Веспасиан. Фальшивый бог Рима - Фаббри Роберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Более того, — продолжал глашатай, зачитывая слова Калигулы, — я объявляю божественной свою сестру Друзиллу и явлю вам доказательства её божественности в Театре Форума.
Это объявление было встречено топотом ног — те, кто стояли ближе всего к театру, бросились занимать лучшие места.
— Если он снова будет совокупляться на сцене с Друзиллой, честное слово, я предпочту добровольное изгнание, — прошептал Веспасиан на ухо Гаю.
— Думаю, сегодня мы можем пропустить спектакль, — так же шёпотом ответил Гай. — У Калигулы имеется новое требование, и он ждёт, что мы одобрим его как можно скорее. Сейчас, когда виадук построен, он придумал новый способ пустить деньги на ветер. Так что завывания Друзиллы сегодня придётся пропустить.
— Боюсь, они донесутся до нас даже сквозь стены, — заметил Веспасиан, поворачиваясь, чтобы войти в зал заседаний Сената.
— Ты, безусловно, прав, мой мальчик, — ответил Гай. — Вот уж у кого ненасытные аппетиты.
Опасения Веспасиана подтвердились. Торжественная молитва и ауспиции[8], предшествовавшие открытию заседания, состоялись под экстатические вопли Друзиллы.
Тем не менее старший консул, Марк Аквила Юлиан, счёл день благоприятным для принятия решений. Сенаторы заняли свои места.
— Сегодня на повестке дня следующий вопрос, — объявил он, как только все расселись. — Наш божественный император поручил нам изыскать средства для постройки двух прогулочных судов для него и его божественной сестры, длиной по двести тридцать футов каждое, с тем, чтобы совершая на них прогулки по Неморенскому озеру, император и его божественная сестра могли общаться с обитающими в его глубинах нимфами.
Эти слова были встречены дружными кивками и шёпотом одобрения, как будто в желании тесного общения с нимфами не было ничего удивительного. Дебаты продолжились под животные завывания Друзиллы и рёв зрительских глоток, проникавшие сквозь стены Курии. С каждой минутой сохранять серьёзное лицо становилось всё труднее и труднее. Веспасиан подумал, что найдись в зале хоть кто-то один, кто не выдержит и прыснет со смеху первым, как вскоре остальной зал будет кататься по полу от хохота. Ему стоило немалых усилий выбросить из головы эту картину.
Тем временем старший консул перечислял требования к судам — трубы с холодной и горячей водой, ванные комнаты, мраморные полы и другая умопомрачительная роскошь. Слушая это, Веспасиан испугался, что не сможет и дальше делать серьёзное лицо и выдаст свои настоящие чувства. Он уже беззвучно трясся от смеха, однако в следующий миг ему на плечо легла дядина рука. Смахнув из уголка глаза слезу, Веспасиан поспешил взять себя в руки.
Очередной пронзительный вой и последовавший за ним душераздирающий крик вынудили старшего консула сделать паузу. Звуки эти плохо вязались с удовольствием; скорее, говорили об агонии. Впрочем, они тотчас оборвались, затем послышался дружный всхлип ужаса, после чего воцарилась тишина.
Долгая, леденящая душу тишина.
Сенаторы все как один повернули головы и посмотрели в открытые двери на деревянный театр. Воцарившееся молчание ничем более не нарушалось. Никто даже не пошелохнулся. Внезапно тишину нарушил дрожащий, мучительный вопль, с каждым мгновением становясь всё громче и громче, пока не заполнил собой весь Форум. И тогда сенаторы узнали голос Калигулы.
Из театра хлынула толпа. Люди, толкаясь, спешили через Форум, убегая от безумного императора, прежде чем тот решит выместить на них своё страдание. Повскакав с мест, сенаторы бросились к выходу.
— Боюсь, ненасытный аппетит Друзиллы её погубил, — сделал вывод Гай, пока они с Веспасианом в давке выбирались на улицу.
— Что же нам делать? — спросил Веспасиан. — Идти домой и сидеть тихо, ожидая, когда всё успокоится?
— Думаю, мой дорогой мальчик, что любой, кто не разделит с Калигулой его горе, вскоре станет причиной горя для своей семьи. Так что, если тебе дорога жизнь, советую пойти прямо к нему. А там будет видно.
