Сама невинность - Бертрис Смолл

Найти замок сиятельной Матильды оказалось легко. Он был самым большим строением в Руане с донжоном и огромным залом. Всадники пересекли подъемный мост и оказались в шумном, забитом людьми и конями дворе. Ранульф поискал глазами конюшни и направился туда в сопровождении Пэкса. Приблизившись к главному конюшему, де Гланвиль смиренно попросил приюта:

– Я сэр Ранульф де Гланвиль, хозяин Эшлина. Приехал из Англии принести герцогу клятву вассала. Не найдется ли, господин, местечка на сеновале для меня и моего оруженосца?

Конюший долго изучал вновь прибывших. Одежда добротная, хотя немного запылилась в дороге. Лошади крепкие.

– Вы знаете здесь кого-нибудь? – строго осведомился он.

– Сэра Гаррика Талиферро, одного из рыцарей герцога Генриха. Он охотно удостоверит, что я тот, за кого себя выдаю.

– Надеюсь, вы понимаете, что я должен увериться в правдивости ваших слов, господин. Последнее время сюда каждый день прибывают все новые английские лорды со своими людьми, чтобы заключить мир с герцогом. В замке ужасно тесно.

– Разумеется, – вежливо кивнул Ранульф.

– Сейчас пошлю кого-нибудь за сэром Гарриком, который знаком и мне. Если он поручится за вас, я дам вам и вашему оруженосцу убежище, насколько пожелаете.

– Я человек неприхотливый и буду благодарен за любое пристанище, – обрадовался Ранульф.

– Эй, паж! – окликнул конюший пробегавшего мальчишку и, схватив его за шиворот, наказал:

– Беги к сэру Гаррику Талиферро и скажи, что конюший Конан просит разрешения с ним поговорить. – И легким подзатыльником отослал парня.

Днем они так и не сделали привала, и сейчас животы окончательно подвело. Ранульф велел Пэксу достать оставшиеся припасы, и мужчины уселись на скамью у дверей конюшни, запивая каждый кусок пиши вином. День перетек в вечер, становилось темно. Наконец в сумерках появилась тень. Это явился сэр Гаррик.

– Ранульф! Что ты делаешь в Руане? И как там мой крестник? – выпалил он, протягивая руку.

Ранульф поднялся и сжал ладонь приятеля.

– Решил, что пора выразить свое почтение герцогу Генриху, и с одобрения своей женушки тронулся в путь. Симон здоров и счастлив.

– Как Стефан?

– Угасает, но еще жив. Кстати, если сумеешь убедить мастера Конана, что мы люди смирные, он поселит нас на конюшне. Ну как? Попробуешь?

– С удовольствием. В замке яблоку негде упасть, ибо на днях прибыла герцогиня со всем своим двором навестить свекровь. Пойдем, я отведу вас в парадный зал. Как раз подали ужин, правда, не такой разнообразный, как обед, поскольку сиятельная Матильда – особа прижимистая и не слишком гостеприимна, но довольно сытный, – усмехнулся Гаррик и, обернувшись к конюшему, объявил:

– Герцог одобрит, если вы дадите этим людям и их коням пусть и скромный, но приют.

– По рукам, господин мой, – кивнул конюший. – Сейчас покажу, где будете спать, сэр де Гланвиль. И животных берите.

Он повел их в самую глубину здания и, остановившись в дальнем конце, показал на пустые стойла, забитые свежим сеном:

– Оставьте коней здесь, господин, а сами можете занять одно стойло на двоих. Здесь вас никто не потревожит. Только пусть ваш оруженосец сам позаботится о лошадях и муле.

– Спасибо, мастер Конан, – поблагодарил Ранульф, сунув в руку конюшего небольшую серебряную монетку. Тот кивнул и отошел.

– У меня еще довольно еды, – заметил Пэкс. – Я расседлаю и накормлю коней. А вы идите в зал.

– Уверен?

– Да, господин.

Ранульф вместе с сэром Гарриком направился в парадный зал Руанского замка, где только что начался ужин. Они отыскали места за дальним концом одного из раскладных столов. Слуги подали корки караваев с вынутым мякишем, по одной на двоих гостей. Сэр Гаррик разрезал корку и протянул половину Ранульфу. Оловянные чаши были полны довольно сносного вина. На стол водрузили небольшой круг сыра. Из рук в руки передавали большое блюдо с жареной крольчатиной. Наколов кусок на острие кинжала, Ранульф положил его на корку, отрезал солидный ломоть сыра и принялся есть.

Утолив голод, Ранульф огляделся. Здесь в основном сидели рыцари со своими оруженосцами, хотя у самого высокого стола расположились прелестные женщины. За высоким столом находился герцог Генрих, по правую руку сидела его мать, могущественная Матильда, по левую – жена, Алиенор Аквитанская. Ранульф как-то уже видел властительницу и сейчас нашел, что хотя она и постарела, но не слишком изменилась. По-прежнему высокомерна и презрительно взирает на окружающих. Видно, так и не забыла своего царственного происхождения. Недаром она была дочерью короля Генриха I и его жены, дочери шотландского короля Малколма. Мать Матильды происходила из рода последних саксонских королей. Так что Матильда могла по праву хвалиться своей голубой кровью. Мало нашлось бы людей, равных ей по благородству рода.

Молодая герцогиня показалась Ранульфу прекраснейшей из всех женщин мира. Его Элинор, бесспорно, была красавицей, но куда ей до Алиенор Аквитанской! Волосы – чистое золото, а глаза – драгоценные сапфиры! И черты лица безупречны: белоснежная кожа, прямой носик и пухлые губки, на которых так легко появлялась улыбка.

– Смотри не влюбись, – тихо предупредил Гаррик. – Здесь таких немало. Она наслаждается вниманием мужчин, но остается верной мужу.

– Как и подобает замужней женщине, – возразил Ранульф, несколько шокированный словами спутника.

– Не слышал сплетни о ее трубадурах?

– Нет. Какие именно? – полюбопытствовал Ранульф.

– Двор герцогини – самый веселый и изысканный на свете, – начал Талиферро. – Герцогиня любит музыку, литературу, поэзию и сочинителей. Недаром ее двор называется Двором любви. В обычае трубадуров выбрать благородную даму, замужнюю, разумеется, ибо она должна быть поистине недосягаемой, влюбиться в нее и посвящать грустные стихи и песни о несчастной любви.

– А что должна делать эта самая недосягаемая дама? – развеселился Ранульф.

– То дарит трубадура вниманием, то отталкивает и обливает холодом.

– На мой взгляд, подобные повадки не только странны, но и смехотворны, – пожал плечами Ранульф. – Какое право имеют эти шуты выбирать целомудренную женщину и делать ее объектом своих неразделенных желаний?

Гаррик Талиферро от души расхохотался:

– Ты слишком земной человек, друг мой. Дамы обожают подобные вещи, а мужья считают, что им оказана высокая честь, ибо трубадуры удостаивают своим вниманием только самых прекрасных особ женского пола. Тут нет ничего плохого, хотя в случае с молодой герцогиней многие уверены, что эти трубадуры – ее любовники. Но это, разумеется, не так. Герцогиня слишком умна и благородна, чтобы решиться на подобное. И кроме того, обожает герцога.