Любовь на коротком поводке (СИ) - Горышина Ольга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шутит. Значит, отпустило.
— Как бабушка?
— Я надеюсь, что ты мне это скоро скажешь. Понятия не имею. Тетка плачет и все…
— Как ее зовут-то?
— Регина… Регина Матвеевна. А бабушку Маргарита Львовна. Запомнишь или прислать шпаргалку?
— Запомню… Ой, я слышу сирену. Ну давай, все… Я тебе позвоню. Ты не звони. Ладно?
— Мила! — Олег закричал, явно испугавшись, что я тотчас сброшу звонок. — Если можно отдельную палату, ладно?
— Если можно… Давай…
Я уже увидела скорую на повороте — и думала, так и останусь сидеть! Хорошо лбом на клаксон не грохнулась — такие машины я только в «Кавказской пленнице» видела…
— Агата, пошли…
Она пошла, перепрыгнула через спинку заднего сиденья и сунулась мордой мне в руку. О, черт! Мы же без поводка. Балда, ну как я могла… Не подумать! И сумки нет, чтобы ремешок отстегнуть…
— Агата… сидеть! Ты посидишь одна, ведь посидишь? Это для Олега. Я только сбегаю узнать, как там его бабушка. Понятно? Тебе понятно?
Она, кажется, кивнула, и я приоткрыла оба окна, совсем на чуть-чуть. Открывать люк было долго. И вообще сейчас не жарко — даже холодно. Меня во всяком случае трясет да потрясывает. Нажала на замок — зеркала сложились. Агата в безопасности. Машина тоже — с собакой никто в нее не полезет. Я — быстро. Быстро бегаю. Быстрее, чем Агата на беговой дорожке. Наверное, кручение педалей помогло. Еще бы тормозить научилась, не снося медперсонал.
Впрочем, это, кажется, водитель. Держит дверь своей проржавевшей колымаги, пока тощая доктор скорой помощи корячится, не зная, каким боком вылезти, чтобы выгрузить больную. И никто не помогает. Ну, кроме тети, с которой я поздоровалась, скорее, кивком головы… Дядька бы помог, что ли? Но он, по всей видимости, дверь отпустить не может — пришибет всех нафиг, и удержать эту дверь сила, небось, мужская нужна, но мы втроем — три женщины — как-нибудь уж справимся.
В ушах стучит сердце — Олег прав, все бабушки родные. Я сейчас сама зареву — уже в ушах клокочет, точно сирена, первое всхлипывание. Или это собачий лай? Неужто Агата так надрывается? Но мне не разорваться — мне же не уйти сейчас: мне нужно как-то перевести бабушку Риту через порог — мужики тут только двери придерживают: это медбрат? Где он раньше-то был? Нет, доктор — по бейджику определила.
— Вы внучка? — остановил он меня на пороге кабинета.
Пришлось кивнуть — я же не уйду сейчас, мне же Олегу отчитаться надо, да и вообще: я еще его бабушку до стула не довела.
— Да, внучка.
Глава 56 “Совсем недавно”
— Я не знаю, что они делали, — говорила я Олегу с крыльца, вслушиваясь в отдаленный, но дикий лай Агаты.
Собака орала минут пятнадцать. Все то время, пока врач решал, куда класть Маргариту Львовну: в реанимацию или в терапию.
— Не могла настоять на реанимации? — почти окрысился на меня Олег. Да не почти! Орал! — Там она хотя бы под постоянным присмотром будет.
— Каким я образом могла настоять? — я тоже рычала. — Здесь даже двухместных палат нет, — теперь я снова говорила тихо, но не потому что мне не хотелось орать, а потому что нельзя обсуждать больницу под ухом медперсонала. — Удивительно, что у них вообще реанимация имеется. Но у твоей бабушки не инфаркт, врач уверен…
— А ты во враче уверена?
— Олег, я господь бог, что ли? — Голос снова взвился, и я готова была махать руками, как флагами. Но не белыми. — Я тебе дословно разговор с врачом пересказала. Можешь с тетей поговорить. Она сейчас из палаты вернется, и я ее на дачу отвезу. Хочешь, завтра утром за ней тоже приеду?
— Завтра она такси вызовет, а вечером заеду уже сам в больницу. Так что не жди меня рано. И спасибо за все, Мила.
— Да не за что… Вот совершенно не за что…
— Ну тогда просто так бабаевский шоколад тебе привезти? — почти уже смеялся Олег.
— Нет, я фабрики Крупской предпочитаю… — улыбнулась я и замолчала.
