Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

— Шерон? — Это был Эмрис. Он спускался вниз по лестнице. — Как ты? Испугалась?

— Думаю, весь Кембран сейчас перепуган, — ответила она. — Ах, как я ненавижу их, Эмрис! Когда они наконец оставят нас в покое?

— Шерон, ты не спишь? — Дедушка тоже спускался вниз. — Прошу тебя, дочка, сиди дома. Никаких прогулок к Джонсам!

— Дедушка, они ведь пришли не за Йестином, правда? — спросила Шерон, с надеждой ожидая от него подтверждения, хоть и понимала, что этого никто не может знать наверняка.

Он не успел ей ответить, как вновь раздался грозный вой, и на этот раз так близко, что все они вздрогнули от неожиданности, а рука Эмриса, лежавшая на плече Шерон, так сжала его, что та чуть не вскрикнула от боли.

И тут же заплясала входная дверь. Задвижка, не выдержав мощного натиска непрошеных гостей, полетела на пол, и дверь распахнулась. На кухню влетели трое здоровенных мужчин, вооруженных палками, с мешками на головах, в которых чернели прорези для глаз. Еще несколько маячили у них за спинами во дворе.

— Черт побери! — зарычал Эмрис. — Что вам надо? Куда вы ломитесь?

— Именем Господа! — Хьюэлл Рис поднялся в полный рост. — Говорите ваше дело, «бешеные быки».

Один из «бешеных» выступил вперед, поднял руку, указывая на Шерон, и заговорил хриплым шепотом. Голос его звучал из-под мешка глухо.

— Предупреждаем, — сказал он, — Шерон Джонс. Доносчикам нет места на нашей земле. Ты должна оставить работу в замке и не иметь больше никаких дел с графом Крэйлом. Если ты не послушаешься, мы придем за тобой через три ночи. Одумайся, Шерон. Признай свою вину и искупи ее. Сделай так, как вы велим.

— Прочь из моего дома! Боже, Боже, за что нам такое? — Гвинет Рис в белой ночной рубашке сбегала по лестнице, ее косы метались по плечам. Она схватила веник и подступила к непрошеным гостям. — Убирайтесь из моего дома — или я вымету вас вместе с грязью!

«Бешеные быки» повернулись и неторопливо вышли из дома. Гвинет с силой захлопнула за ними дверь.

Как странно, что ужас полностью лишает человека способности двигаться, при том что голова остается абсолютно ясной, подумала Шерон. Ее ноги стали ватными, руки тряслись, к горлу подступала тошнота, губы и язык не желали двигаться. Она судорожно хватала ртом воздух, словно разучившись дышать.

Они вернутся через три ночи, волоком потащат ее в горы и изобьют так же, как избили Йестина. Да нет, дедушка и дядя Эмрис не допустят этого. Оуэн не допустит этого. Он не допустит. Ох, Боже! Александр!

— Ничего-ничего, я помогу ей, отец, — услышала она голос Эмриса. — Ну-ка пустите меня, я посижу с ней.

Он сел на постель и усадил ее к себе на колени. Она едва понимала, что с ней происходит. Дедушка крепко, почти до боли, растирал ей ладони. Бабушка раздула угасавшие угли в печи и поставила на плиту чайник.

— У нее шок, — сказал Эмрис. — Ну-ка, вдыхай и медленно выдыхай. Дыши, девушка, дыши. И считай — раз, два, три. Раз, два, три. Вот так, вот так.

— Я убью этих чертовых ублюдков! — ревел Хьюэлл. — Вы только подумайте, они выбрали женщину, невинную женщину! Это неслыханно! Разве это по Писанию?

Шерон постепенно приходила в себя, и ее даже позабавили речи дедушки. Вот как, оказывается, умеет он чертыхаться, а ведь в другое время не постеснялся бы отчитать самого отца Ллевелина за грубое словцо в присутствии женщин.

