СССР: Бесконечная онлайн закупка - Карим Анарович Татуков

Катя, наконец, соизволила взглянуть на него. С выражением «Что ты вообще такое несешь?».

Паша, уже пообвыкший, что половину изречений местные не переваривают, мило улыбнулся. Улыбка бесплатная, имеет положительный эффект на окружающих, да и врачи говорят, полезно, мол, для здоровья.

— Вот. — Не дождавшись пояснений, Катя покопалась в сумочке, и достала пятьдесят рублей. — За билеты.

Несмотря на прекрасно функционировавшие в Союзе гендерные роли, девушка не готова наблюдать за тем, как Паша транжирит в кинотеатре свои кровные. Чувство, будто это ее к чему-то обязывает, не покидало разум.

— От девушек деньги беру только в том случае, если они засовывают купюры в мои леопардовые трусы. Придется постараться, чтобы я их взял… — Паша бесцеремонно схватил за тонкую талию спутницу, сопровождая действо похотливой улыбкой. Катя испуганно юркнула в сторону, и быстро убежала. Должно быть, сдавать верхнюю одежду в гардероб. Ну, или вызывать ментов. — Глупая, если уж ты меня смогла провести, то я тебя и подавно…

С оскалом оглянувшись на бурлящую очередь, Паша хрустнул шеей.

На этот раз никто ему не помешал нагло протиснуться сквозь толпу под негодующие высказывания, и даже выкрики. Но пока шимпанзе кричат и бьют палками о деревья, леопард жрет их детенышей.

— Мне яблочного сока, четыре эклера, четыре корзиночки, восемь трубочек, все ваши чебуреки, две картошки, два беляша, шесть безе, и вот этого, кучерявого недоразумения три штуки… — Указывая на странное пирожное с кремовыми завитушками, Паша протянул буфетчице сто рублей. Та собиралась отослать наглеца в конец очереди. Но увидев крупную купюру, замерла в нерешительности. Нежелание столкнуться с проблемным клиентом, у которого могли быть серьёзные связи, победило совесть. Спустя секунду, тучная женщина в белом фартуке, как ни в чем небывало, начала разливать сок. — Нет, не нужно. Я возьму весь графин. Просто дайте два стаканчика. Сдачи не нужно.

Забрав стеклянный графин с яблочным соком прямо из рук ошеломленной женщины, Паша подмигнул.

— Юноша, а вы, случаем, не обнаглели? — Дама в расстегнутом коричневом пальто настойчиво похлопала по массивной спине.

Ощущение будто стучишься в огромные двустворчатые врата, не покидало ее. Ножки, обтянутые нейлоновыми чулками, слегка подрагивали. Но проигнорировать подобную грубость Валерия Вячеславовна — артистка местного театра и кино, не могла.

— Ну, я же не поселился в вашей квартире, не езжу на горбу, не забираю все заработанные деньги, не ною о незначительных проблемах, не манипулирую виной, и сексом, не устраиваю скандалов на пустом месте, не настраиваю против детей. — Обернувшись, Паша вплотную склонился к строгому лицу тридцатилетней женщины. Женщины очень красивой, но немного пожеванной временем… — Так какой же из меня наглец, дорогуша? Обнаглевшими впору называть жен, а я — хулиган, максимум.

Объяснившись с особой вкрадчивым тоном, Паша вернулся к буфетчице. Та, радостная, уже успела сложить пирожные в большой бумажный пакет, разделенный картонками на сектора. А вот чебуреки и беляши не удостоились особого отношения. Их свалили в кучу внутри целлофановой тары.

Забрав вкусности, и с графином наперевес, Паша вприпрыжку отправился на поиски Кати. Та совсем недавно успела вернуться из гардероба. Но как только поняла, что Порей прорвался без очереди, поспешила скрыться за ближайшим углом.

«Я на кассе сделала все что могла, дальше разбирайтесь сами…».

Девушка не могла все время бороться с парнем, так что просто решила смыться, оставив головную боль на граждан.

— Да вы!.. Вы!.. Хулиган!! — Валерии за спиной не пришло ничего другого в голову, настолько она была возмущена. — Подлец! Негодяй!

— Совсем воспитания нет у молодежи!

— И не совестно такое женщине говорить?

— Родителям твоим стыд и позор!

В поддержку люди из очереди тоже начали кричать оскорбления. На очередном Паша резко обернулся, смерив затихшую толпу мрачным взглядом.

— Языки в жопы позасовывали. — От резких слов, брошенных в толпу, вокруг словно все вымерло. Никто не мог произнести и слова, лишь Павел сохранил это право: — Я, может, и не самый хороший человек. Но и вы не ведите себя так, будто намерены отстаивать справедливость. Скоро страна развалится, и вы ничего не сделаете ни с воровством, ни с рэкетом, ни с убийствами. Забьетесь в теплый уголок и будете пережидать, в узком кругу обсуждая, какие там все плохие. А вы — нет, не такие. Вы можете высказать мне, просто потому, что не осознаете опасности. Но будь здесь чувак с пистолетом, хрен бы кто что сказал. Если среди вас был бы кто-то настоящий, не фальшивый, он бы уже наебнул меня во имя всеобщего блага, а не сотрясал языком воздух. Я бы проявил к нему уважение, несмотря на наивность взглядов на этот паршивый мир. Но вы… нет, вы этого не стоите. Либо что-то делайте, либо закройте, нахрен, рты.

Спустя десять секунд так и не дождавшись кого-нибудь, кто выйдет сражаться за свою идеологию, Паша продолжил путь. Однако сделав всего несколько шагов, он напрягся всем телом. Прошедший рядом мужчина невысокого роста, в шляпе, и черной одежде, источал что-то необъяснимое… чрезвычайно опасное… Даже волосы на руках встали дыбом.

«Не может быть…».

Взгляд зацепился за шрам. Вертикальный шрам по центру лба, как у криминального авторитета из прачечной.

Глава 75

Блеск за кинотеатром

— Ну и как фильм? — В волне возмущенных обсуждений, посвященных, как ни странно, не Павлу, а картине, Катя разорвала напряженную тишину.

Все время, от начала просмотра, и до самого конца, доселе беспокойный парень не сказал ни слова. Он даже не приставал, отчего Димченко нервничала еще больше.

«Неужели он так из-за Маленькой Веры?».

В картине показали много всего… интимного: сцены переодевания девушки перед зеркалом, обнаженные груди, секс… Ошеломляюще, однако основная суть сводилась далеко не к этому.

Фильм рассказывал о гиперконтроле родителей над девушкой, которая после окончания школы, сорвалась: Закурила, пила, посещала дискотеки, влюбилась в случайного парня, отказавшись от возможности обеспеченной жизни с моряком.

Разочаровалась в брате, которого боялась и уважала. Разочаровалась в родителях, жизнь которых отчаянно не желала повторять. Разочаровалась в собственном будущем, где пределом мечтаний была профессия телефонистки.

Вера нашла любовь, но и тут не обрела счастья. Родители были категорически против кандидатуры молодого человека, интересы которого не разделял ни отец, ни мать. В конце поножовщина, ругань, слезы, и сердечный приступ отца.

В каждой сцене Катя видела себя саму, пусть и в иных красках.

Родители не пили, и не были бедны, но тотально контролировали