Как-то сразу сделалось неловко: говорить о посторонних было намного проще возвращения к «нашим баранам».
— Не зря в Питере училась. Думал, скажешь про пряники изборские…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Знать бы еще, что это за пряники такие. Но лучше не спрашивать… А то фройляйн Штирлиц давно не была так близко к провалу…
— Все, пока. Твоя тетя идет.
Я сунула телефон в карман и заулыбалась. Нервно. Ну, а как я могла не нервничать-то…
— Регина Матвеевна, — несколько раз я повторила имя про себя, пока тетя Олега, нервно запахивая легкую курточку, приближалась ко мне. Всего три метра, казалось бы, а я столько всего успела передумать, помимо имени, которое в итоге все же озвучила. — Все хорошо? Точно ничего не нужно купить из лекарств? Олег сказал…
Он ничего не сказал, и я замолчала. К тому же Регина Матвеевна махнула рукой. Не буду больше лезть — инициатива наказуема, особенно в такие моменты.
— Капельницу поставили, наблюдают. Сказали раньше десяти утра не звонить…
Она спустилась первой, придерживаясь за перила. Я не стала предлагать помощь и старалась не наступать на пятки. Даже рукой не махнула, просто сказала идти к калитке: там совсем рядом красная Вольво. Проще, конечно, было сказать — идите на звук орущей собаки. Когда же у Агаты голос сядет? Ну, батарейка закончится — я ее ужином еще не накормила. Это ее от утренней овсянки так прет!
— Я сейчас собаку угомоню, и вы сядете! — повысила я голос из-за необходимости быть услышанной и опередила будущую пассажирку размашистым шагом.
Черный нос лез в приоткрытую щелку окна, а при моем полном сближении с машиной, Агата поднялась на задние лапы, и я приготовилась снова принять ее на грудь. Быстрее распахнуть дверь, пока она не исцарапала когтями всю дверь. Я схватилась за ручку и за ошейник с разницей, кажется, всего лишь в долю секунды.
— Агата!
Я ее не удержала и сама едва удержалась на ногах, когда эта тушка на радостях вырвалась на свободу. Я с трудом удерживала ошейник выкрученной рукой — пришлось перехватывать его с другой стороны: собака сперва не заметила нового человека, но быстро залилась еще большим лаем, даже малось злобным. Хотя Агата могла злиться и на меня, что не разрешила пойти знакомиться с бабушкой ее разлюбезного Олега, но я любезной не была — уже поздно, вечер, а мне непонятно куда еще ехать, хотя меня обещали направить в нужном направлении. Я открыла багажник и велела собаке вести себя подобающим образом. Хотя Агата понятия не имела, как ведут себя собаки богатых дамочек. И тетя Олега тоже сомневалась, садиться ей в машину к незнакомой девушке или не стоит…
— Садитесь, пожалуйста! — сказала я, обходя машину со стороны водителя, и когда открыла дверь, Регина Матвеевна еще только садилась, поэтому я увидела причину ее промедления: кто же хочет садиться на ошметки кожи!
От ужаса я могла сейчас сесть только прямо на асфальт. Глаза опустились сами собой на второе сиденье и лишь потом закатились: Агата разодрала оба, хотя нет, руль помешал: здесь были одни лишь царапины. А там… Остановившимся взглядом я смотрела на дверь, которую тетя Олега только что захлопнула — пластик был изуродован в конец. Когти… Собачьи когти… А слюни грязными пятнами остались на стекле. Назад я не смотрела. Не могла повернуть шеи. Я вообще не могла сдвинуться с места.
Минута, две, три — час? Сколько я так стояла, пока Агата снова не залаяла. Я села, плюхнулась, схватилась за руль и лишь потом сообразила, что не захлопнула водительскую дверь. Я… Я… Я не могу вести машину. У меня трясутся руки… У меня в глазах слезы. Не стоят, а льются…
— Мила, что с вами?
Я смотрела вперед — в белоночных сумерках фары машин весело подмигивали, а мне не то что было не до смеха, мне даже пары слов было не связать в членораздельное предложение. Я смахнула слезы — растерла их по всей роже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Ничего. Просто свою бабушку вспомнила… Извините…
Я все еще держалась за руль обеими руками, а нужно было нажать на кнопочку, чтобы завести мотор… Но зачем нажимать, если нога так трясется, что ей не выжать педаль газа… Что будет, что будет… Агата, блин… Мне хотелось выть в голос, но я лишь тихо всхлипывала, подтягивая к глазам рукав кофты. Дура! Я… Не взяла поводок… Какая же она здоровая?! Она больная! И я… я теперь больная… Что будет?!
