Чаровница - Кристина Брук

Если бы они доверяли ей!

Почему Джонатан не стал делиться своей тайной с одиннадцатилетней девочкой, было вполне ясно. Но потом?

Почему Рэнд ничего так и не рассказал ей?

– Когда я услышал о том, что ты вышла замуж за Ашборна, я не поверил своим ушам, – признался Джонатан. – Ты – герцогиня Ашборн!

– Да, – улыбнулась Сесили. – В это трудно поверить, но это именно так.

– Даже не знаю, что тебе сказать. – Джонатан нахмурился.

Сесили тоже не знала, как ей быть, но попыталась улыбкой сгладить напряжение.

– Мне искренне жаль, что я не смогла взять у тебя благословение на брак. Увы, это было невозможно.

– А как это воспринял старина Норланд? – поинтересовался Джонатан.

– Старина Норланд, – теперь Сесили легко воспринимала выпады, касавшиеся возраста ее бывшего жениха, – влюбился в мою гувернантку, мисс Тиббз. Ты ее не знаешь, но это чудесная во всех отношениях женщина. Видишь, как все славно закончилось. Все, что ни делается, делается к лучшему.

Но действительно ли все закончилось? И к лучшему ли? Рэнд ее обманывал, фактически предал ее, от этих мрачных мыслей ей было невыносимо тяжело.

Когда Джонатану пришло время уходить, он по старой привычке обнял ее за плечи и поцеловал в лоб.

– Не бойся, все образуется. Немного удачи, умелая поддержка Ашборна, и мы победим.

Оставаться дольше Джонатану в доме Ашборна, где было так много прислуги, было опасно.

Сесили на прощание горячо обняла брата за шею и поцеловала, пряча от него глаза, полные слез.

– Да-да, тебе пора уходить. Я так долго мечтала о твоем возвращении, и вот, когда ты вернулся, мне никак не хочется тебя отпускать. Надеюсь, что теперь мы расстаемся ненадолго.

Она снова поцеловала Джонатана, а он, растроганный не меньше, нежно прижал ее к себе.

– Все будет хорошо, сестричка, вот увидишь.

Рэнд стоял при входе в комнату, всем своим видом поторапливая их и в то же время пристально смотря на Сесили, не подаст ли она ему знак, что простила его. Нет, она его не простила. Сейчас у нее не было нравственных сил для прощения.

Рэнд ни словом не обмолвился о миссии, возложенной на него ее братом. Он даже не попытался сказать что-либо в свое оправдание. Вот только было непонятно – это делает ему честь или нет. Впрочем, какое бы он ни дал ей объяснение, вряд ли оно устроило бы Сесили.

Дело в том, что он ее обманывал. Он не говорил ей, что Джонатан жив. Если бы он любил ее по-настоящему, тогда между ними не было бы никаких тайн. Это был удар, болезненный, неожиданный, от которого Сесили никак не могла оправиться. На сердце у нее было тяжело как никогда, несмотря на радость, что Джонатан жив.

Рэнд все не возвращался, как вдруг Уинтерз, дворецкий, сообщил о приходе нежданной гостьи.

Это предвещало небольшое развлечение.

Внимательно осмотрев себя в зеркале и оставшись довольной, Сесили спустилась в прихожую, где ее ждала Лавиния.

– Ты, наверное, уже слышала, – не утруждая себя ни приветствием, ни даже обычным «здравствуй», она сразу накинулась на Сесили, – скоро об этом будет судачить весь Лондон.

– О чем? – искренне удивилась Сесили, для которой сегодняшний день оказался слишком богат известиями, как хорошими, так и плохими.

– О твоем брате! Воскрес из мертвых. – Лавиния кипела от негодования. – Вломился к нам в дом и предупредил Бертрама о своем возвращении.

Вломился? Молодчина, значит, они с Ашборном уже начали действовать. Ее скромный и вежливый брат наконец-то показал, на что он может быть способен. Вероятно, им двигало чувство чести, справедливости и долга.

Лавиния, немного успокоившись, спросила:

– Неужели ты так и будешь держать меня в передней? Может, перейдем в гостиную и присядем?

– Я не собираюсь тебя пускать дальше передней, – язвительно возразила Сесили. – Моя дорогая кузина, хочу заверить, долго здесь ты не пробудешь, так что предлагать тебе садиться, думаю, незачем.

– А-а, вот как ты заговорила. А я-то думала, ты проявишь хоть какое-то участие, ведь нас с Бертрамом буквально выбрасывают на улицу почти без средств к существованию.

Сесили презрительно фыркнула:

– Если бы все было так, как ты говоришь, то, разумеется, у меня нашлись бы для тебя слова сочувствия и утешения. Но ведь Джонатан предоставит вам дом и, наверное, будет выплачивать что-то вроде пенсии. Кроме того, я знаю, как славно вы с Бертрамом нагрели руки на состоянии Джонатана.

Сесили невольно отметила, как сразу насторожилась Лавиния.

– Кажется, ты прекрасно понимаешь, к чему я клоню, не так ли? Ты и Бертрам распродали все, что только было можно, вы выжали из майората все до последнего пенни, потому что знали, что брат жив, и пользовались тем, что ему приходилось скрываться.

Лавиния с каменным лицом произнесла ледяным тоном:

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Как о чем? Да хотя бы о моем жемчужном ожерелье, – вспылила Сесили. – Какая отчаянная игра! Сколько хитрости и подлости! Наверное, нелегко было найти покупателя, который дал бы хорошую цену за слишком хорошо известную драгоценность.

Позеленев от злости, уже бывшая графиня Давенпорт в сердцах бросила:

– Ты хочешь меня оскорбить!

– Вот именно. Откровенно говоря, мне давно хотелось поставить тебя на место. Поэтому я не предлагаю тебе пройти в гостиную и присесть. Думаю, после столь радушного приема тебе не захочется дольше здесь оставаться ни на минуту. – На губах Сесили заиграла вежливая до приторности улыбка: – Итак, ты уходишь, или мне позвать дворецкого, чтобы он выпроводил тебя?

Кипя от бессильной злобы, взбешенная Лавиния почти выбежала из особняка Ашборна. После ее ухода Сесили устало опустилась в кресло. Силы оставили ее, она чувствовала себя совершенно опустошенной. Радость встречи с ожившим братом, неутихающая обида на обманывавшего ее Рэнда, перепалка с Лавинией – все вместе вконец измотали ее.

Несмотря на это, надо было найти выход из сложившегося, как ей казалось, безвыходного положения.

Но здесь, в доме Рэнда, ничто не приходило ей в голову. Опять увидеть Рэнда… Нет, сейчас она никак не могла бы разговаривать с ним, не вылив на него целую бадью жалоб, упреков, обвинений, – но это могло убить последнюю надежду к примирению, отрезать все пути к прежней, такой счастливой, их жизни.

Вернувшись домой, Рэнд был удивлен царившей в нем странной и подозрительной тишиной.

– Герцогиня дома? – первым же делом он спросил дворецкого.

– Ее светлость уехали, оставив вам вот это письмо, ваша светлость. – Уинтерз подал Ашборну небольшой запечатанный листок бумаги.

При виде печати у Рэнда все внутри похолодело от тяжкого предчувствия. Сломав печать, он быстро пробежал глазами написанное. Содержание было кратким и ясным: она ушла, он виноват во всем, и не надо ее искать.