Набрав полную грудь воздуха, Веспасиан поспешил по ступенькам вслед за Гаем и другими сенаторами, которые пришли к такому же выводу.
Калигула молча стоял посередине сцены, держа на руках Друзиллу. Из её распоротого живота к его ногам уже натекла лужа крови. Вокруг валялись тела мужчин, имевших несчастье стать участниками этого последнего кровавого спектакля. В стороне, с окровавленными мечами в руках, застыли Клемент и его преторианцы.
Возглавляемые старшим консулом, сенаторы спустились через опустевший зал к сцене. Калигула смотрел на них остекленевшими глазами. Тело его сотрясалось от безмолвных рыданий, и голова Друзиллы, лежавшая на его руке, перекатывалась из стороны в сторону.
— К кому мне теперь обратиться за лаской и утешением? — внезапно выкрикнул Калигула. — К кому? Дитя может обратиться к матери, жена — к мужу, мужчина — к богам. Но к кому обратиться мне? Ответьте мне, вы, мудрые мужи Сената!
С этими словами он рухнул на колени прямо в лужу крови и разрыдался, осыпая мёртвую сестру жадными поцелуями.
Никто из присутствующих в зале не проронил ни слова. Сенаторы, окаменев от ужаса и омерзения, наблюдали за происходящим на сцене. Калигула между тем, обезумев, осыпал тело мёртвой сестры любовными ласками, что-то нашёптывал ей на ухо. Затем перевернул труп и поставил его на колени. То, что для него не существует табу, знали все. Но то, что предстало их взорам, превзошло все его прошлые мерзости.
— Я приказываю тебе, живи! — выкрикнул Калигула, склоняясь к бездыханному телу. — Живи! — Слёзы катились по его щекам, оставляя на перемазанном кровью лице светлые дорожки. — Живи! Живи! Живи! — в отчаянии кричал он, как будто безумным этим совокуплением мог вернуть сестре жизнь.
Затем, с воем, призванным вернуть сестру из мира теней, он достиг пика и рухнул лицом вниз на пол, где застыл неподвижно, словно мертвец.
Никто даже не шелохнулся. Все в ужасе смотрели на императора, не подававшего признаков жизни. В душе Веспасиана шевельнулась надежда, что, возможно, выходки Калигулы так разгневали богов, что те устали от них и решили положить конец его земному бытию.
Увы, его надеждам не суждено было сбыться. Внезапно по телу Калигулы пробежала судорога, он глубоко вздохнул и ожил, правда, один. Поднявшись на колени, он растерянно обвёл глазами театр и сенаторов, как будто плохо понимал, где находится. Спустя пару мгновений его взгляд упал на Веспасиана, и лицо его расплылось в улыбке. Калигула жестом велел ему подойти ближе.
Веспасиан с опаской шагнул к сцене.
Калигула подполз ближе и положил руку Веспасиану на затылок, привлёк к себе его голову, так, что их лбы почти соприкасались.
— Если что-то и способно меня утешить, мой друг, так это лишь моё собственное величие, — прошипел он. — Ты помнишь, как я сказал, что буду строить?
— Помню, принцепс, — ответил Веспасиан, окаменев от ужаса, — ты сказал, что станешь непревзойдённым строителем, и ты уже доказал это, построив мост.
— Верно, правда, этот мост — сущая ерунда, безделица. Теперь же в память о Друзилле я превзойду всех. Я возведу мосты, которые затмят те, что когда-то построили Дарий и Ксеркс, чтобы соединить Азию и Европу.
— Ничуть в этом не сомневаюсь. Но как?
— Я построю мост, достойный бога. Я возведу его через Неаполитанский залив, после чего покажу моим братьям-богам и простым смертным, что я величайший из когда-либо живших правителей. Я проеду по этому мосту в кирасе того, кого я превзошёл. Самого Александра.
— Но ведь она в его мавзолее в Александрии.
Калигула расплылся в улыбке.
— Именно. И я хочу, чтобы ты туда поехал. Я дам тебе разрешение, при условии, что ты пойдёшь в мавзолей и снимешь с Александра кирасу. И привезёшь её мне в Рим.
ЧАСТЬ IV
Александрия, июль 38 года н.э.
ГЛАВА 17