Команда Альфа - Миклош Сабо

«Глупости!» — пытался я защищаться против этой мысленной реплики.

«В таком случае попробуй, докажи обратное! Ну? Так в чем же дело? Может, ты равнодушен к своем Венгрии? Нет? Ну вот видишь! А пошел бы ты на нее, ежели бы…»

Я насилу оборвал этот внутренний спор. Он стал мне неприятен, очень неприятен. Слишком много в нем было горечи.

Всю свою волю я сосредоточил на том, чтобы получше изучить поле нашей предстоящей битвы. Я старался самому себе доказать, что выступаем мы снова потому, что от этого зависит наша жизнь, судьба, возможная карьера. Но я знал, что, в сущности, спасаюсь этим аргументом от самого же себя.

Вдобавок еще и от Магди пришло письмо. Я его даже не распечатал. Аккуратно сложив, спрятал в бумажник. Боялся, что ее строчки — о чем бы они ни говорили — снова взбудоражат меня.

Когда мы познакомились со всем необходимым для выполнения нового задания, нашу группу отвезли в Панаму. Около недели провели мы в предоставленной нам на базе Рио-Хато удобной квартире. Были приняты строжайшие меры к тому, чтобы оградить, изолировать нас от личного состава местного гарнизона. Общаться нам было дозволено лишь с несколькими офицерами и еще с одной личностью в штатском, заботившейся о нашем быте.

На аэродром нас троих отвезли в ночное время. Самолет, ожидавший нас на бетонной площадке, напоминал распространенное в Соединенных Штатах воздушное такси. Взлетная полоса освещалась прожекторами; нельзя было не увидеть красующийся на корпусе и крыльях самолета панамский государственный герб.

«Ух, брат, это пахнет большим свинством!» — чуть было не слетело у меня с языка. Подмеченная деталь окончательно укрепила во мне мысль, возникшую еще с самого начала приготовления в путь, что переброска эта будет куда серьезней, чем наши вьетнамские похождения.

— Вот вам пилот! В течение нескольких часов ваша жизнь будет в его руках. Но вы можете полагаться на него: он парень что надо! — С этими словами майор, отдававший последние приказания, представил нам терпеливо ожидавшего человека в форме пассажирского флота.

Мы поздоровались с ним за руку. При этом ни он, ни мы не назвали себя. Это был высокий, статный парень, рукопожатие его было крепкое и решительное.

Едва мы сели в самолет, как загудели моторы. Машина рванула с места, пробежалась по земле и, набирая скорость, взмыла вверх.

Этот наш полет ничем не отличался от предыдущих. Только необъяснимая тревога охватила меня на этот раз сильней, чем когда бы то ни было.

Что за дурацкое предчувствие? Я слыхал о том, что солдат чует свою судьбу…

«Дурак ты, Фери! — ругал я самого себя. — Ты точно старуха из твоего родного захолустья, которая все еще верит в привидения и приметы, в ведьм и сны!»

От «захолустья» мои мысли перескочили в Шопрон, оттуда — к Магди.

«Надо бы тебе прочитать ее письмо. Ты его не прочел, не ответил ей, а ведь, кто знает, будет ли у тебя еще возможность…» — заныло у меня где-то внутри.

«Вот опять зловещие предчувствия! Черт бы их побрал! Надо что-то предпринять, отвлечься… Нехорошо, когда солдат перед выступлением распускает нюни!»

Я посмотрел на своих товарищей. Оба они сидели молча, углубленные в собственные мысли. Видно, и у них было подобное настроение…

«Надо что-то предпринять против этой ужасной тоски. Но что?»

И тогда заговорил Рикардо.

— Эй, ребята! Вы видели когда-нибудь настоящих кубинских девушек? Нет? А ведь на нашем острове — самые яркие цветы! Сколько их ни расцветает — все для любви! Да-да, для любви!

Он говорил весело, чуть спесиво, как хозяин, показывающий гостям свои владения, но голос его на этот раз был беззвучным и бесцветным, не таким, как обычно.

«И Рикардо, значит, взволнован, в смятении. Только храбрится», — заключил я, почувствовав, в то же время благодарность к нему за эти попытки расшевелить нас, отвлечь от гнетущих мыслей.

И Хорст оживился.

— Давай, давай еще о девушках! — попросил он. — Времени у нас хоть отбавляй! И вообще, — добавил он, — пусть каждый из нас расскажет какую-нибудь свою любовную историю!

— Блестящая идея! — воскликнул Рикардо. — Так-то будет веселее! — И он тотчас же приступил: — Мне, конечно, очень трудно решить, какую именно рассказать. Мы, южане, понимаете, народ горячий. Точнее выражаясь, темпераментный. Сколько времен года — столько женщин. Разве это не прелесть? — Он сделал короткую паузу, роясь, как видно, в своей памяти. — Пожалуй, я начну с Изабеллы. Только не думайте, что она была у меня первая, где там! Просто Изабелла оказалась орешком куда более крепким, чем ее предшественницы, а для мужчины, ясное дело, всегда желаннее неприступная. В общем, в жилах Изабеллы текла кровь испанских покорителей. Это было существо заносчивое, и даже очень! Приходилось брать ее, как средневековую крепость, хотя она была молода. Всего двадцать один год. Стройная, высокая, красивая.

— Ну а потом?

— Потом? — Мы даже в темноте видели, как Рикардо махнул рукой. — Оказалось, что крепость эту уже до меня брали, и не один раз… Я ее оставил. Скажите на милость, кому нужны развалины?

— И это все? — в тоне немца явственно слышалось недоверие и разочарование.

— Нет, нет! — поспешил продолжить Рикардо. — Скорее всего, она преуспевала в этой области опять же из-за своего национального престижа: не может же она, южанка, в чем-либо отстать от других! Но самой стоящей была все же Мельба.

— Ну так рассказывай! — Нам не терпелось услышать, в чем же именно заключались ее достоинства.

— Да разве словами передашь! Ее нужно было видеть! Быть может, родись я художником, мою картину, написанную с нее, хранили бы в самой знаменитой галерее земного шара. Она была мулаткой, немного темней креолок. Стройная, как королева пальм! А такой груди, скажу вам, я не встречал больше!

Я услыхал, как немец глотал слюнки.

— Мельба была учительницей одной из школ в Санта-Клара. Да и я тоже был не из последних, так что не пришлось разбиваться в лепешку. Она вовсе и не собиралась строить из себя недотрогу. Любила ради любви.

Она наслаждалась в объятиях. А сама-то как умела обнять! Боже милостивый, как умела обнять!

Он умолк. Скорее всего, потому, что воскрешал в своем воображении те удивительные минуты. Мы с нетерпением ждали продолжения, но все же мешать ему не решались.

— Ни до, ни после не выпадало на мою долю такой ноченьки! — Всегда циничный, кубинец тут благоговейно затих. — Мельба доставляла мне неземные наслаждения, — продолжал он. — Правда, она и взять умела у тебя все возможное. Последовали бесподобные дни. Какие там дни. Недели, месяцы!