Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья

— Коля! Я не маленькая. К восьми буду дома.

— Я тебя встречу.

Когда он говорит таким тоном, спорить с ним бесполезно. Он на каждый ее аргумент будет повторять одно: «Я тебя встречу». Упрямый и чертовски ревнивый.

— Хорошо, — со вздохом соглашается она.

— В полвосьмого возле мастерской.

— Ну, все, Егорик, я побежала.

— Куда так торопишься? Давай, чаем на дорогу угощу?

— Не могу. Меня ждут.

— Кто ждет? Твой Отелло?

— Он самый.

— Да познакомь меня уже с ним. Я твоего Николая понимаю, конечно, сам бы на его месте был бы начеку…

— Егор!

— Ну, надо же ему объяснить, что уж с моей-то стороны он может подвоха не ждать. Чтобы зря нервы не трепал.

— Тут я согласна. Пойдем, выйдешь меня проводить, заодно и с Ником познакомлю.

— Знакомьтесь, Николай, Егор.

— Рад знакомству. Давно хотел… — Егор протянул руку и осекся на половине фразы.

— И тут Штирлиц понял, что явка провалена, — после паузы хмыкнул Ник.

— И тут Беркович понял, что полгода назад был в шаге от крупных неприятностей для своего здоровья, — в тон ему ответил Егор.

— Ребята… — Люба растеряна. — А что происходит?…

— Все в порядке, солнышко! — Ник деланно бодр. — Егор, рад знакомству! — крепко жмет руку Берковичу. — Извини, торопимся страшно, в другой раз пообщаемся.

— Коля?!

— Пойдем, пойдем. Все по дороге объясню!

Егор с улыбкой смотрит вслед удаляющейся и бурно жестикулирующей парочке. Метров через двадцать они останавливаются и начинают целоваться — точнее, Он целует Ее, сломив легкое сопротивление. Завидовать чужому счастью нехорошо, но сейчас Егор все-таки немного завидует.

Она ждет его возле работы — освободилась раньше и решила заехать. Конец марта — сырого и ветреного. Вспоминает, как вот так же приезжала тогда к нему — извиняться, примерно год назад. Сколько изменилось за этот год…

— А это у нас Люба, никак? — из состояния задумчивости ее выводит женский голос.

Оборачивается. Секундное замешательство, но имя вспоминает.

— Здравствуйте, Нина Гавриловна.

— Здравствуй, касатка. Николая ждешь?

— Его.

— То-то я смотрю, Николай Глебович как на иголках, а Владимир Алексеевич ему все какие-то поручения да наставления, и все никак остановиться не может.

— Ничего страшного, — улыбается Люба. — Я подожду.

Медсестра смотрит на нее внимательно. А потом вдруг произносит неожиданное:

— Ты береги его, голубка. Такой парень — один на тысячу, уж не знаю, понимаешь ли ты свое счастье. А как любит-то тебя. Дороже такого ничего не бывает — поверь мне.

Люба помедлила с ответом. Не сказала первое, что пришло в голову — ведь Нику с этой женщиной работать. И потом — права она, если рассуждать здраво, и Люба с ней согласна. Ну, просто есть такие люди: хлебом их не корми, дай в чужие дела повмешиваться.

— Буду беречь, — Любе даже удается мило улыбнуться.

— Ну, надо же, — качает головой Нина Гавриловна. — Все есть — и краса, и голова, и сердце. Нашел Николай невесту под стать себе.

А потом улыбается — искренне от души.

— Люб, давно ждешь? — Ник слегка запыхался. — Прости, шеф задержал. А… Нина Гавриловна, вы ж вроде бы домой пошли?…

— Да вышла, смотрю — красавица твоя стоит одна, тебя дожидается, скучает. Дай, думаю, подойду, разговором развлеку. Ну, теперь все, сам свою голубку развлекай. А я домой пойду. До завтра, Николай Глебович.

— До завтра. Люба, — как только они остались одни. — Не слушай ты ее! Она женщина хорошая, но много лишнего говорит и лезет, куда не просят.

— Не слушать?

— Не слушай!

— Жаль. А мне Нина Гавриловна про тебя такие замечательные вещи говорила.

— Да?!

— Угу, — серьезно кивает Люба.

— Знаешь, а я думал… Ну, я боялся… как бы она тебя не обидела…

— Солнышко мое, — Люба берет жениха под руку, — меня не так-то просто обидеть. Пойдем?

— Ник, как ты думаешь?…

— Ммм?…

— Боль может быть возбуждающей?

— Внезапный вопрос. Откуда такой интерес?

— Мы просто на работе одну книгу обсуждали. О субкультуре БДСМ.

— Слушай, ты, вроде бы, в приличном месте работаешь? А говорите там о всякой ереси.

— Это бестселлер, между прочим!

— Да мало ли… Говорят, бумага все стерпит. Мне сегодня мама моего пациента рассказывала, что собственными глазами видела в павильоне детской литературы книжку под название «Приключения какашки».

— Ты шутишь!

— За что купил, за то и продаю. Гришина мама клялась и божилась, что видела.

— Нет, ну правда. Шут с ним, с приключениями какашки. Но вот сам факт того, что боль может возбуждать… Ты думаешь, это правда?

— Боль — это боль, как ее ты не назови. Боль — это страх, там, где страх, места нет любви, — безбожно фальшивя, пропел Ник.

— Перестань паясничать! Я серьезно!

— Да ерунда это все, Люб. Помнишь наш первый раз? И второй? Насколько я помню, тебе было больно. Очень больно. Ну и как? Это тебя возбуждало? Заводило? Мне вот показалось, что не особо.

— Ну… да. Но если не по-настоящему. Так, чуть-чуть. Знаешь, отшлепать там. Или еще что-то…

— Хочешь попробовать?

— Нууу…

Тяжелая мужская ладонь без предупреждения звонко и хлестко опускается на идеально-круглую женскую ягодицу.

— Ай! С ума сошел?! Больно же!

— Так и должно быть больно. Ну как? Ты возбуждаешься? Или еще добавить?

— Идиот! Мне больно!

— Правда?

— Правда! — отворачивает обиженно.

— Ну-ка, дай посмотрю, — переворачивает брыкающееся женское тело на живот. — Ого… Что-то я погорячился…