Мандаринка на Новый Год (СИ) - Дарья Волкова

— Все?

— Все. Обои, плитка в ванной, цвет штор и прочее — все на твое усмотрение.

— Хм… Соблазнительно. Но недостаточно.

— Недостаточно?

— Совершенно определенно недостаточно.

— Ну… — он провел рукой вдоль ее спины, устраивая ее на себе удобнее. — Тогда ты дашь имена нашим детям. Сама. Единолично.

Теперь она не просто оторопела. Она офигела!

— Детям?…

— Ну да, — как о чем-то само собой разумеющемся. — Раз у нас будет семья, будут и дети. Не сразу, конечно, со временем, как мы решимся. Двое, наверное. Как ты думаешь?

Он ее самым натуральным образом нокаутировал. И что сказать — Люба не знает. Одно слово «дети»… Их дети… Ее и Ника… что-то ранее неизвестное сладко сжимается внутри. Вопрос детей ее никогда не волновал раньше — они милые маленькие существа и только. А теперь же… одно лишь слово от него, и у нее кружится голова — от самой возможности. Он использует совершенно запрещенные приемы!

— Хорошо, — она собирается с мыслями. — Старшего сына назову Марком.

— Старшая у нас будет дочь!

— Тогда младшего сына.

— У меня будет две дочери!

— Хочешь двух дочек? — он ее решил удивить сегодня всеми возможными способами! — А как же наследник рода и прочее?

— Фигня! Вон у дядь Димы две девчонки, и он не выглядит несчастливым отцом. Да и твой отец тоже.

— Ой, как будто это от тебя зависит!

— А от кого? — весьма натурально демонстрирует удивление. — Пол будущего ребенка на сто процентов определяет мужчина. Так что — у меня будут две дочери.

Люба молчит. Она реально не готова обсуждать такие темы. Слишком быстро. Слишком… невероятно… волнующе. Затихает под его ладонью, утыкается в шею. А Ник поднимает ее руку, переплетает их пальцы, трогает соскользнувший с запястья вниз браслет.

— Тебе понравился мой подарок? — тихо.

Она могла бы сыронизировать на тему: «А так незаметно?». Но вместо этого отвечает так же негромко:

— Да. Очень.

Теперь он гладит шрам у основания безымянного пальца.

— Это от стекла, да?

— Да.

— Любава…

— Даже не думай!

— Что?

— Я не брошу это — и не проси. Даже не заикайся!

— Но это же очень опасно…

— Жизнь вообще опасная штука — от нее умирают.

Ник вздыхает, притягивает ее руку к губам, целует шрам.

— Ладно. Но ты будешь осторожна. Очень осторожна, так ведь?

— Так.

— Бедный пальчик, — снова наглаживает. — Пальчику больно было… Надо будет тебе выбрать широкое кольцо — тогда будет почти незаметно. Знаешь… так хочу увидеть… обручальное кольцо на твоей руке… Дурак, да?

— Нет, — голос ее звучит смущенно. Ник ее просто добивает! — А ты помнишь, что обручальное кольцо буду носить не только я? Готов увидеть обручальное кольцо, — Люба разворачивает их сплетенные руки так, чтобы была видна его рука, — на своем безымянном пальце?

— Знаешь, вот на своем пальце я хочу увидеть обручальное кольцо едва ли не больше…

— Хочешь носить обручальное кольцо?!

— Очень, — Ник серьезен.

— Почему?!

— Хочу, чтобы все знали — я принадлежу одной конкретной женщине. И только ей. Я твой. И я хочу, чтобы все это знали. Что я уже нашел свою одну-единственную, и только ей принадлежу. Вот.

Это те слова, которые хочет услышать, наверное, каждая девушка на свете. И произносит их самый неромантичный на свете парень.

— А говорят, что мужчины все полигамны по своей сути. И им нужна хотя бы иллюзия свободы и возможности иметь много других… женщин, — Любе все же удается справиться с удивлением. И волнением.

— Ну, мужчины, может, и полигамны… А самцы Звероящеров — нет. Звероящер — зверь-однолюб, -

Ник прижимает ее к себе сильнее. — Одну-единственную-Любу-люб.

— Вот скажи мне, Самойлов, — голос ее звучит чуть прерывисто, — как тебя можно не любить?

— А зачем тебе об этом думать? Не надо тебе думать о том, как меня можно не любить. Ты должна думать о том, как меня любить, Самойлова.

— Эй! Я еще не Самойлова!

— Да куда ты теперь денешься, — он усмехнулся. — Ты теперь моя. Моя самочка Звероящера.

— Что?! Колька, ты охренел! Только ты можешь обозвать девушку самочкой!

— Ну, а что в этом такого? Не самец же? Самец Звероящера — это я. А ты…

— Прекрати! — Люба не знает — плакать или смеяться. — И вообще — я биологически не отношусь к Звероящерам!

— Почему это?

— Потому что! У меня нет чешуи! И хвоста!

— Нет хвоста? — у него такая улыбка, что Люба тут же начинает подозревать подвох. — А если найду?

— Нет! Нет. У меня. Хвоста.

— А я проверю, — и, без предупреждения…

— Коля! Перестань! Черт… Бесстыжий… Нет! Нет… Чуть ниже. И нежнее. Да. Вот так. Вот тааак…

Они целуются, пока он ласкает ее — интимно, нежно, так, как позволено только самому-самому, единственному. И потом берет ее — теплую и сладкую после оргазма.

Засыпают они, крепко обнявшись.

Если новогодний сценарий хорош — то зачем от него отступать? И новогоднее утро тоже не стало исключением. И проснулся Ник под чужим взглядом. И чей это был взгляд!

Он проморгался, чуть повернул голову, рядом сонно заворочалась Люба. Картина не поменялась. В дверях стоял, сложив руки на груди, Любин отец. Охтыжелкипалки! Что сейчас будет…

Ник сделал единственно возможное в данной ситуации — попробовал разбудить свою соседку по постели.

— Колька, перестань щипать меня за попу, — недовольно промычала Люба, не открывая глаз. Ник похолодел. Все становилось еще хуже! — Ты разве не знаешь, что принцесс положено будить поцелуем?

Он попытался донести всю серьезность ситуации до своей свежеобретенной невесты. Она не оценила. Но хоть глаза открыла.