбрасывать игрушки где попало, ведь о них того и гляди кто-нибудь споткнется»). За последние два месяца девочка провинилась по крайней мере десятый раз, и Джейн наконец рассердилась и решила ее наказать.

Все утро Бетти-Энн, задумчивая, грустная, сидела у окна и после второго завтрака снова уселась на прежнее место. Наконец ее терпение было вознаграждено: как она и надеялась, Джейн смягчилась, решила, что обошлась с ней слишком строго, и сказала с улыбкой в голосе:

— Ладно. Теперь можешь пойти погулять.

Упрямо сжав губы, Бетти-Энн соскользнула со стула. Не говоря ни слова, она гордо прошествовала к двери и вышла на солнечный свет. Она по-прежнему была возмущена, и детский подбородок ее выражал непоколебимую решимость. Она спустилась с крыльца и через небольшой вишневый сад прошла прямиком к густо растущим вдоль забора мальвам. На одном цветке невысоко, так что дотянуться до него ничего не стоило, сидела пчела, и Бетти-Энн, не раздумывая, схватила ее здоровой правой рукой и зажала в кулаке. Когда пчела ужалит ее, мама Джейн почувствует себя виноватой. Папа Дейв, будь он дома, добродушно усмехнулся бы и сказал:

— Потерпи, до свадьбы заживет.

Любимые его слова, которыми он встречал самые ужасные ее царапины и синяки, слова, которые приводили ее в ярость и все-таки всякий раз вызывали смех сквозь сердитые слезы. А мама Джейн, увидев, что с ней приключилось, кинется, поцелует больное местечко, скажет:

— Ну-ну, малышка, сейчас мама приложит что-нибудь, и все пройдет.

Когда пчела наконец ужалила ее, боль оказалась куда сильней, чем Бетти-Энн ожидала, и она замахала рукой, захлопала по платью, пытаясь избавиться от непонятливого насекомого. Потом с криком кинулась к дому;

— Ужалила! Меня пчела ужалила!

Окно кухни выходило к забору, и Джейн стояла у окна и поджидала ее. Решительно подбочась, глядела в окно и, когда Бетти-Энн влетела в кухню, спокойно сказала: