Объясняя религию. Природа религиозного мышления - Паскаль Буайе

Это лишь один аспект явления. Поведенческие представления тоже могут требовать внимания, но они служат в практических целях. Как я уже говорил в начале, исполнять именно этот обряд именно в это время человека может побуждать масса разных причин. Обычно они связаны с целями церемонии, с тем, к чему правильно исполненное действо должно привести. Так что же могут обряды, чего нельзя добиться другими видами действий?

Обмен с пассивным партнером

Возьмем, к примеру, такую распространенную форму религиозного обряда, как жертвоприношение. По всему миру богам, духам, предкам приносят в жертву животных или другие дары, чтобы отвадить болезнь, обеспечить урожай, вызвать дождь или просто умилостивить покровителей. Как раз к этой категории относится приведенный в начале этой главы пример. Индуистские богини участвуют в повседневной жизни людей, они могут как отвратить беду, так и навлечь. Поэтому пожертвовать богине козла – предварительно освятив, чтобы он стал достойным подношением, – вполне резонно. Акцент на жертвоприношении в противовес другим церемониям сильно варьирует – от индуизма, где вся религиозная практика строится на сложнейшей системе жертвования, до ислама, где жертвоприношение – один из основных обрядов, но исполняется лишь во время крупных ежегодных праздников, и христианства, где жертвоприношений как таковых нет.

Квайо часто жертвуют свиней предкам в ходе сложных церемоний, «посвящая» убиваемое животное конкретному адало. Как свидетельствует Кизинг, необходимость принести такую жертву возникает по разным поводам. Во-первых, предки могут гневаться на нарушителей ритуальных предписаний: например, на прошедшего через ту часть деревни, которая считается абу – запретной. Во-вторых, предки, чувствующие невнимание и жаждущие свинины, которой вовсю объедаются живые, способны наслать болезнь и прочие напасти. И наконец, квайо специально выращивают свиней для того предка, который им покровительствует.

Общая идеология жертвоприношения, его оправдание – это почти неизменно представление о том, что можно отвратить беду и сохранить здоровье, благополучие или общественный порядок, если участники и боги вступят в некие взаимовыгодные отношения обмена. Предки в примере с квайо простят за поднесенную свинью нарушение обрядовых правил и согласятся защищать тех, кто преподносит свинью заранее. Логика, по которой промах можно загладить компенсацией, а также заручиться поддержкой на будущее, хорошо понятна во всем мире и не требует дополнительного разъяснения, поскольку именно такие установки дает нам система логического вывода, отвечающая за социальные взаимоотношения. Пока ничего загадочного.

Однако в качестве процедуры взаимообмена жертвоприношение выглядит парадоксально. Хотя оно представлено как отдача некоторых ресурсов в обмен на покровительство, грубые факты свидетельствуют, что принесенное в жертву животное обычно съедается самими участниками. Парадокс чувствуют и сами квайо, поскольку некоторые из них говорили Кизингу, что обещать предкам свинью – это в некотором роде «обман», ведь те не могут по-настоящему поучаствовать в трапезе. Во многих местах эту концептуальную загвоздку пытаются как-нибудь по-хитрому завуалировать. Говорят, что боги любят запах мяса, что они поглощают дым, что им достается душа животного и т. д. Сторонним людям эти объяснения часто кажутся лишь уловками, скрывающими то неудобное обстоятельство, что адресаты церемонии в итоге ничего не получают. Однако, на мой взгляд, тут кроется нечто большее.

Как я уже говорил, жертва часто предлагается в обмен на повышение урожая или успешную охоту. Но у человека имеется интуитивное представление, что исход сельскохозяйственной или охотничьей деятельности зависит в основном от его собственных усилий. И действительно, несмотря на обеспеченные обрядом гарантии, землепашцы и охотники не отказываются от практических мер, повышающих вероятность успеха. Даже принеся в жертву богам козу, человек все равно старательно пашет землю. То, как именно боги даруют благополучие, не проговаривается ни вслух, ни даже в мыслях. Если урожай или добыча действительно получаются обильными, можно считать, что жертвоприношение помогло, но это лишь домысел, ничем не подкрепленный. Следовательно, ситуация выглядит так: люди отдают предкам ресурсы, но часть, которую получают предки, неочевидна, невидима, нематериальна. Взамен люди получают покровительство – тоже неочевидное и невидимое. А значит, интуитивное соответствие между предположительно отдаваемым (в конце концов, вдруг какие-то сущности, хоть это и противоестественно, действительно питаются дымом или едят душу) и предположительно получаемым (в конце концов, вдруг, хоть это и трудно установить, боги действительно помогают) все же имеет место.

