Экзотические птицы - Ирина Степановская

— Что ты думаешь об этих людях? — как-то спросила Таня у Янушки, когда случайно они оказались у мэрии и наблюдали, правда, издалека, как высшее общество съезжалось на бал.

— Для меня их жизнь не представляет интереса, — заметила Янушка.

— А для меня представляет, — вздыхала Таня. А вот Ашот наверняка думал так же, как Янушка. Какой он был все-таки славный, добрый, умный, этот маленький Ашот. Какой забавный, похожий на Пушкина! Совершенно нетщеславный, душевный… И между прочим, очень хороший врач.

И Таня нашла для него подарок — широкий шарф из мягкой тонкой шерсти. Ужасно дорогой, он стоил столько же, сколько духи для мамы, но Тане было совершенно не жалко денег на этот подарок. Она даже решила не покупать сумку для себя. «На фиг мне нужна эта сумка? — подумала она. — Все равно же не напишешь на ней, чтобы все видели, что она из Парижа! А если все равно не видно, то можно и в Москве сумку купить!»

Она поднялась на четырнадцатый этаж и вошла в их лабораторию. Янушка в этот день отсутствовала, Камилла сидела, созерцая экран компьютера, отвернувшись от всего мира, мадам Гийяр тоже не было в ее закутке за прозрачной перегородкой. За Таниным столом на круглом высоком стуле восседал Али. Увидев входящую Таню, быстро закрыл какой-то файл ее компьютера и уселся за свой рабочий стол.

— Привет! — машинально сказала Таня и подошла к компьютеру.

— Привет! — отозвался Али и, улыбнувшись во всю свою кофейную рожу, выскользнул из комнаты.

— Что он делал в моем компьютере? — спросила у Камиллы Татьяна.

— Не знаю, я ничего не видела, — отозвалась та, не поворачивая головы.

«Вот гад! — подумала Таня. — Хотел напоследок скачать мою информацию! Правильно я всегда ставила пароль на свои файлы. И никому ведь не пожалуешься, что эта африканская бестия лазает по компьютерам!»

Мадам Гийяр возникла в двери, посмотрела на часы, удостоверившись, что все присутствуют к началу рабочего дня, и проследовала в свой комфортабельный закуток. Таня в ярости щелкала мышкой, открывая последний файл, с которым работала накануне. Наконец экран высветился последней страницей: «Happy birthday to you!» Поздравление было жирно отпечатано и заняло весь экран. «Вот оно что! — удивилась она. — Али меня поздравил. Значит, запомнил. Но как он все-таки проник в мой файл?»

Таня хотела сосредоточиться на работе. Но какое-то странное чувство тревоги мешало ей. Во-первых, она никак не могла дозвониться домой. Все-таки необычно, что родители не поздравили ее с самого утра. Во-вторых, ей хотелось большей определенности в ее положении. Сколько эта мадам Гийяр будет ее мучить, до каких пор? Уж туда или сюда, неизвестность всегда тяготит. В-третьих, этот Али с поздравлением. На душе у нее скребли кошки. Кое-как досидела она в лаборатории до обеда, а потом вошла за перегородку к мадам Гийяр.

— Меня тошнит и болит живот, — сказала она. — Могу я уйти?

— Конечно. — Мадам Гийяр внимательно посмотрела на Таню. — Желаю вам скорее поправиться!

— Спасибо, — ответила Таня. — Надеюсь, завтра я буду в порядке! — Ей пришлось очень сдерживать себя, чтобы не выбежать из лаборатории.

На улице над головой синело ясное небо, дул теплый ветер. На краю фонтана, как всегда, сидели темнокожие уроженцы Африки, они сняли теплые куртки и остались в футболках; точеные шеи и тонкие руки их девушек и молодых парней напоминали изящные, выточенные из дерева скульптурные миниатюры. Таня остановилась у темнокожего лоточника и купила пакетик сладких орехов.

— Какая красивая девушка! — улыбнулся он, а Таня заметила, что под розовой сочной губой у него нет одного зуба.

