«Если», 1996 № 01 - Кристофер Сташефф

— Я так устал от богов, — пробормотал Элрик, усаживаясь в седло.

— Интересно, — заметил Хмурник, который глядел на пустыню, — а богам когда-нибудь надоест выяснять отношения между собой? Когда это случится, у человечества будет великий праздник. Кстати, вам не приходило в голову, что мы страдаем, чего-то добиваемся, к чему-то стремимся лишь ради того, чтобы развлечь Владык Вышних Миров? Наверное, именно поэтому они создали нас несовершенными…

Печально шелестел ветер, заметая песком трупы тех, кто пошел войной на вечность и, разумеется, обрел то самое, против чего восстал.

Элрик некоторое время ехал рядом с друзьями. Его губы беззвучно шевелились.

Вдруг он пришпорил каурую и поскакал к Танелорну. Выхватил из ножен меч и погрозил равнодушному небу, потом поднял лошадь на дыбы и закричал во весь голос:

— Будьте вы прокляты! Слышите? Будьте вы прокляты!

Однако тем, кто его слышал — а среди них имелись и боги, — прекрасно было известно, что на самой деле проклят он, принц Элрик, последний правитель Светлой Империи Мелнибонэ.

Кирилл Королев

ГЕРОЙ С ТЫСЯЧЬЮ ЛИЦ

Гора мышц, в каждой рут по увесистому клинку (желательно, заколдованному), волчий оскал, у ног громоздятся поверженные чудовища и штабеля обнаженных красоток…

Перед нами основной персонаж большинства произведений а жанра «фэнтези» — иначе говоря, герой во всей своей «красе». Типичный пример — небезызвестный варвар Конан. Правде, речь не о том Конане, которого описал Р. Говард, а о главном действующем лице многочисленных «дополнений» и подражаний, принадлежащих пару таких авторов, как Л. Спрег де Камп, Лин Картер, Стив Перри.

Говардовский Конан еще худо-бедно претендует на некоторую психологичность, даже жизненностъ, тогда как его подобия будто вырезаны из одного листа картона.

Знает таких героев и научная фантастика. Антураж практически тот же, только вместо непобедимых варваров появляются «крутые» парни, вооруженные по последнему слову фантастической техники и покоряющие — что там планеты! — целые галактики.

Натыкаясь на подобные образы, кочующие из книги в книгу, поневоле задаешься вопросом: «А бывают ли иные герои?»

Своими размышлениями на эту тему делится переводчик романа, литературовед К. Королев.

Разумеется, слово «герой» (в значении «храбрец, совершающий подвиги») еще не окончательно дискредитировано. Порукой тому несомненный талант многих и многих писателей-фантастов. Достаточно вспомнить Пола Атридеса из «Дюны» Ф. Херберта или девятерых принцев из «Эмберсхих хроник» Р. Желязны. Но почему таких живых, человечных персонажей среди героев все-таки немного? Попробуем разобраться.

ЛИТЕРАТУРА как известно, выросла из мифологии. Это касается всего: сюжета, Принципов изложения и, конечно, персонажей. С мифологической (мифологии как науки) точки зрения, герой — универсальная категория, которая подразделяется на три «разновидности»: собственно герой, культурный герой и герой-творец (демиург). Впрочем, последний в своей «героической» ипостаси вполне сопоставим с культурным героем, а потому его. если позволительно так выразиться, в расчет можно не принимать.

Итак, остаются собственно герой и герой культурный. Культурным героем называется мифологический персонаж, добывающий или впервые создающий (вот параллель с демиургом) для людей различные жизненно необходимые предметы, устанавливающий правила социальной организации, обучающий ремеслам, и так далее. Наиболее известный культурный герой — Прометей, похитивший у богов небесный огонь и, по Эсхилу, даровавший людям «все искусства», в том числе и искусство мыслить.

Кстати, само слово «герой» — греческого происхождения. В греческой мифологии героями именовались сыновья и прочие потомки по мужской линии от союза божества со смертной женщиной. Обычно герои наделялись огромной силой и удивительными способностями, однако встречались среди них и «интеллектуалы» — искусный мастер Дедал, певец Орфей, прорицатель Тиресий. Вообще, греки создали единственную в своем роде мифологическую систему, в которой образ героя как универсальная категория получил столь четкое оформление.

Свою добычу культурный герой, как правило, либо находит, либо похищает. Иногда он также сражается со стихийными силами (чудовищами, демонами и пр.), которые олицетворяют первоначальный хаос, и способствует тем самым торжеству космоса, то есть установленного миропорядка. Вспомним Геракла, который одолел таких хтонических — «принадлежащих земле» — чудищ, как немейский лев, лернейская гидра, стимфалийские птицы, и даже осмелился вступить в борьбу с божеством подземного мира Аидом.

Мотив сражений с чудовищами сближает культурного героя с собственно героем. Характерная черта последнего — неуемная тяга к путешествиям и приключениям. Илья Муромец, мифологизированный герой русского былинного эпоса, едва обретя силушку, отправляется странствовать — «мир посмотреть и себя показать». Борьба с теми, кто мешает богам и людям жить своей жизнью, является основной задачей собственно героя; иными словами, тут мы снова сталкиваемся с персонифицированной идеей вечной вражды между Космосом (Порядком) и Хаосом.

Одним из главных противников собственно героя зачастую выступает Судьба. Герой или наделен даром ясновидения, или кто-то открывает ему грядущее. Как быть тому, кто знает наперед о грозящих бедах и своей неминуемой гибели? Вот тут-то и проявляется истинно героический характер: герой не становится фаталистом, не пытается избежать того, что «написано на роду», но стремится прожить жизнь так, чтобы обрести посмертную славу. Таков Сигурд из скандинавской «Эдды» (кстати, Р Вагнер в своей тетралогии «Кольцо нибелунга» усилил этот мотив едва ли не до гротеска: его Зигфрид настолько героичен в противостоянии Судьбе, что порой вызывает усмешку); таковы, если обратиться к литературным произведениям, уже упоминавшийся Поп Атридес и Скафлок из «Сломанного клинка» П. Андерсона.

СО ВРЕМЕНЕМ миф как форма творчества отмирает, хотя мифологическое сознание (не различающее общего и конкретного, начала и конца, пространства и времени) продолжает существовать. Из мифа вырастают волшебная сказка и героический эпос, который на своей ранней стадии глубоко мифологичен — в качестве примера можно привести англосаксонский эпос «Беовульф». Затем в эпос вторгается история, и на мифологический материал наслаиваются реальные события — та же Троянская война, столь красочно описанная в «Илиаде». Попутно происходит «историзация» персонажей. Мифологические герои становятся королями и князьями, хтонические чудовища и демоны — иноплеменниками, иноверцами. В сказке же образ героя как бы обезличивается: возникают условные фигуры царевичей, принцев, крестьянских сыновей, объединяющие в себе черты как собственно героя, так и героя купьтурного. Например, Иванушка-дурачок из русских народных сказок отправляется «не знаю куда», чтобы добыть «не знаю что», попадает во множество переделок, но в итоге добивается своего — когда силой, когда хитростью, а когда и при содействии чудесного помощника (того же Серого Волка).