Еще одна причина, по которой церемонии интуитивно резонны, состоит в том, что во многих случаях внимание людей сосредоточено не столько на потенциальном взаимообмене с невидимыми партнерами, сколько на реальном обмене или распределении ресурсов среди реальных участников. Во многих случаях жертвоприношение приурочено к распределению внутри общины. Квайо не просто «посвящают» свинью предкам и съедают. Они делят ее на всю общину. Жертвенные обряды очень часто, в отличие от обычного социального обмена, проникнуты этим духом бескорыстной раздачи. Например, мусульманское ежегодное закалывание барана выполняется сообща, и мясом делятся с другими семьями. Те, кому не по карману исполнить обряд самим, могут рассчитывать на подарки от соседей и даже совершенно незнакомых людей. (Этот принцип действует и в обратную сторону: во многих местах не принято устраивать раздачу ценных ресурсов, не «посвятив» хотя бы какую-то часть предкам, богам или духам. Когда я работал в Камеруне, при распитии бутылки спиртного в компании несколько капель всегда проливали на землю – предкам. Обыденный бескорыстный дележ с реальными людьми превращается в обмен с воображаемыми партнерами.) В других жертвенных обрядах особую значимость приобретает разделка туши животного. Фанг распределяют части жертвенной козы по старшинству – причитающаяся каждому доля зависит от характера генеалогической связи с главой семьи, приносящим животное в жертву предкам.

Все это я рассказываю, чтобы подчеркнуть центральный – по веским причинам – пункт в антропологических описаниях обряда. Официальные основания для исполнения церемонии могут быть какими угодно, равно как и представление о предполагаемых результатах. Однако понять, что придает обряду интуитивную достоверность, мы сможем, лишь взглянув на него с точки зрения социальных отношений. Они включают не только существующие отношения между людьми, которые собираются для исполнения определенной церемонии, но и то, как эти отношения меняются в результате обряда.

Многие обряды оказывают важное влияние на социальное взаимодействие, но не всегда эти перемены предстают изначальной причиной исполнения обряда. Возьмем в качестве примера обряд инициации, проиллюстрированный в начале главы подробностями соответствующей церемонии у гбайя в Центральной Африке. Долгую и зачастую болезненную процедуру посвящения, которую подросткам приходится проходить, чтобы их начали считать полноценными членами общества, мы наблюдаем во многих местах. Такие обряды, как правило, куда сложнее прочих и в распространенном виде применяются только к мужскому полу. Мальчиков могут «тренировать» годами, прежде чем они вернутся в общину полноценными мужчинами.

Антропологов эти сложные обряды интриговали давно – не только долгими сроками и сложностью, но и кажущимся несоответствием между исполнением и официальным обоснованием. Обычно считается, что инициация проводится для того, чтобы юноши получили тайные знания и навыки, определяющие настоящего мужчину. Однако процедура инициации – это далеко не учеба в колледже и даже не летний лагерь. Тайное знание в большинстве случаев либо расплывчато, либо парадоксально. Во многих обрядах кандидатам объясняют, что секрет обряда как раз в том, что никакого секрета нет, или что узнать, в чем он состоит, они смогут лишь на следующем этапе инициации. Обряды пропагандируют «эпистемологию секретности», как назвал ее антрополог Фредрик Барт, – представление о том, что знание заведомо опасно и двойственно. Ритуалы племени бактаманов в Новой Гвинее, которые изучал Барт, состоят из нескольких разных этапов с интервалами в несколько лет, в процессе которых юноши постепенно усваивают важные тайны и скрытые ключи к разным обрядам. Однако найденное на каждом этапе решение содержит дальнейшую тайну, которую должен раскрыть следующий этап. Те немногие, кто проходит цикл до конца, усваивают лишь то, что тайное знание состоит из череды завязанных друг на друга тайн и четкого завершения, видимо, не последует. И хотя в ряде случаев считается, что инициация превращает сопливых юнцов в умелых охотников или воинов, никаких практических навыков во время этих долгих периодов изоляции они не приобретают. Военные учения и стратегии далеко не самый важный аспект церемоний. На самом деле многие обряды инициации состоят из долгой череды мучительных испытаний и истязаний, которые, на первый взгляд, не особенно повышают боевые способности юношей. Надрезание пениса или вывих пальцев ног, может, и воздействуют на инициируемых, однако вряд ли тянут на подготовку к серьезным делам.[124]