«Выбили в драке, наверное, — подумала она. — Между темнокожими здесь постоянно случаются потасовки. За что они борются? За место под солнцем Парижа, что ли? Ну и пусть борются. Им тоже нелегко». Она хотела заехать за Янушкой и пригласить ее посидеть в кафе, но вспомнила, что Янушка уехала в какой-то исследовательский центр.

«Ничего не поделаешь, придется гулять одной, — решила она и спустилась в метро. — Поеду на левую сторону. Поброжу по романтическим местам. Заодно заранее попрощаюсь. Кто его знает, будет ли еще время сюда заглянуть…»

Она пошла по бульвару Сен-Мишель к Люксембургскому саду. На полчасика присела в кафе, выпила чашку кофе, съела булочку. Вокруг нее, наслаждаясь хорошей погодой, сидели люди — мужчины и женщины; разговаривали о чем-то, смеялись. У двери кафе расположился не старый еще мужчина с неизвестно откуда выкопанной старинной шарманкой. Он сидел на стуле, а для привлечения публики у его ног в деревянной кукольной постели под розовым одеялом, не обращая никакого внимания на заунывные звуки, спали черный кот и беленькая собачка. Помятая шляпа лежала у ног шарманщика.

«Чем живут эти люди? Почему они так вольготно здесь сидят, никуда не торопятся? — думала Таня про посетителей кафе. — Сословие клерков парится по конторам. Сфера обслуживания на ногах от открытия до закрытия. Художники, скульпторы сутулятся над своими работами в музеях и галереях или пытаются продать свои творения на блошиных рынках, на импровизированных выставках. Учителя в это время в школах, врачи — в больницах. Рабочие — на заводах. Интересно, люди каких занятий проводят лучшие часы в кафе? — Она допила кофе и засмеялась. — Может быть, кто-нибудь точно так же думает обо мне! Что, мол, здесь делает эта молодая женщина? Откуда она приехала, туристка она или кто? — Таня задумалась. Хотела бы она проводить время свободно? Ездить куда хочет, где хочет гулять? Не выходить из дома, если на улице дождь. Не париться на работе в прекрасную погоду, а ехать за город, где поют птицы и есть множество прелестных мотелей и гостиниц для путешественников и на пару дней, и на месяц. — Кто его знает, — как-то неопределенно подумала она. — Надо попробовать, чтобы решить, понравится мне это или нет». Она отдала деньги девушке-официантке и, как уже было много раз в Париже, отметила ее ненапускную вежливость, искреннюю благодарность за положенные чаевые.

Она свернула в одну из улочек Латинского квартала и подошла к дому, где жила в Париже первые два месяца, до знакомства с Янушкой. Комнатка ее хоть и называлась студией, но представляла собой узкий пенал с окном, выходящим на крышу, в квартире, которая по московским понятиям называлась бы коммунальной. В ней не было кухни и ванной комнаты. Небольшая ниша в углу, отделенная занавеской, с дырками в полу обозначала душ, а для того чтобы приготовить кофе, на маленьком столике у окна стояла небольшая плитка. О том, чтобы варить на ней суп, не могло быть и речи. Спать по ночам мешали Тане буйно гуляющие студенты, да и у Тани вдруг развилась такая бессонница, что даже расположение этой комнатки в самом сердце Парижа ее не радовало. Незнакомые люди кругом, незнакомый язык, на котором она могла еще с трудом объясняться, но, как оказалось, вопреки всем заверениям московских преподавателей совершенно не в силах была на первых порах понимать. Страшное перенапряжение первых месяцев — работа в лаборатории по семь часов в день, посещение языковых курсов, на которые ей тут же рекомендовала записаться мадам Гийяр, поиски правильной и короткой дороги в незнакомом городе, неустроенный быт, нехватка денег, которые исчезали молниеносно, — все это вместе с тоской по дому соединилось в комок неприятных воспоминаний, выплеснувшихся сейчас на Таню при виде узкого окна ее первого жилища.