— Все в порядке, дружок, — сказал Эмрис. — Вот ты и пришла в себя. Гляди-ка, как ты перепугалась.

Шерон уткнулась лицом в его плечо, окончательно приходя в себя, затем выпрямилась. Эмрис посадил ее на кровать рядом с собой, но на всякий случай еще придерживал за плечо.

— Ну что ж, — наконец выговорила Шерон, упершись в колени все еще трясущимися руками, — теперь по крайней мере я знаю, на что все это похоже. — Она попыталась рассмеяться.

— Мою внучку, мою кровинку обвиняют в том, что она доносчица! — Хьюэлл оставил ее ладони и погрозил кулаком в сторону двери. — Пусть только осмелятся прийти снова, уж тогда я пораскровавлю их мерзкие рожи! Пусть эти подонки встретятся со мной один на один, все по очереди. Я выпущу из их жил поганую кровь. Бешеные ублюдки!

— Хьюэлл, — укоризненно произнесла Гвинет.

Он обернулся к ней и замолчал, постепенно приходя в себя.

— Да простит меня Бог за эти слова, — наконец сказал он. — И ты прости, Гвинет. И ты, Шерон.

— Лучше будет, если это сделаю я, отец, — сказал Эмрис. — Лучше я пущу этим ублюдкам их поганую кровь. И ради Бога, не проси, чтобы я извинился.

— Ладно, в любом случае, — сказал Хьюэлл, вновь обретая свою обычную рассудительность, — они к нам больше не придут. Ты, Шерон, завтра посиди дома, да и потом, вплоть до свадьбы, а твой дед с дядей постерегут тебя. Можешь пока помочь бабушке по дому. Ей давно нужна помощница.

— Да, пора уже готовиться к свадьбе, — поддержала мужа Гвинет. — Забот у нас, доченька, будет выше головы. А как только выйдешь замуж за Оуэна, все и устроится. Уж он-то не позволит «бешеным» вваливаться в его дом посреди ночи.

— Да ведь и я не позволял им, мама, — откликнулся Эмрис. — Но они как будто и не спрашивали позволения, а? Ну да ладно, за эти три дня они убедятся, что ты вовсе не рвешься в замок, и больше не придут. Все будет хорошо. Но пока ты не переехала к Оуэну, я буду спать в твоем закутке, а ты займешь мою комнату наверху.

— Нет, — сказала Шерон и вдруг почувствовала, что в ней как будто поселились два человека. Один сейчас стоял в стороне и с удивлением наблюдал за происходящим, а другой заставлял ее тело двигаться, говорил за нее и делал то, что она должна была делать.

— Да тут нет никакой жертвы с моей стороны, — усмехнулся Эмрис. — Ночи становятся холоднее, и мне будет очень даже приятно спать на кухне, где целый день топится печь. Ты же знаешь, Шерон, я страшный эгоист. А теперь, мама, сделай нам по чашке чая. Выпьем чаю, и вы пойдете спать, а я починю задвижку.

Вновь раздался вой, и все трое испуганно замолчали. Вой донесся от холмов, это был прощальный крик «бешеных». Сегодня они провыли только три раза — сначала от холмов, потом у их дома и, наконец, этот. «Они приходили специально ко мне», — подумала Шерон.

— Нет, — повторила она, когда вой стих в отдалении. — Я имела в виду вовсе не кровать, дядя Эмрис. Я имела в виду, что не собираюсь сидеть взаперти. Я не оставлю работу.

— Боже! — ахнула бабушка.

— Упрямая как мул! — гневно подхватил дедушка. — Вся в Марджед.

— Ей-богу, жаль, что ты еще не замужем, — сказал Эмрис. — Чувствую, Шерон, что Оуэну не раз придется приложить руку к твоей заднице, и думаю, это будет на пользу тебе, хоть я и не люблю, когда бьют женщин. Но уж лучше пусть это будет рука Оуэна, чем плетки «бешеных быков».